Дни мародёров (СИ) - Страница 7

Сириус широко раскинул руки и поприветствовал новую песню потоком счастливейших ругательств. Пьяное заклинание, неосознанно сорвавшееся при этом с его палочки, оказалось таким мощным, что окна в гостиной со звоном лопнули, выпуская наружу царящих в доме демонов младшего Блэка.

Вытащив из бара первую попавшуюся бутылку, Сириус шарахнул ее горлышком о край бюро, поднес к губам опасно оббитое стекло и, глотая вино, вплотную подошел к гобелену. Черные пятна на ткани жгли Сириуса так, словно Вальбурга выжгла их не на ткани, а прямо у него на сердце.

Сделав последний мощный глоток, который немного иссушил болезненное жжение, он ткнулся лбом в колкую вонючую ткань и крепко зажмурился.

«Ему годика три. Этот гобелен — его первое воспоминание. Мать держит его на руках, такая родная-родная, от нее вкусно пахнет, и она очень теплая. Она поднимает руку и показывает пальцем на изображение темноволосого мальчика. — Это ты, Сириус, — говорит она, и он доверчиво кладет на ткань маленькую ладошку рядом с ее ладонью...»

Сириус тронул гобелен в этом месте, но тут же резко отдернул руку, словно обжегшись, шагнул назад и врезался в бар. Бутылки жалобно звякнули.

Сириус обернулся на звук, рывком выдернул из развороченного дерева какую-то тяжелую пыльную бутылку и, глядя на гобелен, громко продекламировал:

— Коллекционное «Сибилла Вейн», урожай 1891 года! — он вдруг скакнул вперед, замахиваясь, и что было сил швырнул бутылку в стену. Бутылка разбилась вдребезги, темное, почти черное вино заляпало нежно-голубой шелк дивана, к которому Кикимер боялся прикасаться веничком для пыли, стекло брызнуло во все стороны.

— «Гризельда», 1910 год! — Сириус метнул следующую бутылку в воздух и взорвал ее заклинанием.

Как будто небольшой фейерверк из стекла и вина.

Сириус улыбнулся, пьяно покачнулся, переступив с ноги на ногу, и схватился за крышку бара, чтобы не упасть.

Винная коллекция Блэков разорялась бутылка за бутылкой.

Очень скоро почти всю мебель покрыли потеки редчайшего вина, пережившего не одну волшебную войну. В окна лился закат, и осколки прекрасно сверкали в густых медовых лучах. Разбивая очередную бутылку или походя ломая какой-нибудь шаткий столик с лампой или цветами, Сириус чувствовал себя так, словно из него вытягивают длинные ядовитые шипы.

— «Антипатра», твою мать, 1470 год! Отец привез из Афин... на твой день рождения, старина Альфард! — он срезал пробку вместе с горлышком, высоко поднял бутылку, из которой хлынуло редчайшее вино, и подставил рот под струю, после чего с силой шарахнул бутылку об пол. Рыльце Кикимера показалось было в дверях и тут же исчезло.

Вытерев губы и прорычав что-то нечленораздельное, Сириус принялся во все горло подпевать любимой группе, беспорядочно подпрыгивая, кружась и с каждым новом взмахом руки разбивая какую-то часть обстановки. Кровь Блэков, подожженная гневом и алкоголем, ударила ему в голову.

Тяжелые пыльные шторы Сириус руками сорвал с окна вместе с карнизом. Потом порвал их голыми руками на куски и щедро полил эти куски коллекционным виски. Размахивая палочкой, он взрывал пухлые удобные диваны, заставляя их изрыгать в воздух старую вонючую набивку, полосовал волшебным лезвием стены, с хрустом и треском сдирал серые деревянные панели, лоскуты шелковой темно-синей обивки, под которой обнаруживался унылый бетон и пауки. Рвал, крушил, бил фарфор и стекло, музыка грохотала, дом кричал, и кровь буйствовала в каждой мышце, требуя рвать, ломать, уничтожать!!!

Обрушив на пол шкаф, полный всякой старой фамильной чепухи из серебра и хрусталя, он вскочил на него и вскинул палочку, целясь в старый гобелен.

— Фините.

Музыка оборвалась.

Сириус медленно опустил палочку, ухмыльнулся и наконец повернул голову, слегка задыхаясь от мстительного удовольствия.

Вальбурга, одетая в наглухо застегнутую шелковую лиловую мантию и маленькую шляпку с сеткой, стояла в дверях, аккуратно сложив на животе руки в кожаных перчатках, и внимательно смотрела на своего старшего сына. Глаза у неё были прозрачные, точно капли воды. Тонкая, как папиросная бумага, кожа туго обтягивала выпирающие скулы, а вокруг глаз и рта уже собрались паутинкой первые морщинки. Встретившись взглядом со своим старшим сыном, она сузила глаза. Длинные губы, густо накрашенные ядовито-красной помадой, сжались в ниточку.

Сириус соскочил со стола и пьяно покачнулся, с хрустом наступая на осколки от винных бутылок. Пол закачался под ним, как корабельная палуба. Наверное, он все-таки перегнул палку с выпивкой...

— Добрый день... — нахально улыбаясь и глядя матери прямо в глаза, он поднял с пола средневековый гобелен на тему сожжения ведьм в Салеме и руками, без помощи магии разорвал его надвое, после чего швырнул себе под ноги, — ... матушка, — он икнул.

Регулус, запыхавшись, вбежал в комнату.

— Матушка, Кикимер не солгал, вся библиотека... — мальчик замер, уставившись на пьяного в стельку брата и учиненный им разгром, — ... разрушена. Что здесь...

Сириус отсалютовал ему, словно говоря: «Не стоит благодарности», и криво ухмыльнулся.

Вальбурга никак не отреагировала на новость и только стояла, как ледяное изваяние, глядя куда-то сквозь Сириуса, так, словно на стене за его спиной было написано что-то куда более интересное, чем он сам.

— Сириус... да что ты... какого черта ты вытворяешь?! — придя в себя, Регулус бросился на него с искаженным от ярости личиком, но Сириус легонько вывернул тонкую ручку мальчика за спину и толкнул вперед, так что Регулус неуклюже пробежал несколько шагов и наткнулся на ножки перевернутого кресла.

Вальбурга приподняла голову. Сириус прямо видел, как ширится и растет гнев в ее черной душе, и наслаждался этим, питаясь ее злостью и закипая в ответ.

— Подойди, — вдруг властно приказала она.

Сириус пошире расставил ноги, пытаясь ровно устоять на своей палубе.

Регулус приблизился к матери, потирая плечо, и как бы невзначай шагнул за ее спину.

Демонстративно отвернувшись (палуба вдруг весело качнулась вправо), Сириус вытащил из бара последний трофей, откупорил и перевернул бутылку, щедро поливая вином вспоротую обивку дивана.

— Ты что-то сказала? — спросил он, чувствуя, что почему-то начинает трезветь. — Как дела, мама? Не хочешь рассказать, как прошла свадьба?

— Немедленно. Подойди. Ко мне, — вкрадчиво проговорила Вальбурга. Сняв перчатки, она резко шлепнула ими Регулуса по груди, и тот послушно схватил их.

Сириус отбросил бутылку в сторону, и она разбилась — почему-то гораздо звонче и громче, чем все предыдущие.

— Не хочешь. Тогда поговорим о другом. Когда похоронили дядю Альфарда? — Сириус засунул руки в карманы и пустился бродить по комнате. Взгляд его лениво скользил по стенам. Казалось, что о них поточила когти гигантская кошка. Круто. — Ты из жалости не сказала мне, потому что знала, как сильно я его любил? — он остановился и потер пальцами переносицу. — Или почему, мам?

— И только поэтому ты решил разгромить наш дом? — высоким голосом возмутился Регулус.

— Заткни пасть, Рег! — рявкнул Сириус, сорвав голос, и почувствовал, как изо рта вылетела капелька слюны.

— Из жалости, — наконец ответила Вальбурга.

— Андромеду ты тоже выжгла из чертовой жалости?! — заорал Сириус и так сильно дернул рукой в сторону гобелена, что чуть не вывихнул плечо. — Или за то, что она вышла замуж по любви, а не так, как ты?!

Вальбурга моргнула, словно он бросил ей в глаза песок.

— Что ты себе позволяешь, щенок? — прошептала она, некрасиво кривя губы.

— Если я щенок... — Сириус криво ухмыльнулся и повернул голову, медленно оглядывая женщину, стоящую в дверях. — То позвольте спросить, кто же вы, мадам? — и он отвесил ей глубокий поклон.

— Ах ты дрянь! — Вальбурга выхватила из сумочки палочку, но Сириус оказался ловчее и первым вскинул свою.

Вальбурга неприятно засмеялась. Смех рождался где-то глубоко в ее обтянутой плотной тканью груди и вырывался наружу нервными злобными клочками.