ДНК гения - Страница 2
– Здрасьте, теть Лена, – пробормотала она и испуганно моргнула, как сова.
– Здрасьте, – сговорчиво согласилась я, подбирая подушку. – Что тут происходит?
– Всего лишь маленькая пижамная вечеринка, а чё такого? – отмирая и сразу же начиная наглеть, ответила моя Сашка.
Звонко шлепая голыми пятками, она подошла ко мне, вырвала из моих объятий перелетную подушку, вернулась в свою комнату и закрыла за собой дверь.
– А свечи зачем? – поинтересовалась я вдогонку.
Дверь приоткрылась, выглянувшая из нее Настя скороговоркой объяснила:
– А это мы женихов вызывали.
– В смысле? – снова заволновалась я. – Каких еще женихов? Мальчиков по вызову, что ли?!
Шокированная Настя из приоткрытой двери выпала, зато кукушечкой выглянула Сашка, высокомерно объявившая:
– Вот только не надо думать о других в меру собственной испорченности!
– Не хами, – сдержанно попросила я.
– Я не хамлю, я информирую: мы проверяли, работает ли заговор. – Сашка сделала постное лицо и без эмоций протарахтела: – «Суженый мой, ряженый, приди ко мне наряженный!» Мы, конечно, во все такое не верим и ничего такого особенного не ждали…
– Ну да-а-а, – протянула я, начиная хихикать.
– А тут вдруг дверь сама собой открывается, – хмуро продолжила Сашка, явно чувствуя себя идиоткой. – И на пороге ты! А нам-то не видно, что это ты, – в коридоре темно, а у тебя за спиной на площадке лампочка светит! Стоит тут такое нечто! Все черное! Мы чуть не умерли с перепугу!
Я в голос захохотала, осознав, какой раздрай внесла своим появлением в девичьи души. Суженого, наряженного в вечернее платье в пол, они точно не ждали! В наших краях мужики одеваются более традиционно, чай, у нас тут не «Евровидение» какое-нибудь.
– А ты чего это так рано вернулась? Что, тоже с суженым не сложилось? – Ехидной репликой непочтительная дочь оборвала мое нервное веселье.
– А вот это тебя совершенно не касается, – сказала я строго. – Ложитесь спать уже, наивные селянки. Завтра рабочий день.
– Это у тебя он рабочий, у нас каникулы! – напомнила Сашка, но дверь в свою комнату закрыла и больше старушку-мать не тревожила.
В наступившей темноте я машинально направилась в ванную, наступила на свечку-таблетку, изгваздала горячим воском линолеум и чулок, тихо выругалась и подумала, что совсем не так мне хотелось бы использовать ароматические свечи…
Эх, где-то сейчас мой Говоров?
Никите повезло – ему досталось место у прохода. А сидел бы посередине – добрых два часа полета ощущал бы чувство локтя. Даже двух локтей – и в одном боку, и в другом.
Соседями Никиты оказались молодые столичные франты с ухоженными бородами и модными стрижками. Узкие штаны и рубашечки по фигуре не делали парней миниатюрными – оба были довольно рослыми и, уснув, раскинулись в креслах угловатыми растопырочками.
Говоров вообще-то любил летать ночными рейсами. Пассажиров на них обычно было меньше, и они не так активно себя проявляли, поскольку в большинстве своем мирно спали от взлета до посадки. Сочетание рокота двигателей за бортом и хорового храпа в салоне Никита находил гармоничным, однако на этот раз оно не действовало на него умиротворяюще. Он досадовал из-за вынужденной необходимости заниматься похоронами и мучился стыдом и виной из-за того, как нелепо и безрадостно закончился вечер, который мог стать очень важным для них с Леной.
Уснуть не получалось, а никаким развлечением в дорогу Никита в спешке, разумеется, не запасся. Пришлось взять у бортпроводницы вчерашнюю газету. Читать в ней было особо нечего – половина статей представляла собой более или менее развернутый пересказ новостей из Интернета, и зацепил Никиту только созвучный его настроению и ситуации заголовок «Объявились наследники великого Гуреева».
Про великого Гуреева Говоров, конечно, слышал, но подробностей его жизни не знал, а обстоятельств смерти и не хотел бы знать, но вот пришлось. Автор газетной статьи излагал пикантные факты весьма дотошно, смакуя и обсасывая детали, как мелкие куриные косточки. Читать это было немного противно, но все же интересно. Статью отличал хороший слог, можно было только пожалеть о том, что автор не нашел себя в художественной литературе. У него хорошо получались бы душещипательные романы.
Роберт Гуреев родился на заснеженном полустанке в глухой степи, а умер в одной из богатейших стран Европы, будучи уже миллионером и любимцем публики, на симпатии которой, как и на мнения критиков, он по большому счету всегда плевал. Гуреев был гением, которого талант и судьба вознесли высоко над толпой, а потому жил, творил и даже умер без оглядки на то, кто что о нем скажет, напишет или подумает.
Смерть настигла его в роскошном отеле при дорогом казино, в беломраморной ванне на золоченых львиных лапах, в клубах ароматного дыма от курильниц с благовониями и в обществе молодого красавца-возлюбленного, который и не заметил, как остался один, потому что в этот момент был под кайфом.
Сам Гуреев ничего такого не употреблял, потому что высоко ценил свою фантастическую работоспособность и берег здоровье. Не уберег: внезапно сдало сердце. Впрочем, как внезапно? Когда тебе «далеко за», а ты еще профессионально танцуешь и в промежутках между выступлениями с размахом кутишь…
Рано или поздно даже в самой фантастической карьере и бурной жизни ставится точка.
Однако в случае с великими символические точки часто превращаются в многоточия. С Гуреевым так и вышло: сразу после его смерти история продолжилась – наследники вступили в схватку за немалое состояние артиста.
Наследники они на самом деле или не наследники, предстояло решать суду. Мировая общественность с большим интересом ждала начала процесса. Газетчики, как обычно, опережали события и высказывали свои версии их дальнейшего развития.
Но про борьбу за наследство Говорову не хотелось ни читать, ни думать.
В дедовом наследстве он не нуждался.
Ни в наследстве, ни в самом деде, да.
К тому же бабка была еще жива, и Никита от души желал ей оставаться на этом свете подольше. Семьдесят лет – это по нынешним временам не великий возраст, вон Гуреев еще романы крутил, да и простые иностранные бабульки в такие годы открывают третью молодость: шестьдесят пять – баба ягодка опять и снова.
Газета все-таки пригодилась: измотанный переживаниями Говоров накрыл ею лицо, как будто спрятался в домике, и наконец уснул.
Старой бабкой – вот кем я себя чувствовала утром.
Не бодрой евробабушкой, а нашей отечественной пенсионеркой со стажем, всю жизнь пахавшей в две смены и в борьбе за победу сначала социалистического, а потом и капиталистического труда напрочь угробившей здоровье.
Я не выспалась, у меня раскалывалась голова, болела спина и ныли все кости. За недосып надо было «благодарить» себя – отвык мой организм от режима «романтический вечер с переходом в бурную ночь», за головную боль – Говорова, поившего меня сначала кофе с коньяком, а потом шампанским, за прочее – небесную канцелярию, явно готовящую перемену погоды. Ну и отдельно – дочурку с подружкой за прицельное метание подушками в женихов.
Мучительно щурясь, я заглянула в мобильный – там не было ничего от Никиты, зато имелся свежий метеопрогноз. И точно, синоптики уверенно пророчили грозу и уже зафиксировали какие-то жутко вредные вспышки на Солнце. Значит, сегодня я буду вялой и непрезентабельной, как растоптанный валенок. Ну, это обычное состояние наших судей. Никто не заметит.
Вот ведь странное дело, по молодости лет никакой метеозависимости я у себя не замечала, на меня больше общественное мнение влияло, чем природные и погодные явления, а по прошествии лет все стало в точности наоборот…
– О, вижу, кто-то вчера хорошо погулял, – дерзко заметила Сашка, оценив гримасу, с которой я выпила свою первую утреннюю чашку кофе – против обыкновения, несладкого, крепкого и черного, как мазут.
Сама она энергично разрабатывала лучезапястный сустав, прокручивая туда-сюда на ребристом куполе ручной соковыжималки половинки апельсинов и лимонов, – готовила себе полезный сок.