Дочери Лалады. Повести о прошлом, настоящем и будущем (СИ) - Страница 138
– Сладко мне с тобою, – шептала Забава между поцелуями. – Вижу сердце твоё... Прости, что страшной тебя назвала. Не боюсь я тебя... Хочу быть с тобой. Быть твоей. И если ладой своей назовёшь – не будет для меня слова слаще...
– Ах ты, горлинка, – вздохнула Невзора, зацеловывая доверчиво тянущиеся к ней губы. – Берёзка моя тонкая...
Забава вдруг втянула судорожно воздух, прикусила губу и заплакала, прижимаясь мокрыми щеками к её лицу, и Невзоре в сердце нежно вошло невидимое остриё. Крепко прижав женщину к себе, она расцеловала её. Пальцы устремились вниз, заскользили в горячих соках, пробираясь в мягкое нутро. Забава ахнула, обвила рукой шею Невзоры, а другой скребла ей спину, впиваясь пальцами. Чем глубже и плотнее становилось проникновение, тем жарче отвечали её губы, поцелуй не размыкался ни на миг, осмелевший язычок уже сам шёл в наступление, хоть ещё и нуждался в поощрении, которым Невзора щедро его окутывала. Забава плакала от нежных слов, ей хотелось ещё и ещё: видно, изголодалась её душа по ним.
– Покажись в зверином облике, – попросила она.
– Не надо, милая. Не хочу тебя пугать, – сказала Невзора. А про себя подумала: Лелюшка даже в волчьей ипостаси была красивой, и девушки её не боялись, а вот она сама – страшилище, каких поискать. – Ты и от людского-то моего обличья робеешь...
– Я не испугаюсь! Нам ведь ещё жить вместе, – настаивала Забава. – Должна же я привыкать.
– Ну хорошо, смотри.
Огромное чёрное чудовище нависло над Забавой. Его широкие лапищи топтались и мяли постель вокруг неё, и она с ужасом в глазах отползла, извиваясь между ними, как змея.
«Ну вот, голубка, а говорила, что не испугаешься...»
– Нет, нет! Я не боюсь, – зажмурившись, воскликнула Забава.
Её протянутая рука касалась мохнатой морды. Зверь лизнул ей пальцы большим розовым языком и осторожно устроился в постели: она была маловата для него.
«Что ж ты глаза закрыла? Смотри, привыкай».
– Я... Я сначала так, на ощупь, – пролепетала Забава. Её руки, подрагивая, скользили по морде зверя. – Ушки... Милые. Пушистенький мой... Большой... Тёплый.
И, будто бы отчаянно бросаясь в пропасть, она кинулась к зверю, обняла и прижалась всем телом.
– Говори со мной... Говори слова ласковые!
«Глупенькая», – усмехнулся зверь.
Он щекотал её языком, обдавал жаром дыхания, утыкался мягким носом в ладони, а потом свернулся в кольцо и стал для неё пушистым ложем, в котором она устроилась, всё так же не открывая глаз и продолжая почёсывать ему за ухом.
«Не посмотришь на меня?»
– Я... Я сейчас привыкну. Я уже почти... Сейчас, ещё чуть-чуть.
«Трусишка».
Забава открыла глаза, и они со зверем встретились взглядами. Женщина, не мигая, смотрела на него, пока её веки не затрепетали в обморочной слабости и она не обмякла, лишившись сознания. Взгляд оборотня человеку было непросто выдержать. Видя, что с неё довольно, Невзора перекинулась и уже в людском облике сжала Забаву в объятиях, привела в чувство поцелуями.
– Ну, всё, всё, голубушка. Успокойся. Поглядела – и будет с тебя.
Та долго дрожала, понемногу согреваемая лаской. Невзора, пропуская меж пальцев пряди её распущенных кос, с грустью думала: может, не мучить её, отпустить, если она так боится? Трудно ей будет в семье оборотней.
– Голубушка, может, не надо? Принуждать я тебя не хочу. Страшишься ты меня, а значит, любить не сможешь. Обращать же тебя в Марушиного пса у меня рука не подымется.
Забава тихо вскрикнула и закрыла лицо ладонями. Невзора вздохнула.
– Мне лучше уйти, милая.
– Нет! – И Забава обвила её шею руками, отчаянно прильнула и заплакала. – Прости мне мою слабость духа! Я лишь на миг оробела, больше этого не повторится... Я ведь твоё сердце вижу! И добро твоё чувствую. Люба ты мне! Человеческое у тебя сердце – человечнее, чем у иных людей. Не уходи... Не оставляй меня.
Глухо зарычав, Невзора высвободилась из объятий. Горькие сомнения встревожили зверя, и не до ласки ему сейчас было, не до нежностей. Он отрывал от себя руки женщины так мягко, как только мог, чтоб не сделать больно.
– Пусти, Забава.
– Не уходи, Невзорушка, – рыдала та.
Невзора одевалась. Сердце рвалось на части, зверь щетинился, напряжённый, как тетива, и не желал прикосновений. Обувшись и затянув кушак, женщина-оборотень стремительным шагом вышла из дома. Вслед ей неслись рыдания Забавы.
Уже в лесу она остановилась: взгляд застилала пелена, перед глазами стояла Забава с полными слёз прекрасными очами и тянула к ней руки, звала и умоляла. Зверь заметался, рыча и скалясь, из груди рвался вой.
Земляника щекотала ей пальцы и ласкала нюх сладким летним духом. Отпустив на волю тяжкий стон, Невзора принялась собирать спелые ягодки в горсть, а потом бросать себе в рот.
Когда она толкнула дверь и вошла, Забава лежала, свернувшись калачиком, на измятой постели. Услышав шаги, она встрепенулась и с криком радости бросилась к Невзоре, обняла и повисла на ней. Слёзы тёплыми каплями падали Невзоре на грудь.
– Ну всё, всё, моя хорошая. Не плачь. Я с тобой. Я обещала тебя беречь... Я держу своё слово. Позвать женщину в жёны, а потом отступиться – бесчестно. Прости меня, голубушка. Если я не слишком уронила себя в твоих глазах и твоё согласие ещё в силе, обними меня покрепче и поцелуй.
Поцелуи посыпались градом – влажные, солёные от слёз. Невзора, посмеиваясь, подставляла лицо и губы, а потом подхватила Забаву на руки, покружила и опустила на постель.
Снаружи громыхала гроза, полоща землю косым ливнем и озаряя сумрак вспышками молний. Забава вздрагивала от громовых раскатов, но улыбалась, время от времени выглядывая в окошко – беспокоилась, не побило ли градом её огородик. А Невзора с усмешкой наблюдала её беспокойство. Хотелось поймать её в объятия и прижать к себе – и так переждать непогоду.
– Ты – как это ненастье, – сказала Забава. – И грозная, и опасная... Но дождь поит землю влагой, и она рождает плоды. Так и моя душа ожила, встретив тебя.
– Может быть, я и опасная, голубка моя, но только не для тебя. – И Невзора привлекла её к себе, а Забава, прильнув к её груди, склонила голову к её плечу.
– Мне спокойно рядом с тобой.
Опять бабахнул гром, и всё сотряслось от этого раската, даже посуда звякнула на столе. Забава опять вздрогнула, но улыбнулась над собственным испугом, глянув в смеющиеся глаза Невзоры.
– Робкая я, что поделать, – вздохнула она. – Это великая сила – сила природы. Её нельзя не уважать. И в тебе есть такая сила.
– Эта сила никогда не причинит тебе зла, лапушка. – Невзора прильнула губами к её лбу.
– Я знаю, Невзорушка. – Забава доверчиво прижалась, перебирая косицы женщины-оборотня и играя бусинками. Её собственные распущенные волосы цвета собольего меха волнисто струились, спускаясь ниже пояса, и руки Невзоры, лаская спину Забавы, грелись под этим лёгким шелковистым плащом. – Я не боюсь тебя... Робею чуть-чуть, но это сродни уважению.
– Я не хочу, чтоб ты робела. Хочу, чтоб любила. И верила. – Невзора приподняла её лицо за подбородок, тихонько поцеловала в губы.
– Я верю тебе, Невзорушка. В твоём сердце нет коварства.
– Откуда ты знаешь, лапушка?
– Чувствую...
Гроза стихла, дождь редел, ветер утратил ураганную мощь и лишь слабо колыхал верхушки деревьев. Забава задремала, а Невзора бессонным стражем берегла её покой. Нежность крепла в сердце, и она уже не могла пойти на попятную, обмануть доверие.
Забава уснула крепко и сладко. За окном мелькнула тень, но Невзора не встревожилась: она знала, что это сын. Не дожидаясь стука в дверь, который мог бы разбудить Забаву, она впустила Смолко в сени.
– Что-то случилось? – спросила она вполголоса.
– Нет, матушка. Просто занёс гостинцы твоей избраннице. От нас. – За спиной у сына был мешок с мясом, а в руке – корзина лесных ягод.
– Хорошо, родной, оставь тут.
– Она согласилась?
– Да, сынок.
– Значит, скоро ты возьмёшь её в дом?