Доктор Данилов в тюремной больнице - Страница 1

– Привет! Вот уж не ожидал тебя увидеть!

Бывший сосед Данилова по общежитию фельдшер Конончук постригся, и теперь вместо длинного конского хвоста на голове его щетинился короткий ежик. По мнению Данилова, Конончук от этого только выиграл, стал выглядеть лет на пять моложе. И одеваться бывший сосед стал иначе. Рокерскую косуху с цепями и кожаные штаны сменили джинсовый костюм, черную рубашку – синяя в клеточку. Куда-то исчез металлический перстень с черепом. От прежнего Конончука остались только высокие ботинки, в просторечии именуемые «гадами». Им изменить он был не в силах.

– Здравствуй, Костя! – Данилов пожал протянутую руку, отступил на шаг, чтобы лучше рассмотреть обновленного Конончука. – Однако ты кардинально сменил имидж. Что так? Надоело?

– Почему кардинально? – удивился тот. – Чоботы же остались!

Конончук родился и вырос в Крыму. По-русски он говорил чисто, но иногда, под настроение, вставлял в свою речь отдельные украинские слова.

– Чоботы твои еще разглядеть надо, а так, если бы ты меня не окликнул, я бы мимо прошел, – признался Данилов.

– А я смотрю – неужели Вова?! Да еще с сумками! Ты что, решил вернуться?

– Да так вот вышло… – Данилов запнулся на полуслове. – В общем, да.

– Вышло так вышло, – Конончук забрал у Данилова одну из сумок. – Пойдем, провожу тебя до общаги, заодно и новости расскажу.

– Да я и сам дойду, – смутился Данилов и попытался забрать сумку обратно. – Зачем тебе свои планы ломать? Ступай, куда шел.

– Какие там планы! – Конончук махнул свободной рукой. – От нечего делать решил в выходной день в Тверь съездить, проветриться, на людей посмотреть и себя показать.

– Ну, и поезжай…

– Электричку я все равно пропустил, следующая теперь будет после перерыва, так что дружно топаем в общагу.

– Лучше возьмем машину, – решил Данилов. – Чего переться с сумками-то.

Водители, ждавшие пассажиров на площади у станции «Монаково» (некоторые местные жители гордо называли ее привокзальной), долго спорили, решая, кому везти пассажиров.

Наконец от группы отделился лысый веснушчатый толстяк и быстрым шагом устремился к красной «шестерке», стоявшей с краю в разномастной автомобильной шеренге.

– В багажнике нет места, – предупредил водитель, нажимая кнопку на брелке сигнализации.

– Нет так нет, – Данилов сел впереди, а Конончук – на заднее сиденье, рядом с сумками.

Ехали молча, слушали радио «Шансон». «Манит, манит, манит карусель, // В путешествие по замкнутому кругу, // Дарит, дарит, дарит карусель, // То надежду, то досадную разлуку», – жаловалась Любовь Успенская. Данилов подумал, что эта песня как нельзя лучше подходит к его нынешней жизни. Карусель, замкнутый круг, надежды пополам с досадной разлукой.

– Может, вас подождать? – с надеждой спросил водитель, остановив машину напротив входа в общежитие.

– Спасибо, не надо, – обломал его Данилов.

– Народ беднеет, бензин дорожает, как жить? – проворчал водитель.

– Покупать лошадь и на ней ездить! – посоветовал Конончук, вытаскивая сумки из салона. – А навоз можно продавать дачникам.

– Спасибо, я подумаю, – усмехнулся водитель и уехал.

– Видал миндал? – Конончук передал одну из сумок Данилову. – Таксистов развелось больше, чем пассажиров, а маляра или плиточника днем с огнем не найдешь. Конечно, тусоваться на станции, травить анекдоты и пару раз за день съездить куда-то приятнее, чем вкалывать по-настоящему.

– Костя, не задумывайся над глобальными проблемами бытия, – посоветовал Данилов, оглядывая общежитие, в котором ничего не изменилось. – Эти проблемы неразрешимы. Мне иногда кажется, что мир вообще состоит из таксистов с охранниками и тонкой прослойки еще не определившихся с выбором.

– Надо мне задумываться! Пошли.

За непродолжительное время отсутствия Данилова в общежитии ничего не изменилось. Те же стены, лестница и запахи. Только на конончуковской двери появилась белая табличка: «Остановка "Отдых"».

– Кофе или что покрепче?! – предложил Конончук, отпирая дверь. – У меня, если ты еще не забыл, только растворимый.

– Ничего не надо, спасибо, – отказался Данилов. – Я вообще не хочу задерживаться. Сейчас кое-куда и пойду в больницу.

– Пока ты ходишь, чайник подоспеет, – заметил гостеприимный хозяин, – а под кофе мы с тобой перетрем новости, и тогда уже будешь думать, идти тебе в больницу или нет…

– Тогда просто кофе, без покрепче, – ответил немного заинтригованный Данилов. – Я сейчас…

К его возвращению кофе был готов.

– Будем пить по-аристократически, – сказал Конончук, приглашающе указывая рукою на одно из кресел. – Без конфет и печенья. Кофе, чистый кофе и ничего, кроме кофе. Кстати, на дух не выношу хохлацкое «кава». Поубывав бы. Кава-какава. Б-р-р!

– Главное не угощение, а хорошая компания.

Данилов сел в кресло, взял со стола дымящуюся чашку и посмотрел на Конончука, ожидая обещанных новостей.

– Я, Вова, больше не работаю на «Скорой», – сказал Конончук. – Я теперь фельдшер ФБУ ИК 13/21.

– Расшифруй, пожалуйста, – попросил Данилов.

– Федеральное бюджетное учреждение исправительная колония № 13/21. Я тебе, кажется, рассказывал, что ждал места…

– Рассказывал, – подтвердил Данилов. – В поселке Алешкин Бор, если не ошибаюсь?

– Все верно.

– Значит, дождался. Так вот почему ты постригся и сменил костюмчик!

– Вообще-то меня попросили только подстричься. Костюмчик я сменил по собственной инициативе.

– Почему?

– Образ должен быть гармоничным. С такой унылой стрижкой, – Конончук провел ладонью по темени, – рокерский прикид совершенно не сочетается. Неестественно как-то.

– Согласен, – кивнул Данилов. – И как работа?

– По сравнению с тем, что было на «Скорой» – просто санаторий. Работаю на ставку с четвертью – восемь дежурств в месяц, получаю с учетом надбавок раза в полтора больше прежнего, причем не мотаюсь по всей области, а сижу на месте.

– А контингент не напрягает?

– Наоборот, радует, – улыбнулся Конончук. – Никто не скандалит, не качает права. Чувствую себя белым человеком. Духом воспрял, душой отмяк, короче, все шоколадно.

– Так уж прям все шоколадно, Костя? – усомнился Данилов. – Не могу поверить…