Долгая дорога к дому - Страница 4
Я бросился на землю, зажимая руками голову. Мне хотелось вернуться… проснуться от этого кошмарного сна…
Холодная земля — хорошее средство от паники. Я приподнялся, глядя на кошмарное светило. Впрочем, оно не было кошмарным — только раза в два больше земного солнца и тени от него падали какие-то размытые. Оно было того же цвета и так же грело. Я невольно поднялся во весь рост, всем телом впитывая его живительные лучи и стараясь не думать о радиации, вирусах, бактериях и более крупных тварях, которые могли ждать нас здесь.
4.
До холмов было километра три — примерно, поскольку мы шли до них около часа. Это был самый длинный час в моей жизни — мы шли, то и дело оглядываясь, не зная, что встретится нам в следующую минуту. Однажды мы спугнули зверя — он походил на леопарда и явно был хищным, но мы не успели его рассмотреть. Вообще-то мы были вооружены — если наспех обломанные большие ветки можно назвать оружием. С ними мы чувствовали себя гораздо увереннее, чем с голыми руками, но мы замерзли, проголодались и уже начали хромать — наши босые ноги не привыкли к таким переходам и приходилось хорошенько думать, куда ступать.
До нас постепенно начало доходить, что любая мало-мальски серьезная рана на подошве здесь почти наверняка равносильна смерти — если не от заражения крови, то просто от голода. Кстати, мы не видели здесь ничего и никого, что было бы пригодно в пищу. Впрочем, пока я не думал об этом — огромный неведомый мир лежал у наших ног. Облако пара на вид не стало ближе — до него было километров двадцать или больше, и мы понимали, что сможем добраться до него только завтра — если оно для нас наступит. Дымка и расстояние не давали рассмотреть детали, но пар поднимался скорее над озером или расщелиной, чем над трубой или жерлом вулкана. Мне показалось, что у основания белой тучи темнеет правильной формы холм — нечто вроде пирамиды со срезанным верхом, но она была крошечной — просто неясный силуэт на фоне горизонта. Но все же… это были первые признаки разума. Больше мы не видели ничего похожего. На востоке, рядом с пирамидой, блестела вода — озеро или река, не разобрать. Поросшие кустарником холмы, на которых мы стояли, тянулись с юга на север. Там, очень далеко, призрачными силуэтами высились горы. А к западу — бесконечная, открытая, навевающая тоску равнина. Оттуда ползли облака, то и дело закрывая солнце, ветер шумел вокруг нас и мы чувствовали себя бесконечно одинокими.
— Как ты думаешь, какие они? — спросил Петр. Он уже не сомневался, что встретит там… ну, если не людей, то существ разумных и доброжелательных.
— Я не знаю. Тут всё такое… странное. Особенно небо. Похоже, там всё искусственное и не имеет никакого отношения к астрономии.
Я сам испугался своих слов. Для цивилизации, способной создать искусственное солнце, у меня просто не было подходящих понятий. Но я очень сомневался, что они окажутся похожими на нас.
— Нам надо идти туда, — сказал Петр, — пока мы ещё не ослабели от голода. Ведь мы даже не знаем, что здесь съедобно, а что — нет. Нам не обязательно сразу показываться им. Сначала мы посмотрим… а потом решим.
Это было наивной отговоркой, но что нам ещё оставалось? Я кивнул.
5.
Пирамида без верхушки оказалась обложенной громадными бетонными плитами — несомненно, искусственным сооружением высотой метров в сто. Она возвышалась над дальним берегом озера, над ним стлался тучами поднимавшийся вверх пар. Вода в нём была нестерпимо горячей — мы убедились в этом, когда душащая туча пара обволокла нас. Здесь не росла даже трава — лишь осклизлая рыжая глина хлюпала под ногами. Спуститься к воде мы не могли, хотя нам очень хотелось пить — берег озера обрывался бетонной стеной высотой метров в двадцать. Такая же стена составляла другой берег, а над ней ещё возвышалась насыпь, похожая на гигантский крепостной вал. С северной стороны в озеро впадал канал. С южной все исчезало в сплошных тучах пара и оттуда доносился глухой мощный рёв, похожий на рёв водопада.
— Это похоже на крепость, — сказал Петр. — Нам надо отыскать мост… или ворота… если они есть.
— Да. Второй такой ночи мы не выдержим.
Нет нужды говорить о трудностях этого похода — сейчас был уже полдень нашего второго дня в этом мире. Это путешествие далось нам нелегко и мы смертельно устали — не столько от усилий, сколько от голода. Я понимал, что нам, если мы хотим жить, скоро придется рыть землю в поисках корневищ и личинок, но пока я оголодал всё же не до такой степени. Было чудом, что мы вообще сюда добрались. Ещё вчерашним утром нам пришлось отбиваться от стаи тварей, похожих на динозавриков — у них были маленькие зубастые головы и руки, как у кенгуру. Мы лупили их своими палками, пока они не разбежались. Мы не смогли убить ни одной, — зато каждый из нас получил по нескольку небольших ран. Они почти не кровоточили, зато воспалились и ужасно болели. Пару раз мы видели других зверей, но они были столь большими и массивными, что мы предпочли обойти их подальше.
Но хуже всего была ночь. Едва стемнело, как вся равнина, казалось, заполнилась зверями — в ярком, как уличное освещение, свете огромной луны над ней висели звуки, которые, наверное, оглашают ночью африканский вельд. Мы не видели этих зверей. Всю ночь мы просидели, забившись в крону развесистого дерева, прижавшись друг к другу — страх, а главное, холод не оставили места для условностей. Кажется странным, что в такой ситуации вообще можно заснуть — но мы заснули и спали крепко, не боясь свалиться вниз. Сплетение веток было достаточно густым. Утренний холод стал настоящей пыткой, но то, что мы встретили, отправившись в путь поутру, оказалось ещё хуже — следы войны. Окопы, заросшие воронки, размытые дождями пепелища, кости — целые груды их, подозрительно похожих на человеческие — мы очень внимательно смотрели под ноги, опасаясь ещё и мин. Я понял, что всё время здесь мы не выпускали друг друга из виду, даже на секунду — одиночество было для нас хуже смерти. Но были ли мы друзьями? Если проведешь ночь, уткнувшись лицом в плечо кого-либо, поневоле будешь считать его другом. Петр, наверное, думал так же, и мы начали самым глупым образом стесняться друг друга… так, что нам, наконец, стало смешно.
— Ладно, хватит, — сказал Петр, когда мы устали смеяться. — Если что-то греет воду, кто-то должен следить за этой… за этим… короче, нам надо обойти это озеро и подойти поближе к… к пирамиде.
Но сказать было куда легче, чем сделать. Это путешествие стало для нас настоящим кошмаром. Сперва мы пошли прочь от жаркой, душащей тучи пара, вдоль канала, и скоро добрались до реки. От канала её отделяла впечатляюще высокая и массивная бетонная стена с острым, словно нож, гребнем, осклизлая от сырости и древняя даже на вид. Острое зеленовато-серое ребро и по обе стороны от него — вода, с одной стороны — горячая, с другой — холодная. Мы повернули назад.
Не знаю, смогу ли я описать всё наше путешествие. Мы шли к невидимому водопаду и его шум становился всё громче. Потом нас накрыла влажная, жаркая туча пара. Мы мгновенно покрылись потом, даже не заметив этого — мы и так в один миг промокли до костей. Пар душил нас, словно наши рты набили мокрой ватой. Мы хотели выйти из тучи, но в сером полумраке земля под ногами была видна всего на несколько шагов. Она была неровная и скользкая, мы постоянно спотыкались, поскальзывались и поднимались вновь. Рыжая глина ручьями стекала с наших тел и скоро мы сами стали мокрыми и рыжими — словно две не успевших просохнуть глиняных куклы, отправившихся на прогулку. Однажды мы заскользили по голому склону вниз, прямо в горячий, ревущий полумрак. Я уже приготовился к ванне из кипятка, когда врезался в бетон — в верх ограждающей стены. Взобраться наверх по скользкому, как мыло, склону было невозможно и мы пошли вдоль него. Теперь мы не могли заблудиться, но шли мы не в ту сторону — в конце концов мы увидели в разрывах паровых туч водопад, где вода рушилась одновременно в обе стороны — и в озеро, и в канал, судя по идущему от неё жару, нагретая почти до кипения. Мы вновь повернули назад, задыхаясь от жары, хватая воздух ртами как рыбы и истекая потом, но воды нам больше не хотелось — мы буквально дышали ей.