Доказательство - Страница 3

— Обязательно.

— Это очень важно. Будет нелепо, если я на обратном пути попаду под машину. Понимаете?

— Нет.

— Неужели не поняли? Мой приемник соединен с металлическим сейфом, в котором хранятся все мои работы, все расчеты — все. Если мой мозг прекращает посылать биоволны, включается цепь, это элементарно, — и в ящике все сгорает. Я бы умер, и не осталось бы ни строчки. Только об этом никому ни слова. Я вам доверяю.

И он почти игриво погрозил ей пальцем.

Ну и чудак, бормотала про себя Лера, спускаясь по лестнице, какой нелепый чудак!

— Девушка, — остановил ее гулкий бас. Это вы навешали Суслина?

— Да, — сказала Лера

— Где же вы раньше были?

— Я только два дня назад узнала, что он здесь.

Врач схватил ее за руку.

— Поймите меня правильно, — ворковал он, не без удовольствия разминая в руках пальцы Леры. — Суслин — моя гордость. Восемь минут клинической смерти.

— А он мне ничего не сказал…

— Он и сам этого не знает. Когда-нибудь потом, когда он будет вне опасности, мы порадуемся вместе. Восемь минут — и никаких последствий!

Этот разговор тут же вылетел из памяти. Чему, впрочем, было вполне прозаическое объяснение. Лерин взгляд упал на стенные круглые часы. А часы показывали половину восьмого. Дома голодный Олег и Мишка, которые не представляют, куда девалась их жена н мать. А ведь она должна еще купить чего-нибудь на ужин.

Навестить Суслина еще раз Лера не собралась, но обещание, встретить его при выписке выполнила. Даже успела купить букет сирени, чем привела Суслина в полную растерянность, потому что он совершенно не представлял, что положено делать с букетом.

В такси Суслин сказал:

— Сейчас покажу вам свою установку, вы будете первым человеком.

И уколол Леру настороженным взглядом.

«Какая я дура! — Гулкий бас доктора зазвучал в ушах. — Ведь Суслин был восемь минут мертв. И если железный ящик не плод его тщеславного воображения — все сгорело!»

У двери Сергей Семенович сунул ей в руку ключ, сказав:

— Мне вредно волноваться.

Дверь отворилась. Не раздеваясь, Суслин бросился в комнату (помесь неустроенного холостяцкого логова и лаборатории), опрокинул стул, откинул локтями руки Леры, старавшейся его удержать или поддержать, и ринулся к приборам, громоздившимся на длинном, во всю стену, столе. Он долго возился с задвижками и запорами черного ящика, из которого, подобно разноцветным червякам, лезли во все стороны провода. Время ощутимо замедлило ход, и Лере казалось, что он уже никогда не сможет этот ящик открыть — и лучше бы, чтобы не смог, потому что она понимала: если Суслин не сумасшедший, в ящике ничего нет.

Тонкие пальцы Суслина замерли над сейфом. Они дрожали.

— Может, вы, а?

Тут же поморщился, охваченный негодованием к собственной слабости, и рванул крышку.

Лере не было видно, что там, внутри. Она шагнула, чтобы заглянуть Суслину через плечо, но он уже запустил обе руки в ящик и, вытащив пригоршню черного пепла, с каким-то мрачным торжеством обернулся к ней.

— Ну вот, — сказал он, протягивая вперед руки и держа пепел бережно, словно птенца. — Вы же видите!

— Может, что-нибудь осталось? — сказала Лера.

— Осталось! Температура восемьсот градусов! Осталось… Ничего не осталось. И не могло остаться. Вы вот не знаете, а я почти восемь минут был на том свете. Меня реаниматоры зачем-то вытащили, до сих пор гордятся, а скрывают, берегут мои нервы. Мне санитарка рассказала. Что же, вы полагаете, восьми минут было мало, чтобы принять сигнал?

— Так вы знали?

Лера открыла сумочку. Куда же она сунула валидол? Ведь специально клала валидол…

— Иначе бы не просил вас со мной поехать. Обошелся бы. Знал и трясся.

— Успокойтесь, — сказала Лера. Вот он. этот проклятый валидол. Теперь надо заставить его принять таблетку. — Мы все восстановим.

— Восстановим, восстановим… разве в этом суть? Чем, вы думаете, я занимался последние две недели в больнице? Всех знакомых обзвонил, засадил за расчеты.

Он метнулся к своей сумке, рванул молнию так, что она чуть не вылетела из швов. Пепел кружился по всей комнате, словно после большого пожара. Лера сказала, протягивая ему таблетку:

— Вот валидол, обязательно надо…

— Спасибо, — сказал он, роясь в сумке, повернул к ней голову, приоткрыл рот, чтобы она положила туда таблетку. — Вот!

В его руке трепетала пачка исписанных листков.

— Разумеется, многое можно восстановить. И восстановлено.

— Вы не грызите таблетку, пускай лежит под языком.

— Не учите. Я же сердечник.

— Я буду вам помогать, если надо…

— Нет, она ни черта не поняла! — Суслин смотрел на Леру с искренним изумлением. — Ни черта!

— Успокойтесь, Сергей Семенович…

— Ведь установка сработала! Понимаете, сработала. Она приняла волны за пять километров! Вы представляете, какая физиономия будет у вашего любимого Траубе, когда он узнает, что я принимаю за пять километров!