Долгие северные ночи - Страница 12

Так что она старательно делала вид, что любуется дорогой. Ей даже толком притворяться не пришлось. В начале декабря погода не баловала снегом, а та невразумительная каша, что все-таки шлепалась с неба, у вечно теплого шоссе быстро таяла, смешиваясь с сероватыми комками реагентов. Зато дальше, за обочиной, в полях и лесах, успела сформироваться тонкая снежно-ледяная корка. При пасмурной погоде и этот сомнительный панцирь не радовал, но солнце наполняло его внутренним сиянием, осыпало радужными бликами, и казалось, что там, среди черных веток и пожухшей травы, кто-то раскидал новогодние украшения. Да, старые, поблекшие, не способные тягаться с только-только выпущенной заводом мишурой. Зато наполненные памятью, сглаженные прикосновениями многих поколений, и это порой важнее всего.

– У тебя дома есть елка? – тихо спросила Таиса.

– Это не нужно. Личной радости мне такое не приносит, а для соблюдения социальных традиций достаточно елки в доме Форсовых.

– Я так и подумала. Смотри, указатель…

Таиса опасалась, что пробраться в окруженную сосновым бором лечебницу будет не так просто. Но то ли частное учреждение очень отличалось от государственного, то ли им просто повезло… В любом случае, узкую дорогу через старинные деревья поддерживали в безупречном состоянии, а каждые пятьсот метров на пути попадались указатели, не позволявшие заблудиться.

Территорию лечебницы, вполне скромную, ограждал забор. Обошлось без колючей проволоки, и это к лучшему, безопасность доверили камерам наблюдения, расположенным на каждом столбе. Въезд преграждал шлагбаум, рядом в маленьком домике дежурили охранники, но они не проявили никакого желания покидать уютное укрытие, пропустили и все. Удивления Таиса не почувствовала – Матвей всегда был внимателен к деталям, наверняка он сообщил номер своего автомобиля заранее.

Казалось, что зима просто спряталась за городом, ожидая, когда же о ней вспомнят и даже начнут скучать. Здесь снега было куда больше, он уютно дремал на пушистых сосновых ветвях, ставших для него идеальными люльками, цеплялся наледью к янтарным стволам и постепенно наращивал шубу у выпирающих из мерзлой земли корней. Воздух тут был пронзительно-свежий, пропитанный хвойным ароматом, и Таиса подозревала: час-другой в этом месте – и у жителя мегаполиса голова закружится от непривычной чистоты. Но вряд ли они останутся тут так долго… Вряд ли во всем этом вообще есть смысл.

– Я так понимаю, в эту клинику Ольга и хотела его определить, когда они разводились? – уточнила Таиса.

– Да. Но его мать настаивала, что дома ему будет лучше.

– Вряд ли… Здесь хорошо!

– Это не имеет значения. Без ее согласия Ольга не сумела бы его сюда устроить, даже если бы оставалась женой. Но после развода она никак не могла повлиять на его жизнь.

– Ты ее как будто обвиняешь…

– Нисколько. Я просто не считаю нужным оценивать ее действия, которые не имеют к случившемуся никакого отношения.

– Не знаю… Он ведь в итоге все равно оказался здесь.

Таиса ожидала, что вот-вот появится какой-нибудь врач, который начнет отчитывать их за давление на пациента или доказывать, что никаких профайлеров не существует, все это шарлатаны пред светлым ликом психиатров… Очень киношно бы получилось! Но местный персонал, видимо, фильмы на эту тему не смотрел. Врачи не стали отвлекаться ради такого от работы, в качестве сопровождающего им прислали сонного санитара, который не скрывал, что ему совершенно неинтересна причина их визита. Ему сказали открыть двери – и он откроет двери, а на большее рассчитывать не стоит.

Таиса обратила внимание на то, что погожий день тут использовали вовсю, многие пациенты прогуливались по ухоженным аллеям. Но искать среди них Григория Мальцева не имело смысла – при всех послаблениях, он все равно оставался под следствием. Поэтому ему было запрещено покидать одиночную палату.

Места тут было маловато, однако не похоже, что это угнетало Мальцева. Когда пришли гости, он сидел у окна, но вряд ли его привлекал искристый пейзаж. Он не смотрел в ту сторону, он просто направил туда взгляд. Точно так же он мог бы пялиться на стену, вряд ли это изменило бы что-то принципиально.

Таиса успела рассмотреть его старые фотографии, сделанные до аварии. Они безо всяких слов объясняли, почему романтичная богатая наследница решила взбунтоваться именно в его компании. Григорий был высоким, плечистым, с такой внешностью, что он наверняка стал бы актером или моделью, если бы это его хоть сколько-то интересовало. И при таких природных данных бонусом байкерский стиль, чего еще могла желать блондинка, едва справившая совершеннолетие?

Теперь же у окна сидел совершенно другой человек. Старше. Тоньше. Слабее. После аварии врачи боялись, что Григорий на всю жизнь останется парализованным, но обошлось, и все равно он двигался с трудом. Некоторые при таких травмах неизбежно набирают вес, а у него получилось наоборот: он стал болезненно тощим, и, судя по состоянию волос, уже получил полный комплекс проблем, которые приносит с собой измождение. Это сказалось и на лице, но худоба все равно отходила на второй план, в первую очередь внимание на себя обращали шрамы. Через лоб, щеку, левый глаз… Страшнее всего, конечно, было смотреть на заметный прогиб на голове, тот, где удалили часть черепа и мозга. В отчете об аварии было сказано, что от удара об отбойник шлем мотоциклиста попросту раскололся. Однако защита все равно сработала: если бы Григорий был без шлема, его голову собирали бы по кусочкам на расстоянии ста метров.

Таиса не хотела даже представлять, что чувствовала Ольга, наблюдая за руинами в прошлом любимого человека. Очень легко утверждать, что любовь побеждает все – на словах и со стороны. Да и в первые моменты после аварии семье Григория наверняка казалось: главное, чтобы выжил, остальное не важно! А потом случилась жизнь и показала, что очень даже важно. И что не бывает идеальных решений, от которых всем будет хорошо. Иногда приходится выбирать между двумя очень плохими и бесконечно тяжелыми вариантами…

Пока она размышляла об этом, Матвей придвинул ближе к окну второй стул, устроился напротив Мальцева. Он будто и не замечал чудовищное состояние их собеседника, он просто выполнял свою работу. Первым делом он включил яркий фонарик на смартфоне и направил в лицо Мальцеву. Тот поморщился, попытался отвернуться, но Матвей ему не позволил, удержал голову за подбородок.

Таиса от такого подхода растерялась, однако лишь на секунду. Потом она сообразила: Матвей проверяет ожоги. Они ведь действительно были – на лице, на руках… Скоро заживут, но эксперты наверняка сфотографировали все, что нужно, и прокурор это использует.

Покончив с осмотром, Матвей спросил:

– Ты знаешь, кто ты?

– Гриша, – буркнул пациент, глядя на профайлера исподлобья. – Мальцев.

– Сколько тебе лет?

Тут уже Григорий задумался, нахмурился, он пытался вспомнить, но не мог. Вместо того, чтобы признать это, он оскорбился:

– А ты кто?

– Как зовут твою маму? – продолжил Матвей, проигнорировав вопрос.

– Лена…

– Как зовут твою жену?

– Оля! Это что вообще?

– Где ты работаешь?

Матвей вел допрос безэмоционально, как машина. Он не проявлял ни сочувствия к пациенту, ни враждебности. Чувствовалось, что это сбивает Григория с толку: он тут привык к другому отношению. Таиса не вмешивалась, она понимала, почему ее спутник предпочел именно такую стратегию, и делала выводы вместе с ним.

Первое и главное – Мальцева нельзя признать полностью беспомощным. Да, он пострадал, он уступает себе прежнему. Но и физически, и ментально он способен многое делать самостоятельно. При этом жить в одиночестве ему нельзя сразу по многим причинам. Его мать нет смысла упрекать за то, что она отпустила его на прогулку, он был способен вернуться.

Второе – у него действительно беда с планированием, в этом отношении Ольга была права. Григорий по большей части ограничивался простыми сиюминутными желаниями вроде «хочу поесть и хочу поспать». Но чтобы он добрался до шатра, да еще так, чтобы этого никто не заметил… Допустимо, хотя и не слишком вероятно.