Доброе сердце - Страница 16

Сьюзен проглотила ком, подступивший к горлу, и приняла суровый вид.

— Навязывать свое внимание женщине, которой оно не нужно, — значит быть бессердечным негодяем. И что интересно, именно в этом вас обвиняет Джудит Рентой.

Он посмотрел на Сьюзен с бесстрастным выражением лица, медленно поднялся и сказал, не глядя на нее:

— Мне нужно позвонить и доделать некоторые дела. Займите себя чем-нибудь на этот час.

7

Сьюзен поднималась по лестнице совершенно изможденная. На последней ступеньке она подумала, что дерзкое решение остаться и вести борьбу — катастрофически неудачный выбор. Она пыталась защитить себя, сделав вид, что преследует эгоистические цели, но теперь думала, что его смех вынести было бы проще, чем презрение. К этому она оказалась не готова.

Скажи ему правду, Сьюзен. Сознайся, что тебе наплевать на этот фильм и на свою карьеру, и может быть, даже на истину, назови ему настоящую причину того, почему ты поверила в него и хочешь остаться, чтобы помочь ему!

Закрыв за собой дверь своей комнаты, она постояла, глубоко дыша, как солдат, залечивающий рану перед новой схваткой. Сколько еще времени она сможет это выдержать, прежде чем сбежит домой?

Уезжай, Сьюзен! Он не испытывает тех чувств, которые испытываешь ты. Он совсем не нуждается в том, что нужно тебе. Зачем тебе эта боль? Уезжай. Убегай отсюда. Убежать всегда легче.

Она вздрогнула, устыдившись другой мысли: а не предлагает ли она ему сделку: люби меня, Шон, и я останусь и сделаю все, что нужно?

Сьюзен выпрямилась. Что он испытывает или не испытывает к ней — неважно, если она действительно верит ему. Защита справедливого дела — это то, что нужно исполнить во что бы то ни стало.

Решив не давать больше воли чувствам, она достала сумки и села на кровать. Ей нужно начать журналистское расследование, она совершенно не собиралась этим заниматься раньше. Она станет злейшим и опаснейшим врагом Джудит Рентой.

Сьюзен сразу почувствовала себя сильнее, и от этого ей стало легче. С блокнотом на коленях она старалась сосредоточиться и набросать план действий: позвонить Дону, попросить кого-либо в отделе информации выяснить состояние финансов семьи Рентой, посетить больницу, где лежала Джудит — все это можно не записывать, она и так прекрасно помнила, что нужно делать.

И вдруг ожидание показалось ей невыносимым. Следовало кое-кому позвонить, кое-что доделать, вспомнила она слова Шона, и сердито постучала карандашом по блокноту. Какие дела у него могут быть сейчас, в межсезонье, когда производство практически остановлено?

Это просто отговорка, чтобы не видеть ее хоть какое-то время, потому что даже находиться с ней в одной комнате ему неприятно.

Она отбросила эту мысль. Если она решила сносить его презрение, пока занимается этим делом, значит, должна быть готова ко всему.

Время тянулось чудовищно медленно. Когда прошло десять минут, она отложила блокнот и пошла в ванную. Мне нужно полежать в горячей воде, подумала она. И бог с ним, с Шоном Форрестером. И со всем, что он обо мне думает. Я спасу его от клеветы, хочет он этого или нет.

Сьюзен разделась, легла в воду и стала ждать, когда наступит блаженное состояние полного расслабления и исчезнут все мысли. Но этого не произошло. Она бросила взгляд на свою одежду и увидела сухой лист, приставший к ее белому свитеру.

Неужели это произошло всего несколько часов назад, этот восхитительный отдых в лесу? Ей казалось, что с тех пор прошли долгие, мучительные годы, научившие ее тому, что любовное прикосновение совсем не означает любви, что счастье, как она давно считала, вещь мимолетная... Она с грустью осознала, что несмотря на все свои установки, она оказалась не защищена от собственных эмоций.

Когда вода остыла, она поднялась, вышла из ванны и, вытираясь, взглянула на стройные загорелые ноги. И ей вдруг ужасно захотелось оказаться на калифорнийском пляже, а не в ванне в Нью-Гэмпшире.

Я скучаю по дому, подумала Сьюзен. Но по какому? Конечно, не по домику на побережье, который она снимала. В этих маленьких комнатках среди чужих вещей не было ничего родного. Честно говоря, родным она могла назвать единственный дом — тот, который покинула почти восемь лет назад и куда с тех пор ни разу не возвращалась.

Ее решимость заколебалась, и она чуть не заплакала, стоя посреди ванной, от тоски по дому.

— Сьюзен?

Услышав легкий стук в дверь, она замерла.

— Да?

Молчание.

— Шон, это вы?

— Да, я. У вас все в порядке?

— Конечно. — Она схватила полотенце и завернулась в него, почти уверенная в том, что он может ворваться в любую минуту. — А что со мной может случиться? Я принимаю ванну. Вы же сказали, что этот час в моем распоряжении.

— Это было два часа назад. — Дверь заглушала его голос.

Два часа? Она здесь уже два часа?

— Все в порядке. Я сейчас спущусь.

Сьюзен постояла несколько секунд. Наконец она тихо окликнула его.

— Шон? Вы еще здесь?

И только когда убедилась, что он ушел, быстро вытерлась и вышла.

Спускаясь по лестнице, она увидела, что Шон сидит на нижней ступеньке, упершись локтями в колени и положив руки под подбородок. Услышав ее шаги, он поднял голову и поднялся, ничего не говоря и окидывая ее беглым, равнодушным взглядом.

Так и должно быть, напомнила она себе, потому что между нами ничего нет, кроме общей цели, — оправдать Шона.

Возможно, именно поэтому она выбрала в своем гардеробе самое неинтересное платье: простое, совершенно бесформенное и абсолютно ничем не украшенное. Оно застегивалось на пятьдесят пуговиц, красноречиво говоривших, что обольщение — последнее, что могло бы прийти ей в голову.

Кроме бесцветной губной помады, Сьюзен не использовала никакой косметики, влажные волосы были просто аккуратно забраны за уши.

— Вы готовы приступить к работе? — спросила она холодным, профессиональным тоном.

Он молча кивнул.

Сьюзен прошла мимо него в кабинет, бросив через плечо:

— Мне нужно позвонить и кое-что поискать. Почему бы вам не занять себя чем-нибудь на этот час? Я скажу, когда вы мне понадобитесь. — И с этими словами закрыла за собой дверь.

Шон удивленно моргнул, затем, улыбнувшись, ушел.

Испытывая странное чувство удовлетворения, Сьюзен села за большой, заваленный бумагами стол и через несколько секунд уже разговаривала с Дональдом, давая ему задания, как будто они поменялись ролями.

Через полчаса он перезвонил, и даже по телефону стало слышно, что он возбужден новостями.

— Форрестер говорил тебе правду, Сью. Семья Рентой не просто бедна — два года назад они объявили о своем банкротстве и затеяли соответствующие процедуры. Очевидно, Алекс Меркленд сделал солидный взнос, — что-то вроде подарка в честь помолвки, — чем они и воспользовались. Впоследствии он делал регулярные вклады в банк на счет Джудит. Кроме этих, семья уже давно не имеет никаких доходов. Их, конечно, продолжали приглашать во все приличные дома, но до знакомства с Алексом у них не хватало денег даже на то, чтобы приехать туда, куда их пригласили. Интересно, правда?

Сьюзен лихорадочно записывала.

— Очень, — пробормотала она.

— Здесь есть и кое-что получше. Кажется, наша Джудит, проводила свободные вечера в лучших нью-йоркских отелях, обедая и развлекаясь с изрядным количеством разных молодых людей — все это, могу добавить, за счет своего жениха. Очевидно, у нее был доступ к его кредитным карточкам. — Сьюзен вздрогнула, услышав это. — Я не знаю, Сью, — вздохнул Дональд. — Начинает складываться впечатление, что наша белоснежная героиня больше похожа на потаскушку.

— Дон, постарайся раздобыть документы — счета из отелей, показания свидетелей, все, что сможешь. На что она живет сейчас?

— Тресни моя голова, если я знаю. Кредит, наверное. Аванс за книгу, весьма значительный — уже истрачен задолго до получения чека, но она и сейчас продолжает делать покупки. Думаю, рассчитывает, что мы заплатим за авторские права на фильм. Но даже всего этого недостаточно, чтобы покрыть ее месячные расходы на гардероб. Я бы сказал, она ждет, что на нее свалится наследство. Причем большое.