Дочь Эрлик-хана - Страница 3

Гордон опустил его на траву и встал. Несомненно, это была не самая ужасная смерть, какую ему доводилось видеть, а одиночество быстро вытравляет привычку выражать свои эмоции. Вместо того, чтобы предаваться переживаниям, Гордон отыскал несколько валунов и завалил тело Ахмета, чтобы оно не досталось волкам и шакалам. Паренек проехал с ним не одну тысячу миль и заслуживал человеческого погребения.

Закончив, Гордон вскочил в седло и, не оглядываясь, поскакал на запад. Он остался один в этой дикой стране, без снаряжения. Но удача подарила ему коня, а годы странствий дали ему бесценный опыт. Он знал Восток лучше, чем кто бы то ни было из уроженцев Старого и Нового Света. Стоит ему только пожелать — и он пройдет по этой земле до границы с цивилизованным миром — и останется жив… и, может быть, даже невредим.

Нет. Жизнь на Востоке изменила его, и понятия о долге и чести вошли в его плоть и кровь, такие же простые и ясные, как у местных воинов. Ахмет был его другом и умер, служа ему. Кровь за кровь.

Иначе быть не могло. Так голод заставляет волка охотиться, не задаваясь вопросом «почему». Теперь Гордона даже не интересовало, зачем англичане отправились в Йолган. Его задача — сделать так, чтобы эта дорога стала для них дорогой в ад.

На землю опустилась ночь, в небе засияли первые звезды, но Гордон продолжал путь. Призрачного света звезд было достаточно, чтобы не потерять след — примятую копытами траву, которая еще не успела распрямиться. Туркменские скакуны славятся своей силой и неутомимостью, и Гордон не сомневался, что скоро догонит тяжело навьюченных низкорослых лошадок. В конце концов, англичане проехали здесь не так давно.

Вопрос только в том, как быстро они ехали. Англичане ни разу не сделали привала, хотя должны были знать, что Гордон идет за ними пешком. Как они, наверно, потешаются, представляя, как он пробирается через заросли!

Но почему ни Ормонд, ни Пенброк не сообщили ему об истинной цели своего путешествия?

По лицу Гордона пробежала тень. Он помотал головой, отгоняя какую-то тревожную мысль, пришпорил коня и сжал рукоять кривой туркменской сабли, по-прежнему притороченной к седлу. Впереди, на фоне темно-синего неба, безмолвно белела вершина горы Эрлик-хана. Где-то рядом, у ее подножия, находился Йолган. Гордону уже доводилось бывать там и слышать глубокие звуки длинных бронзовых труб, которыми встречали рассвет бритоголовые жрецы Эрлика.

Перевалило уже за полночь, когда Гордон спустился на поросший ивняком берег небольшой речушки. Вдалеке мерцала россыпь багровых огоньков.

Это были костры походного лагеря. Но одного взгляда было достаточно, чтобы понять: вряд ли здесь стоит искать людей, за которыми он гнался, — огней было слишком много. Скорее всего, на берегу остановилось одно из племен кочевников-киргизов, которые рыскали между горой Эрлик-хана и мусульманскими территориями с их весьма неопределенными границами. Но киргизы встали лагерем как раз на пути к Йолгану. Даже если англичане поверили его предупреждениям — удалось ли им избежать встречи с киргизами? Такая встреча не сулила чужеземцам ничего доброго. Чтобы попасть в город Эрлик-хана, Гордону пришлось выдать себя за представителя одного из местных племен.

Американец перебрался через речушку и, прячась в тени ив, начал осторожно приближаться к лагерю. Вскоре он уже разглядел часовых, неподвижно застывших в седлах. В следующую минуту Гордон зашипел и беззвучно выругался. Внутри кольца круглых войлочных кибиток белели три европейские палатки. Если Черные киргизы убили европейцев, которые дерзнули вторгнуться в их владения, это означает конец его кровной мести. Если же нет…

И тут совсем рядом раздался заливистый лай.

Огромные лохматые волкодавы почуяли запах чужака и рвались с привязи. В лагере поднялась суматоха. Часовые, до сих пор похожие на конные статуи, поскакали к берегу, в темноте засвистели стрелы.

Первое, что сделает в такой ситуации обычный человек, — пустится бежать со всех ног. Но Гордон знал, что это верный способ получить стрелу в спину. Поэтому он выскочил из зарослей и бросился в самую гущу толпы. Во мраке всадники не сразу разглядели тень, метнувшуюся к ним. В следующее мгновение Гордон уже выхватил саблю и начал рубить направо и налево. Враги были вокруг, но они явно уступали ему в мастерстве владения клинком. Сталь зазвенела о сталь, потом краем глаза заметил, как прямо на него падает киргиз с расколотым пополам черепом… Воспользовавшись замешательством, американец пришпорил коня и исчез в темноте.

Вылазка позволила кое-что выяснить. Гордон оказался достаточно близко к лагерю, чтобы услышать знакомый голос. Ормонд был жив, а чуть позже, обернувшись на скаку, в неясных отблесках пламени американец разглядел долговязую фигуру Пемброка, застывшего с поднятым клинком в руках. Еще одно полезное наблюдение: англичане находились в лагере не как пленники. Это было необъяснимо.

Кочевники недолго преследовали Гордона. Спрятавшись в тени густой рощицы, американец слышал, как кочевники, гортанно перекликаясь, повернули к своим шатрам. Можно было не сомневаться, что караул усилят, а в лагере вряд ли кто-то сможет спокойно уснуть. Если бы Гордону очень захотелось убить предателей-англичан этой ночью, ему бы это удалось. Однако ярость уступила место любопытству. Зачем им все-таки понадобилось в Йолган?

По-прежнему крепко сжимая рукоять сабли, Гордон снова повернул на восток и поскакал по той же дороге, по которой приехал сюда. Он мчался во весь опор, хотя чувствовал, что его конь вот-вот выбьется из сил. Прежде чем взойдет солнце, он должен был найти еще кое-что.

И это ему удалось.

Еще один лагерь был разбит примерно в милях десяти от могилы Ахмета. Догорающий костер бросал тусклые отблески на единственную палатку и фигуры людей, которые, завернувшись в плащи, лежали на земле.

Гордон не стал подходить слишком близко. В сереющей предрассветной дымке он смог различить несколько силуэтов, которые медленно покачивались, словно в полусне. Это были кони, привязанные в загоне, а чуть позже американец разглядел людей, которые их охраняли. Этого было достаточно. Удалившись на безопасное расстояние, американец укрылся в густой рощице. Здесь он спешился, расседлал своего скакуна и пустил его пастись.

Пока животное жадно щипало траву, Гордон уселся на землю, скрестив ноги и прислонившись спиной к широкому стволу дерева. Винтовка лежала у американца на коленях, глаза были закрыты. Он ждал. Но стороннему наблюдателю он мог показаться воином Востока, погруженного в транс, или медитирующим учеником легендарных индийских мудрецов, ищущим путь к истине.

Восход едва окрасил небо бледно-серыми красками, когда маленький лагерь, неподалеку от которого остановился Гордон, пришел в движение. Тлеющие костры вновь ожили, над углями заплясали яркие язычки пламени. Потом воздух наполнился аппетитным запахом жарящейся баранины. Сухопарые жилистые люди в шапках из лисьего меха и подпоясанных кушаками кафтанах суетились возле лошадей. То один, то другой подбегал к котлу и совал в него чумазую пятерню, стараясь выудить лакомый кусочек. Женщин среди них не было. Не было почти никакой утвари, а поклажу составляла пара жалких тюков. Догадки Гордона снова подтвердились: это был лагерь местных разбойников — одного из них американец застрелил вчера в роще.

Солнце поднялось невысоко, когда туркмены начали седлать коней. Свои тяжелые сабли они приторачивали к луке седла, вместо того, чтобы носить на поясе. Момент был как раз подходящий, и Гордон, неторопливо спустившись со склона, внезапно появился перед ними.

Громкий вой, который раздался при виде американца, отражал целую гамму чувств — от недоумения до злорадства. Несколько разбойников тут же взяли его на прицел. Однако чужак вел себя слишком самоуверенно и держался слишком спокойно. Пальцы застыли на курках, но никто не попытался выстрелить. Гордон по-прежнему неторопливо ехал им навстречу, хотя понимал, что уподобился человеку, бегущему по раскаленным углям: стоит ему по-настоящему помедлить и остановиться хоть на миг — и его тело прошьет десяток пуль. Так же нетороплив был шаг коня, на котором к нему приближался предводитель. Когда между ними было лишь несколько футов, оба остановились. Туркмен смотрел на пришельца с неприкрытой злобой. Ястребиный нос и рыжая от хны борода придавала его облику нечто сатанинское. Внезапно глаза разбойника вспыхнули, лицо перекосилось, и Гордон понял, что его узнали. Правда, остальные по-прежнему не сделали ни единого движения.