Долг - Страница 9
Непоседа, вздрогнув, села.
Варя с сыном переглянулись: кого принесло?
— За Мурлыкой, поди, — прошептал мальчик. Хвать рысуху на руки и прижимать к груди — не отдам.
"Да не дави ты!" — зашипела на него рысь. Вырвалась и на стол прыгнула, на двери входные косясь — хозяином пахнет. Хорошо, что сам пришел. Как раз к завтраку. Поспело у Варвары — запах идет, хоть его ешь.
Женщина дверь открыла и замерла. Федор на нее смотрит, слова ищет, Варя на него — с испугом справляясь.
— Привет, что ли? — буркнул, наконец, мужчина, в комнату протиснулся. — Тут это…
И увидел Непоседу. Та на столе сидела, жмурилась под рукой Василия, что гладил ее, чуть собой загораживая. А глазенки у мальца огромные — винтарь узрел, дурное почуял.
Мужчине неловко стало, затоптался, куда деться не зная. Надумал уже, Михеичу благодаря, вагон и маленькую тележку всякой ерунды.
Варя оправилась от испуга, бросила:
— Чего встал-то в дверях? Проходи, коль пришел.
— Да я… за ней, — на Непоседу рукой махнул.
— С оружием? — прищурилась. — Ох и смелы вы, мужики, на котенка с винтарями-то идти.
— Да… мне сказали. Переполошила она всех… вас вот… порвать могла…
— Еще чего?
— Она не злая, она хорошая. Если вам не нужна, нам оставьте, дядя Федя. Не трогайте ее, она же маленькая, глупенькая.
Такая я, такая, — замурлыкала рысь, щурясь от удовольствия. Глаза сквозь щелочки на взрослых поглядывают, примечают сумятицу. Ай, неспроста, ай, есть что-то. Не иначе Варя-то по нраву Феде. Ага, ага.
— Да я… ничего, — замялся, не зная, куда ружье девать и самому деться. — Давай ее да пойду. Извините, ежели чего.
Варя его взглядом смерила, губы поджала: помятый, небритый, перегаром несет. Как от такого кошке не сбежать?
— Оставь ее у нас. Хочешь, заплачу.
— Чего это? — глаза распахнул: чего удумала?
— А то. На себя глянь — ужас. Какой там кошке — тараканы сбегут.
— Обидеть хочешь? А тебе какое дело? Что тебе до меня?!…
— Полай еще! Ты чего сюда пришел?
— Я за ней! — на кошку махнул рукой. Та развалилась на столе, мурчит, хитро на парочку поглядывая, и будто ухмыляется. Вася приметил ее взгляд и почуял что-то, притих, ее обнимая. Интересно стало — что к чему.
— Ну вот и иди! А рысь не отдам! Сам доходный и она у тебя такая. Оба дикие!
— Ты чего, Варвара, белены что ли объелась? Чего это ты меня оскорблять вздумала?! Моя рысь! Моя жизнь!
— Ай, жизнь нашел — ковылем у дороги расти, — отмахнулась.
Федора перевернуло:
— Много ты знаешь! — вылетел из избы, дверью хлопнув. Постоял на морозе, охладился и опять в дом. — Непоседу отдай и расходимся.
— Так не сходились еще, — рассмеялась Варя, на стол кашу ставя. У Федора в животе заурчало — давно каши пшенной, наваристой не ел. Сам варил, да не то получалось — комья да безвкусица. А тут что запах, что вид — язык откусить можно.
Женщина глянула на него, взгляд голодный приметила и за куртку дернула:
— Хватит ругаться. Снимай куртку, за стол садись. Поедим, поговорим.
"Угу, угу, прааально решииила", — одобрительно прищурилась Непоседа.
Федор постоял в нерешительности и послушался — переманил дух пшенный, подломил гордыню.
— Ты чего на столе-то? Наглеешь, — бросил рыси. Та зевнула: "еще чего скажешь?" Но чуть подобралась, место тарелкам с кашей освобождая.
Федор на свою порцию посмотрел, на хозяйку зыркнул, на мальчонку и давай уплетать, только за ушами запищало.
Варя вздохнула, почувствовав уже не раздражение — жалость.
Вася на рысь поглядывал, на мать да на дядьку и пытался что-то понять.
— Чего ж ты не женишься? — спросила мужчину неожиданно для себя. Федор поперхнулся, с испугом на нее зыркнув. Прикрыл рот, откашлялся, за это время и ответ придумал:
— А сама чего?
— Нажилась с одним, еле ушла.
— Вот и я. Только от меня ушли, — и опять за кашу. Вкусно, сил нет. Прямо как тетка готовила. Та мастерица была, что ни возьмешь, хоть супец, хоть выпечку — слов нет, до того добро сготовлено.
— Всухомятку, поди, привык? И кошку тем же мучаешь?
Непоседа потянулась к манящей каше, но, почуяв неодобрительный взгляд Феди, гордо отвернулась.
— Ну, чего?… Нет.
Вася осторожно кошке свою тарелку подвинул, но мать, понятно, заметила и молча обратно к сыну отодвинула. На блюдце пару ложек пшенки положила и перед мордочкой рыси поставила
"Благодарствую" — мурлыкнула та.
— Чудная она у тебя, — протянула Варя. — Будто человек, а не животное. Непростая кошка.
"Непростая", — поддакнула Непоседа, облизнувшись и Варю взглядом одарив.
— Рысенок, — по своему понял Федя. Подобрал остатки каши хлебом, отодвинул пустую тарелку. — Спасибо.
— Еще?
— Да нет, сыт.
И вроде иди, а не хочется. Тепло, уютно, сытно, спокойно. Так бы и остался совсем.
— Ну, пойдем мы.
Сгреб рысь со стола. Та повисла на руке, облизываясь и хитро на Васю поглядывая, и ни дать, ни взять — смеется.
Ушли и загрустили Михайловы. Варя по тарелке кашу гонять давай, Вася сопеть да вздыхать. Кулаком щеку подпер, на мать посмотрел:
— Хорошая кошка, умная.
— Не наша, — отрезала женщина.
Парнишка подумал и слез с табурета, в комнату свою пошел, буркнув:
— Спасибо, ма. Я почитаю, пойду.
— Иди.
— Странная ты, это верно подметили. Не сидится же тебе, — бурчал Федор, домой двигаясь. — Чего тебя к Варваре занесло? Чего людей переполошила? Вся деревня на ушах… А Вася на Варюху похож, заметила? Варюха малой такой же была, рыжеватая и с конопушками. Смешливая, верткая, а на язык как была остра, так и осталась. Хорошая девчонка была. Ну, может и сейчас… Хотя, чего "может"? — щетину потер на подбородке. — Приперся как бабай небритый. Правильно наехала.
Рысь смеялась, язычок высунув.
Нашлась Феде невеста, теперь сладится и заживут.
Домовой против. Заворчал, затопал ногами:
— На кой нам энта голь перекатная?! Чего удумала, лихоманка?!
— Ай, молкни!
— Не дам!…
— Кто спросил-то? Молкни, говорю, чудище лохматое! Толку от тебя, лошарика, на пшик, а ору на всю деревню. Сиди, молчи, коль безрукий да безголовый.
— А ты кто така мене здеся свои законы устанавливать?! Нам с Федей вдвоем не жмет! Нам други не надобны!
— Сам бирюк, так живи один бирюком, в баню вона съезжай и там верещи. А человеку не дело одному жить, неправильно это.
— Чтоб ты понимала, чума лесная!!
— Да ну тебя, — отмахнулась. И только Федор со двора — она за ним. Но не в лес — к мальчонке, Васе. Через него свести взрослых легко будет.
И скачками по сугробам да заборам, дворами да неприметными тропками. На голоса — звенят голоски детские за деревней. На дерево влезла — с него хорошо все видно. Птицы испугались, верещать начали — шикнула — смолкли.
На ветке устроилась, примечая, что внизу творится. А там детвора с горки катается. Василия не сразу среди толпы колобков учуяла, долго вынюхивала воздух, взглядом фигурки оглядывая. Ветерок дунул и еле слышный запах Федора донес — неподалеку, видать, промышляет.
Ладно.
Спрыгнула и стороной мимо детей, но вальяжно, чтоб не заметить было трудно.
— Ой, рысь! — пронеслось.
— Где?!
— Смотрите!!
— Правда, рысь…
— Да она утром бегала, я ее уже видела. Злючая!
— Ниче не злючая! Она хорошая, добрая, ее дядь Федор держит.
— Много ты знаешь!
— А вот знаю! Ее Непоседа кличут!
— Кис, кис…
— Непоседа. Непоседа, на, на, на.
"Сейчас", — фыркнула. Чуть отошла, остановилась, щурясь, на Васю поглядывая. Тот к ней. Она от него.
— Куда ты?!
— Вась, не ходи, заблудишься!
— Она заблудится!
— Ну и пусть!
— Непоседа?!
И бегом за ней. Так до леса добежали, там она остановилась, погладить себя дала.
— Может, ты у нас жить будешь? Мамка не против.