Долг Короля (СИ) - Страница 127

— Поверить не могу! Вас даже розгами били?! Выходит, вы в полной мере прочувствовали, какова жизнь простого народа!

— Не в полной. (Смеется.) Невозможно за три месяца узнать все. Я только посмотрел и немногое попробовал. Тяжелой работы ребенку знатного рода никто не доверит, так что основными моими занятиями были выпас скота и маслобойня. Я делаю отличное масло и знаю о нем все! Жизнь в деревне многому меня научила, поэтому я понимаю народ. Мой отец всегда твердил, что хороший правитель в первую очередь думает о нуждах крестьянства, затем — о нуждах ремесленников и в последнюю очередь — о себе. Если правитель будет поступать так, то крестьяне и ремесленники будут думать о правителе. Моя задача — поддерживать эффективное управление, чтобы люди не жаловались. Конечно, всегда есть недовольные, это нормально. Но подавляющее большинство поддерживает меня и дает самый большой стимул продолжать в том же темпе. Когда я вижу результат своих трудов, то заряжаюсь энергией. Это, кстати, ответ на ваш вопрос.

— Вы сказали, что источника энергии два. В чем второй источник?

— В Рин.

— Рин Кисеки — сложная персона, а ваши отношения похожи на любовную авантюру. Трудно представить, что вы настроены серьезно.

(Герцог улыбается, но улыбка не из приятных. В глазах — сталь и лед. Кажется, я хожу по острию ножа.)

— Рин — не авантюра.

— Вы знаете ее сложный статус и тяжелое прошлое. Что вы испытывали, когда она открылась вам?

— Шок и счастье. Понимаете, для меня с пятнадцати лет нет и не было задачи важнее, чем добиться расположения этой женщины. Я совершенно серьезен и рассчитываю, что она станет моей женой. Я хочу сделать ее счастливой, я хочу, чтобы она улыбалась. И делаю для этого все возможное.

— Почему для вас это так важно? Я прошу прощения, если это прозвучит грубо, но с вашими данными можно добиться расположения любой женщины в мире. Почему вы беретесь за практически провальную миссию? Почему вам так важно завоевать ту, которая даже не хочет быть завоеванной?

Молчит. Долго смотрит в сторону. Он напряжен, это чувствуется.

— Вы не знаете ответа?

— Вы откровенны на грани фола. Не то чтобы я не знал ответа. Скорее, я боюсь его говорить. Вы влюблялись когда-нибудь?

— Да. Уверен, я пойму ваши чувства.

— Вы встретили женщину, в которой вам понравилась походка, взгляд, цвет волос, запах, голос. Понравилось, что она говорит. Она очаровала вас, да? Вы влюбились и решили, что нужно сделать эту женщину своей. Так?

— Пожалуй, что так.

— Но у меня с Рин ничего такого не было. Думаю, что в тот миг, когда я впервые увидел ее, между нами установилась некая связь. Судьбоносная. Я увидел ее, в голове что-то щелкнуло. «Ах! Это она!» Вам знакомо это чувство, когда смотришь на кого-то и понимаешь, что это судьба протягивает к тебе руку, и отказать в рукопожатии ты не можешь, это не в твоей власти?

— Любовь с первого взгляда?

— Даже не так… Знаете, я не мистик, но думаю, эта любовь была предопределена, когда мы с Рин, возможно, еще даже не родились на свет. Было какое-то… Чувство нереальности происходящего. Ведь у меня не было возможности поговорить с ней при первой встрече. Но с того самого момента я четко понимал, в чем мое предназначение. Я уверен, что должен ей счастье. Я задолжал ей. Как такое возможно — не объяснить словами, я просто так чувствую.

— Встреча с Рин многое изменила в вашей жизни. Какие трудности вы испытываете?

— Она не просто изменила, она перевернула мою жизнь с ног на голову. Мне пришлось отказаться от всего, что было привычно. Я уже давно не выезжал на простую прогулку верхом, не сидел в библиотеке с книгой, не играл на гитаре…

— Вы играете на гитаре?

— Да, в студенчестве научился. (Смеется.) Хотел покорять этим девушек.

— С вашей внешностью и статусом вам нужно было кого-то покорять? Я полагал, девушки вам проходу не давали.

— Это сейчас мне проходу не дают. А в то время я был очень смазлив, напоминал девушку. Сейчас ситуация как-то выровнялась, хотя борода как не росла, так и не растет. А тогда… (Качает головой.) Я даже волосы остриг коротко, ершик в полпальца торчал, но это не помогло. Меня все равно дразнили за девчоночью внешность. Характер у меня был отвратительный, популярности это не добавляло. Сейчас я лучше.

— Что сделало вас лучше?

— Любовь к Рин. Очевидно же, нет? (Улыбается.)

— Вы изменились ради нее. Как считаете, в чем изменилась она ради вас? Изменилась ли?

— Не знаю, честно говорю. Я ничего не знал о характере Рин до встречи со мной. Она хорошая, очень добрая. Но временами может быть пугающей. У нее странная система ценностей, которую я никак не могу понять.

— Какие трудности испытываете с ней?

— Нам трудно общаться. Я все время забываю, что она уже не девочка, у нее огромный опыт за плечами. Выглядит юной, а в глазах… (Взмахивает руками неопределенно, ищет слова.) Как будто сто жизней прожито. Она очень сильная женщина, я никак не могу привыкнуть, что любое дело ей по плечу. И я страшно ревную. Мне стыдно в этом признаваться, но я ревнивец. Когда она уделяет внимание не мне, а Фрису, я готов взорваться… Стараюсь держать себя в руках, но это работает недолго.

— Чувствуете угрозу с его стороны?

— Угроза или нет, но меня раздражает, что он превосходит меня во всех качествах, которые волнуют Рин. Даже внешность. Вы видели Фриса?

— Нет. Интервью с ним еще предстоит сделать. Но мне казалось, вы совершенно разные и сравнивать будет неправильно. Разве Рин вообще оценивает его с этой стороны?

— Я заинтересованное лицо. Мне кажется, что да. Но я могу ошибаться. Понимаете, Рин во многом для меня как закрытая книга. У нее свои страхи, секреты, которые она не доверяет никому. Я стараюсь внимательно относиться ко всему, что она делает, чтобы научиться… как же это? Читать ее. И иногда я прочитываю, что Фрис для нее — не просто друг и наставник. Я вижу, что между ними что-то есть. Будь я меньше влюблен, будь я не так сильно в ней заинтересован, ничего бы такого не увидел и не понял. Вы же знаете, мужчины вообще подобные вещи не видят, пока носом не ткнешь, и только очень сильные эмоции способны пробудить в нас такую тонкость чувств.

— Вы понимаете, что Рин — не обычная девушка. Одна проживет семь ваших жизней. Вы состаритесь, а она не изменится вовсе. Думали о том, каково это?

— Стараюсь не думать. Стараюсь жить сегодняшним днем. Завтрашнего может не быть вовсе. Мы можем не дожить до старости.

— Если Рин вдруг исчезнет из вашей жизни, сможете ли вы продолжать без нее?

— Я не хочу об этом думать. Мне кажется, что нет. Впереди лежит некий черный рубеж. Я не представляю, что за ним. Дядя верно говорит, что черный — это цвет тайны. Тайны, а не смерти. Смерть-то, если так подумать, тоже тайна.

— Говоря о тайнах… Как думаете, Рин когда-нибудь сможет оставить службу и принять жизнь, лишенную заговоров, опасностей и тайн?

— Да. Она уже очень устала и хочет отдохнуть. Ее ведет вперед долг. Но этот покой не продлится долго. Рин — рабочая лошадка. Она не сможет сидеть на месте.

— А вы сможете?

— А я тем более не смогу. Я пахарь. Я привык работать с утра до ночи. Работа держит мой разум, не позволяя сойти с ума от всех трудностей, которые валятся на голову. Я говорил вам, что сидел бы на пляже Эль-Дорнос весь день, да? Так вот это только при условии, что я смог бы работать оттуда.

— Политика или финансы?

— Для меня здесь одно без другого не работает. Я же не клерк. Политика тесно связана с миром денег. Вы думаете, что политики правят народом, да? Это не так. Миром правят люди, которые оперируют деньгами. Люди, которые держат крупные мануфактуры, заводы, торговые гильдии, корпорации. Они крутят деньгами, как крупье в казино крутит картами. Канберийские денсели по мановению наших перьев превращаются в соринтийские ремы. На них мы покупаем левадийские ремы, а затем открываем банки в Альтресии и снабжаем короля, выкупая у него государственные облигации, обеспеченные более дорогим демином. Мы становимся держателями контрольных пакетов, владельцами земель, мы определяем, какими будут отношения между странами. Это миллиардные сделки скрепляют мир на земле, а не призывные лозунги политиков. Они приходят к нам, финансовым магнатам, с протянутой рукой и просят денег на очередные безумства. А знаете, по какой причине мы их даем? Это ставки на петушиные бои. Мы готовы сжечь в печи десяток-другой миллиардов, если это позволит нам встряхнуть рынок. Любой кризис — это новые возможности.