До мурашек (СИ) - Страница 52

Мгновенно становлюсь пунцовым, пока она, извиняясь, если кого задела, пробирается в центр зала. Лютая нелюбовь к подобной самодеятельности борется во мне с признанием факта, что у меня очень красивая женщина, и на неё пялятся все присутствующие – кто с легкой завистью, кто со скрытым желанием. Но первое ощущение испанского стыда быстро побеждает второе, потому что конкурс оказывается бегом в мешках вместе с привязанным к Гуле пыхтящим как паровоз Петром Константиновичем.

Я не могу на это смотреть. У меня слишком нежная психика.

Пока жена развлекается по полной, рискуя быть раздавленной упавшим на неё стокилограммовым почетным гостем, решаю пойти покурить. В дверях меня догоняет Тэм, обступаем урну на открытой веранде.

- Ну что, как у вас дела? – спрашивает тесть.

- Да нормально, - пожимаю плечами, прикуривая ему.

- Я тебя ещё с повышением очно не поздравлял, Лёв, поздравляю, - втягивает в себя дым.

- Спасибо, Теймураз Джумберович.

- И кто ж ты у нас теперь? – щурится тесть, - Извини, не запомнил. Помню, что директор какой-то…

- Технический директор аэропорта нашего, это…- начинаю, но Тэм перебивает.

- Ой, всё, не объясняй, - отмахивается, - Главное, тебе как? Нравится?

- Да как, - вздыхаю, - Нравится, но…это не небо, - признаюсь с тоской.

- Эх, Лёвка, ну что делать? Всю жизнь не полетаешь, а должность хорошая, не каждый день предлагают.

- Да знаю я, - выпускаю дым вбок, отводя глаза, - Кстати, насчет неба…Мне батя тут на днях звонил, говорит у них скоро на аукционе по банкротству Ми8 приличный толкать будут вообще за копье. Спрашивал придержать мне –нет. И я б купил, но не во дворе мне же его держать. Может у вас тут надо кому, Теймураз Джумберович, я бы купил да в аренду сдал под туристов или спасателям, и сам бы летал, когда захочу. У меня корки, налёты, всё есть…

- Хм, Лёв, ну я поспрашиваю, - задумчиво трёт лоб, - Добро. Думаю –помогу. Ну что, пошли? – выкидывает в урну окурок.

- Да, пойдемте.

Когда возвращаемся, конкурс уже окончен, за что я мысленно воздаю короткую благодарственную молитву, и дед Вахтанг толкает длинный неспешный тост – поздравление своей дочери. Тихонько рассаживаемся с Тэмом по своим местам. Слушаем, поднимая полные рюмки.

Нино Вахтанговна старается незаметно утирать выступающие слёзы, то и дело шепчет «спасибо, пап». Вахтанг сильно сдал в последнее время, и, конечно, все мы думаем услышим ли его тост на следующий год. Из-за этого тональность настроения у всех присутствующих меняется, становится пронзительной и глубокой.

Гуля, смотря на деда, ловит мою ладонь. Крепко сжимает обеими руками, прижимается к моему плечу, ища поддержки. Обнимаю её в ответ. Ну вот, и Гулёна моя сейчас как её мать расклеится. Целую в макушку, успокаивая. Тихонько рвано всхлипывает, прогоняя чрезмерную сентиментальность.

Дед заканчивает свой тост шуткой, и весь зал нервно громко смеётся. Аплодируют, пока бабушка подает ему руку и помогает присесть. Нино Вахтанговна встаёт со своего места и идет расцеловывать отца.

- А теперь давайте танцевать, - предлагает в микрофон ведущая, но тут со стула вскакивает Мишка.

- Нет, я тоже хочу сейчас сказать, - объявляет сын на весь зал.

- Ну, молодой человек, тогда выходите к нам, - тамада протягивает ему микрофон, пока Миша огибает стол, чтобы встать в центре.

Тёща прикладывает ладонь к груди, со слезами на глазах смотря на своего любимого внука. Улыбается дрожащими губами.

- Бабулечка, я не буду много говорить, - начинает Мишаня звонким, поставленным во время всяких выступлений и дебатов голосом, - Я всё равно так образно, как дедушка Вахтанг не умею. Но ты просто знай, что ты самая лучшая. Самая мудрая, добрая, справедливая, самая важная для меня! Я бесконечно благодарен тебе за каждый день вместе и хочу только, чтобы ты была здорова и счастлива, и этих дней у нас с тобой было в тысячу раз больше. Никогда не покидай меня, и я тебя не покину. С днем рождения, бабуль…

У Мишки вздрагивает голос, но Нино Вахтанговна уже и не слушает дальше. Начинает плакать, кидаясь к нему.

- Солнце ты моё, душа моя, мой золотой мальчик! – зацеловывает его, обхватив Мишкино лицо ладонями, - Я знаю, это мне Бог послал тебя. Благословение моё ты, внучок. Спасибо, спасибо тебе, дорогой. Бабушке очень приятно, растрогал совсем меня, - причитает, и плача, и смеясь.

Обнимаются, шепчут ещё что-то друг другу, покачиваясь. У них вообще особенная связь. Вот уж действительно неисповедимы пути Господни. Кто бы мне сказал лет двадцать назад, что Гулина так полюбит по крови только моего ребенка, я бы тому в лицо рассмеялся и покрутил у виска.

А сейчас все вокруг хлопают, умиляясь им, и мы с Гулико тоже, переглядываясь и коротко целуясь, едва касаясь губами губ. Внутри топит переизбытком нахлынувших эмоций – это всё алкоголь, наверно, и общая атмосфера. У Гульки слёзы на ресницах блестят.

Она такая красивая, что моё хмельное уже сердце сладко замирает…

Не привыкну никогда до конца, что вот рядом она. Что такая доступная. Моя.

- Лёв, тушь не размазалась? - шепотом спрашивает, аккуратно промокая глаза.

- Нет, всё хорошо, - хриплю, думая о своём.

Целуемся в губы ещё раз. Чуть глубже.

Тем временем со своего места встаёт Тэм, рывком забирает микрофон у Мишки. Говорит на весь зал:

- Ну а теперь моя очередь поздравить жену. Нин, я уж совсем косноязычный, так что у меня для тебя песня, примешь?

- Ох, Тэм, да куда я денусь, - утирает слёзы, улыбаясь, - С удовольствием.

- Похлопаем хозяину вечера! – подбадривает ведущая, пока Теймураз что-то говорит музыкантам.

Звучат первые аккорды, и по залу прокатывается шумный одобрительный гул.

- Да они издеваются, я изревусь, - возмущенно страдает Гулико, вытирая всё набегающие и набегающие на глаза сентиментальные слёзы.

В зале гаснет свет, пускают дым включают стробоскопы. И Теймураз начинает петь старый душевный шансон своим глубоким приятным голосом.

Любимой женщине я посвящаю песни. Любимой женщине стихи дарю. В моей душе и лира с музой вместе. За это я тебя, любовь, благодарю. Ты мудро нашим управляла королевством. А я в те годы был наивным королем. Дружил с шутами, думал не тем местом Гулял, кутил – все было нипочем.

По залу прокатывается нервные нестройные смешки, Гошка прикрывает лицо руками, понимая намек на себя. «Боже, папа» - бормочет Гулико, и я вытягиваю её танцевать.

- Пошли-пошли, поддержим.

Выходим. С нами ещё гости. Потихоньку центр зала заполняется парами. Мишка приглашает бабушку, а они кружат вокруг Тэма, который глаз не сводит с Нино Вахтанговны, каждое слово обращая ей. И она тоже на него смотрит. Чуть прикрыв потяжелевшие веки и загадочно, словно барыня, улыбаясь.

Моя ты королева, я же твой король Не встречал я больше женщины такой Быть хочу с тобою день и ночь И твои сомненья уберутся прочь Моя ты королева, я же твой король Не встречал я больше женщины такой Быть хочу с тобою день и ночь И твои сомненья уберутся прочь

Ты сохранила наше королевство Родились принцы – этих чувств не передать Играя с ними, возвращаюсь снова в детство Ты помогла и мне счастливей стать Моя ты королева, я же твой король Не встречал я больше женщины такой…

Поёт Теймураз, и Мишка передаёт ему Нино Вахтанговну. Родители жены начинают медленно покачиваться в танце, обнявшись и смотря друг другу в глаза.

Это вдруг выглядит так интимно, что мы с Гулей, смутившись, как по команде отводим от них глаза.

- Я тебя люблю, Гулико, - испытываю потребность сказать жене то, что сейчас так остро чувствую.

Гулёна моя отвечает мне блестящим сентиментальным взглядом, полным проникновенного тепла. И, вместо слов, подносит к губам мою ладонь и едва ощутимо целует тыльную сторону.

Улыбаться больше не тянет. Пробирает до мурашек. Казалось бы, такой простой жест, а вот я уже весь наэлектризован как эбонитовая палочка. Шумно выдохнув, прижимаю жену ближе к себе и медленно двигаюсь с ней под кабацкую песню в исполнении Теймураза, украдкой дыша запахом ее волос с ноткой корицы и сирени.