До свидания, Светополь!: Повести - Страница 130
А может, и не глянет. Может, посмелее станет после награждения, которое учинил ему гвардии майор Визалов. Орден будет сиять на его груди, и не найдётся во всем поезде пассажира, который бы не взглянул на бывшего фронтовика с уважением.
Домой, домой… Через солончаки мчит поезд, смеркается, а когда утром припадут к окошку, то за ним уже совсем родной пейзаж с невысокими домиками и высокими пирамидальными тополями, с виноградником, рядами уходящим вдаль, с дворовыми постройками из неоштукатуренного камня–ракушечника, с тутовыми деревьями вдоль шоссе, которое то вплотную подходит к железной дороге, то сворачивает в сторону. Светополь! Вон он, их город, и никаких других городов, ни больших, ни маленьких, им не надо.
Конечно, не один вечер потом с упоением проговорят они о Калинове. С бесконечными подробностями, веселясь и празднуя душой, вспомнят своё купание в реке Пёс, гвардии майора Визалова вспомнят (к каждому празднику Валентина Потаповна будет посылать ему открыточку), их хозяйку, которая собиралась два часа мыть маленький гостиничный коридор… Но все это будет потом, а сейчас отдыха жаждет усталая душа. Так и ответит Вероника Потаповна: «Потом, потом» — на нетерпеливые расспросы соседей, которые высыплют встречать их. Возвратились! Она вышагивает впереди всех в кремовом, «как у Нонны», костюме, но без шляпы (река Пёс унесла шляпу, когда переправлялись из Колчеватиков), за ней Валентина Потаповна со склонённой набок головкой и Александра Сергеевна, замыкает же шествие Дмитрий Филиппович с орденом на груди и в берете, который ни при каких переправах не слетит у него с головы.
Так и видится мне их триумфальное возвращение, и так, наверное, виделось оно им, когда они ещё в Калинове мечтали — каждый про себя — о доме. Скорей бы уж! Но вслух не говорили. Нельзя было вести эти пораженческие разговоры, поскольку впереди ждали их ещё Колчеватики. Село, с которым столько связано и где, может быть, они встретят хотя бы одного помнящего те времена жителя. Они знали, что никогда не простят себе, если не побывают там.
Но они не знали другого: тех, прежних, Колчеватиков давно нет. Начисто сгорели вскоре после их отъезда, но колчеватинцы остались и, построившись на новом, более удобном месте, в полутора километрах от прежних Колчеватиков, нарекли новое село прежним именем.
Ведали об этом в Калинове немногие, но — ведали. В их числе была и квартирная хозяйка наших путешественников. Пока Валентина Потаповна отхаживала Дмитрия Филипповича, у которого, к его великому сожалению, на другой день все как рукой сняло, а Вероника Потаповна делала массаж лица по методу Нонны, сдружившаяся с хозяйкой Александра Сергеевна выясняла, как лучше добраться до Колчеватиков. За спиной сестёр наводила справки — обе смертельно обиделись бы, узнай, что им не доверяют. Им? Не доверяют? Это ещё почему! Все отлично помнят они: и переправу, и девчушку на переправе, их примерно ровесницу («Даша её звали», — с ласковой улыбкой сказала старшая сестра, на что младшая, передёрнув плечами: «Глаша… Аглая». — «Ну что ты, Вера? Даша… Коса ещё у неё была». — $1Аглая!»), и переправу помнят, и Аглаю–Дашу с косой, и крайний колчеватинский дом, откуда их облаивали всякий раз два огромных пса, один черный, другой белый, с рыжим пятном; колодец с журавлём посередине села, а рядом большое дерево — то ли дуб, то ли ясень. Все помнят, и тем не менее Александра Сергеевна решила проконсультироваться с хозяйкой. Уперев руки в бока, та объяснила, что в Колчеватики есть два пути: дальний, через мост, и напрямую.
— Зинка в два счета переправит. Пятак с человека. Только Колчеватики‑то не те уже, — предупредила она.
— Как не те? — испугалась Александра Сергеевна.
— Не те. Те сгорели давно.
Призадумалась Александра Сергеевна. Но ненадолго. Не говорить сёстрам про пожар попросила она. Ни про пожар, ни про то, что прежних Колчеватиков не существует больше. Пусть съездят…
— Так ведь не те же!
— Пусть съездят, — повторила Александра Сергеевна.
Толстуха смотрела на неё снизу вверх с изумлением.
— Ну–у ба–ба! — восхитилась она. — Ну и баба! Да откуда же ты взялась такая?
Мать Уленьки слабо улыбнулась сухими губами:
— Сама не знаю…
Переправа была за баней. Зинкой оказалась пожилая невзрачная женщина, худенькая и невысокая. Как только управлялась она с огромной лодкой!
Александра Сергеевна сразу же шагнула в неё, прошла, легонько придерживаясь за борта, к носу, а следовавшая за ней Вероника Потаповна в нерешительности остановилась.
— А ничего? — спросила она с тревогой.
— Ничего! — подстегнула её сзади сестра. И добавила, не удержавшись: — Пятьдесят лет назад ничего было?
Это придало моей бабушке смелости. Одной рукой придерживая шляпу и балансируя другой, вошла в лодку. И сразу же села.
— Сюда, — сказала ей перевозчица Зинка и показала на свободную скамью.
— Ничего–ничего! — успокоила её Вероника Потаповна. — Мне удобно.
Сестра хмыкнула:
— Тебе‑то удобно, а мы как?
Они все ещё стояли на берегу — Валентина Потаповна и её муж, ибо Вероника Потаповна, сев, загородила проход.
— А вы так! — махнула она рукой.
Что значило — так? Уж не вплавь ли?
— Когда Аглая перевозила, я всегда здесь сидела.
— Не Аглая, а Даша, — поправила Валентина Потаповна.
— Аглая!
Сидящая у весел женщина терпеливо слушала их препирательства. Ей некуда было спешить — на том берегу её пока что не ждали.
Наконец устроились. Одним веслом повела, другим, потом обоими (такими большими в её женских руках), и лодка спокойно пошла поперёк течения, почти не сносимая им.
— И давно вы здесь? — восхищённая её работой, спросила уже у берега Валентина Потаповна.
На борта положила перевозчица весла.
— Давно, — ответила.
Подошёл мужчина с девочкой. Все вышли из лодки, а Валентина Потаповна продолжала сидеть.
А ведь вам уже немало лет?
— Семьдесят два.
Молча и как‑то грустно глядела на неё пассажирка синенькими глазами. Семьдесят два… Вздохнув, решительно поднялась. С чувством поблагодарила, но прощаться не стала — скоро обратно.
— Вы ведь одна здесь?
А то с кем же! Не хочет никто.
Мужчина посадил девочку и вошёл сам. Перевозчица подождала немного — не появится ли ещё кто? — и медленными уверенными гребками повела лодку к тому берегу. Валентина Потаповна, склонив голову, глядела ей вслед. До Колчеватиков отсюда было с километр, и весь путь она задумчиво молчала, зато Вероника Потаповна восторгалась воздухом и пейзажем. А она молчала. И лишь у самых Колчеватиков проговорила вздохнув:
— Не так как‑то мы живём. — Зажмурилась и покачала головой. — Не так!
Но Колчеватики, знакомые с детства, милые сердцу Колчеватики были перед её глазами и потеснили в сторону невесёлые мысли.
В отличие от Калинова тут мало что изменилось. Ещё издали увидели они колодец с журавлём, а из‑за забора крайнего дома их, как и пятьдесят лет назад, облаяла собака. Не так свирепо, как те ужасные псы, один черный, другой белый, с рыжим пятном, но облаяла. А вот и большое дерево у колодца. Не дубом и не ясенем оказалось оно берёзой, но за столько лет можно и забыть подробности.
«Помнишь?» — на каждом шагу спрашивала одна сестра, а другая, сглатывая комок в горле, отвечала: «Ну как же!»
Александра Сергеевна помалкивала. И только когда сестры слишком уж разговаривались с кем‑нибудь, потихоньку тянула их дальше.
Старожилов они так и не нашли. Зато настоящего парного молока попили. Валентина Потаповна причмокивала и покачивала головой, глаза прикрывала. Когда‑то у нас в доме жила коза, и, наверное, поэтому бабушка считала себя специалистом по молоку.
А может, и не коза, может, козёл, потому что возраст у этого животного был такой, что определить его пол мы затруднялись. Если соотносить козлиный век с веком человека, то это замечательное существо было моим ровесником. Хорошо помню, как оно вспрыгивало на диван. «Кш! Кш!» — в ужасе гнала его бабушка, а я по–товарищески пытался поделиться с ним бубликом, но бублика козлёнок не ел.