Дневники Фаулз - Страница 201
13 апреля
«Леопард». Сделанная Висконти экранизация в таком воплощении… да в любом воплощении — не более чем пародия на роман. Ужасно видеть, как проституировано и опошлено одно из последних выражений подлинного аристократизма. Висконти называет себя аристократом. Но все его актеры смотрятся как персонажи какого-нибудь голливудского вестерна — к тому же с отвратительным американским дубляжем. То же, что слушать игру Голдберга на кинооргане.
«Пионеры» Гарольда Роббинса. Возможно, самая омерзительная из когда-либо написанных книг и наверняка самая омерзительная из тех, какие мне довелось читать. Ее мог бы написать компьютер, запрограммированный на самые низменные инстинкты населения Америки. Притом запрограммированный с высокой степенью точности. Она также интересна как свидетельство того, сколь глубоко укоренено в психике американцев понятие силы (и сексуальной мощи).
Последнюю неделю провел, внося окончательные поправки в текст «Аристоса» и читая французский перевод «Коллекционера». Перевод не очень хорош: десятки искажений смысла, да и образ Миранды вышел слишком ходульным и очевидным.
17 апреля
Дорогой Джон!
Вчера получил письмо Энтони Шила с предложением условий продажи прав на «Аристос». Он исходит из того, что мы не дадим обратный ход, даже потеряв канадский рынок. Разумеется, так и есть, и даже если предлагаемый им аванс в четыреста фунтов превысит то, что принесет реализация, с удовольствием примем его.
Говоря, что аванс может оказаться больше, нежели выручка с тиража, я отнюдь не склонен умалять достоинства книги, нет, я исхожу, увы, из трезвой оценки того приема, какой она может встретить в Англии. Жаль, если раньше Вам казалось, что я отношусь к ней без того энтузиазма, которого Вы ожидали; но даже в этом случае дело было не столь в недооценке ее достоинств, сколь в опасении — и это опасение еще при мне, — что здесь книгу примут не так хорошо, как Вы надеялись.
Ваш Том (Мэшлер)
Издательство «Литтл, Браун» выплачивает мне две тысячи долларов аванса; книгу оно выпустит в октябре. Есть определенная неувязка в связи с правами на канадское издание: я хочу отдать их на откуп ему же. Издательство «Кейп» (Том) от этого не в восторге: затронута некая патриотическая нотка. Английские авторы якобы обязаны отдавать все «имперские» права английским издателям. При этом упрямая экономическая истина (а она заключается в том, что гонорар за продажу одних только канадских прав на «Коллекционера», приобретенных издательством «Литтл, Браун», превышает все, что готово заплатить «Кейп») во внимание не принимается. Но думаю, все будет по-моему.
30 апреля
Сегодня перебрались на Саутвуд-лейн. Вчера постелили ковер — отнюдь не зеленый, который мы заказывали. Срочно перезваниваем, и оказывается, что Элиз неправильно информировали и она заказала не то. С домом все хорошо, но проблема с шумом — это после оглушительной тишины Черч-роу, где никому бы не вздумалось колотить по стенам. А здесь говор, уличное движение, в соседнем доме обосновалась чета фанатов поп-музыки, рев их проигрывателя разносится по всей округе. Вниз по холму сбегают небольшие зеленые сады, а дальше тянутся лесистые холмы Эссекса, это радует глаз. Как ни странно, мы без сожаления покинули Черч-роу, а въехав сюда, я тоже не испытываю ничего особенного. Место, где обитаешь, уже не так значимо, как прежде.
Ронни и Бетеа переехали в дом за углом — Норт-Хилл, 7; он больше нашего, но тонет в тени Хайпойнта[801]. Тем не менее его простору я тихо завидую и, бывая у них, острее ощущаю тесноту и шум нашего жилища на Саутвуд-лейн.
14 мая
Дом. Он как-то странно влияет на нас. То слегка раздражает, то зачаровывает. По утрам обычно чарует: весь залит солнцем, вниз под горку сбегает маленький садик в кирпичной ограде с буйной порослью ландышей и незабудок. У комнат — особого рода прелесть террас загородных коттеджей; поначалу думаешь, что их форма неправильна, а потом ловишь себя на мысли, что это не так. «Ты не прав, — как бы говорят они, — просто нашу красоту может почувствовать не каждый». А поскольку здесь некогда собирались диссентеры, то и оценивать изящество комнат следует, сообразуясь с этим обстоятельством. Все дома вокруг выстроились в правильные ряды, все фасады на одно лицо, все интригующее и не вписывающееся в правила происходит внутри, ближе к черному ходу. Элиз обуревает невроз обустройства — в доме должен быть порядок; а я одержим неврозом писательства, мне нужно писать. В итоге все трое: дом, Элиз и я — пытаются навязать друг другу свою линию поведения и пока еще не могут прийти к компромиссу.
27 мая
«Волхв». Работаю над ним неделю. Подписывая новый контракт с издательством «Литтл, Браун», обещал закончить его к 1 января 1965 года. Выбрасываю все, что мешает развитию сюжета; все, что опускается ниже определенного уровня напряженности повествования. Ибо в этом: в точной гармонии между содержанием (символикой, интеллектуальной и стилевой направленностью) и повествовательной силой (попросту говоря, старой доброй читабельностью) — заключается, как мне кажется, сущность романа. Словам, заполняющим страницу, надо придать энергию, побуждающую перевернуть ее. Повествование — своего рода магнетическая сила.
Сокращения. Порой удачные сделать так же приятно, как сочинить хороший пассаж.
25 июня — 25 июля
Норвегия[802].
23 августа
В последние две недели вернулся к «Волхву» и опять испытываю на себе все виды писательских недугов. Создание длинного романа требует поистине гигантского физического усилия: против психологического и творческого я ничего не имею. Пусть даже оно сопровождается несварением желудка, геморроем, бессонницей и впадением в прострацию.
Писать от первого лица. Не могу представить себе, что роман можно писать как-то по-другому. Но мне кажется, что это тоже некое проявление трусости. Возможно, когда-нибудь мне придется заставить себя писать в третьем лице. Я хочу сказать, что повествование от третьего лица всегда казалось мне старомодным, невсамделишным; и вот теперь я начинаю в этом сомневаться. Быть может, попытка доставит удовольствие?
Конверт, набитый газетными вырезками о проявлениях секса и жестокости. Пришел в издательство «Джонатан Кейп» на мое имя. К ним также приложен трехстраничный перечень книг о сексе и записка с вопросом о том, почему бы мне не снять фильм под названием «Смерть садиста». Это первое мерзкое письмецо из тридцати или около того, что я получил из Англии и США в связи с «Коллекционером», хотя был еще один весьма любопытный образчик из психиатрической клиники в Беркшире. Ничего не имею против непристойности, но запашок ненависти невыносим.
На следующий день пропала девушка из Тоттриджа, некая Маргарет Харвинг. Анализ фантазии от противного (под этим я подразумеваю сюжетную ситуацию, подсказываемую подсознанием) в связи с данным происшествием: в этой фантазии я допускаю, что девушку похитил автор подметного письма, и передаю письмо полиции, полиция выслеживает преступника и освобождает (спасает) девушку. Удовольствие, какое я испытал от этой фантазии, обусловлено: 1) мыслью о том, что моя книга побудила преступника действовать таким образом; 2) мыслью о моем «благом» поступке и связанной с ним публичностью. Ни малейшего наслаждения от сексуальной стороны фантазии я не получил: все ее детали связывались с переговорами с полицией, моим появлением на суде и т. п. На первый взгляд подобная фантазия кажется болезненной, однако, хотя подобная цепочка событий и доставила бы мне удовольствие, я, разумеется, в полной мере отдаю отчет в том, как следовало бы действовать, имей я возможность остановить или предотвратить ее ход в реальной жизни. Будь я действительно в силах предотвратить похищение человека, я бы, конечно, так и поступил. Моралист традиционного склада заметит, что, даже рисуя в воображении акт жестокости и злодейства, ослабляешь морально-волевое начало. Но я подозреваю, что такого рода вымышленная антиситуация (в противовес реальной) — иными словами, «реально-вымышленная» ситуация (в противовес «нереально-гипотетическому» предотвращению преступления) — в действительности является источником моральной энергии. Бывают случаи, когда постоянная — и поначалу намеренно невинная — игра с мыслью об убийстве может привести к реальному убийству; однако в девяти случаях из десяти, во всех случаях, когда человек — не убийца, всплывающие в воображении антиситуации оказывают воздействие на его реальное поведение в реальной ситуации, то есть на образ жизни. Тот же механизм видится мне в супружеской верности. В ее подлинной основе лежат подобные же вымышленные антиситуации (экстрамаритальные связи, измены, посещение борделей, извращения и т. п.). Рискну предположить, что самые неверные мужья неверны своим женам не в силу избытка, но от недостатка воображения. Богатое воображение создает идеальный мир, мир фантазии, подпитывающий реальный — подобно тому, как на навозной куче произрастают розы; то есть, говоря опять же экзистенциалистским языком, привычный страх перед «болезненной» фантазией стимулирует восхищение «нормальным» поведением. Думаю, лишь в прошлом году я окончательно избавился от чувства вины за мою ненормально богатую, как я полагаю, фантазию, теперь я, напротив, холю и лелею ее, ибо убежден, что наряду с другими факторами именно она гарантирует — в плане сексуального сосуществования — «прочность» моей верности супружескому обету, то есть, говоря опять же экзистенциалистским языком, обеспечивает его свежесть, постоянную возобновляемость. Это не что иное, как форма сублимации, только, так сказать, гомеопатическая: способ подчинить первичные (аморальные) влечения созданию зрелой моральной установки.