Дневники Фаулз - Страница 197
Вечером вывел Сам на люди — послушать Сеговию и заодно попытаться пробиться на самое дно ее загадочной непроницаемости. Накручиваем по Лос-Анджелесу милю за милей и наконец — практически наугад — подкатываем к концертному залу. Она выжимает скорость, босой ногой давит на педаль, подпевает льющемуся из радиоприемника мотиву, а я — я чувствую себя Сенекой, запертым в комнате наедине с Поппеей… или кем-то в этом роде. Притом Сенекой весьма циничным: ведь со своей стороны последние дни я делал все, чтобы ее сняли с картины, и, подобно всем в здешних краях, вдосталь поупражнялся в излюбленном на студии «Коламбиа» виде спорта: за спиной подсмеиваться над человеком. Она поразительно неуклюжая. Действительно очень хорошенькая, если смотреть на нее под определенным углом зрения, но лишь как застывшая, недвижущаяся натура. Со скучающим видом просидела весь концерт; затем, не тратя времени, мы двинулись обратно в отель. За рулем она выглядит лучше всего, моложе и оживленнее. Потом я повел ее в ресторан в нижнем холле и за столом заставил наконец внять тому, как неглупые люди отзываются о ее холодности («Я знаю, меня считают бесчувственной; это потому, что мне лень заводить друзей») и хрипловатом тембре («У меня проблемы с голосом»). Не думаю, чтобы на протяжении длительного времени кто-нибудь говорил с ней так прямо и откровенно, однако на нее это произвело минимальное впечатление. В кабине лифта я пожал ей руку и добавил:
— Если я могу хоть как-то помочь вам в работе над ролью, ради Бога, обращайтесь.
Джад лихорадочно названивает в Нью-Йорк и Лондон, пытаясь заполучить Сюзанну Йорк или Сару Майлз. Сюзанна Й. настаивает на гонораре в триста пятьдесят тысяч долларов, а Са ра, по их данным, только что приступила к работе над другим фильмом.
— Я знаю, как избавиться от Саманты, — заявляет Джон Кон. — Просто подойти к этой шлюшке и сказать: «Ну, дорогуша, обстоятельства сложились так, что…»
Чувствую, как фильм, подобно неисправному авто, выходит из повиновения. Похоже, Джада уже перестал волновать перерасход средств. В любой момент может произойти облом, и всему придет конец.
Вот сидим мы все у Джона Кона, в доме, который он арендует у профессора Калифорнийского университета, и священнодействуем над сценарием: повышаем голоса, упрашиваем, негодуем, грозим уходом и возвращаемся к исходной точке. Сумасшествие, да и только. За окнами — благоухающий сад, гибискус и камелии в цвету, голубым поблескивает плавательный бассейн. А мы с десяти утра до семи вечера не отрываемся от стола. В сценарии — вся их жизнь, придуманные персонажи для них в десять раз реальнее живых людей, что их окружают.
— А ну пошла отсюда! — шугает Джон Кон свою пятилетнюю дочь.
— Ну-ну-ну, папочка, меня уже нет, — откликается малютка, не спеша выходя из комнаты. Его резкость по отношению к собственным детям и то, как они ее не замечают, производят комическое впечатление. Все, что бы он ни говорил, несет в себе заряд такой энергии, что в конце концов перестаешь принимать это всерьез.
— Да сними же трубку, черт тебя побери! — рычит он на жену. А через десяток секунд: — Дорогая, как насчет обеда? Мы проголодались.
Что ни день, воздух сотрясает вихрь догадок и предположений, по большей части связанных с именами Сам и Уилли. Выйдет ли она на будущей неделе на съемочную площадку, изменит ли Уилли финал картины — все это обсуждается с таким жаром, будто речь идет о жизни и смерти. Бесконечные домыслы, прогнозы, фантазии.
И в каждой слетающей здесь с уст фразе — аллюзии к траху. «Да пусть идет на хрен весь фильм»; «Ну, он делает вид, что намерен шлюшку трахнуть» (в смысле: он ее целует, но продолжения не следует), «А я говорю дяде Вилли: “Иди ты на хрен!”» (в смысле: в этом пункте мы разошлись с ним во мнениях).
«Сью Йорк — она чудо. Но триста пятьдесят кусков не фунт изюма».
Всю субботу и воскресенье торчим у Джона Кона, терзая сценарий. По мере того как я извожу их своими замечаниями, он мало-помалу становится лучше, обретая некую видимость смысла — или правдоподобия. Они просто непревзойденны в придумывании мелодраматических поворотов, из которых их непрестанно приходится вытягивать за уши. Исподволь готовлюсь также к генеральному наступлению на Уайлера, дабы увязать концы с концами в завязке и финале картины.
На горизонте возникло имя новой звезды на роль Миранды — Иветт Мимье.
Ужасающе монотонный пейзаж города, в котором останавливаешься и оборачиваешься, завидев, как кто-то переходит на противоположную сторону. Здесь все ездят на машинах, автобусы встречаются не чаще, чем дождливые дни. Вокруг ничего, кроме нескончаемого потока людей, закапсулированных в индивидуальные металлические коробки и так перемещающихся из пункта А в пункт Б. Оказавшись в городе без единого пешехода, даже не испытываешь потребности сказать: «Черт бы тебя побрал!» — факт уже налицо.
Господи, трам-тарарам, — заявляет мне сегодня Джон, — нам с тобой надо создать сценарий.
Его голова набита страшным вздором и немыслимыми банальностями, но есть у него какое-то чутье по части динамики экранного действия. Какие бы то ни было тонкости превыше его понимания, но ремесло он знает. Я не сразу осознал это. Он набрасывает общий рисунок, намечая, как должны связываться между собой эпизоды, а затем я прохожусь по тексту, разбивая его на куски. Постепенно мы оба начинаем понимать, в чем заключаются сильные стороны другого: его конек — композиция, мой — диалог.
Телевизор в моем номере принимает тринадцать каналов. Здесь уже не кажутся выдумкой все эти книжки о людях-роботах будущих времен. Сама необходимость думать убывает не по дням, а по часам.
Все стены в главном административном офисе студии «Коламбиа» увешаны фотографиями звезд: куда ни глянь, на вас бессмысленно пялятся высвеченные черно-белой ретушью лица. По гулким коридорам разгуливают их призраки.
Кон, Кинберг, Уайлер, Франкович — все они евреи. Их способностью просачиваться повсюду обусловлено очень многое в том, как складывается облик Голливуда. В этой стране они не до конца чувствуют себя своими и тем не менее держат руку на рычагах одной из богатейших нефтяных скважин.
Джон Кон:
— Франкович — да кто он, к черту, такой? Перворазрядник по легкой атлетике в Калифорнийском университете, пролез в киноиндустрию сквозь дыру в заборе и, видите ли, только потому, что знает еще парочку языков, вовсю корчит из себя большую-пребольшую шишку. Да ему настоящей актрисы от тощей клячи не отличить!
Schmuck[795]. Здесь это любимое словечко.
Сегодняшний день (понедельник 23 марта) прошел под девизом «Заполучить звезду». Я принял на себя главную роль в замышленной кампании. Написал Уайлеру пространный отчет о съемках в минувший уик-энд, инкриминируя Сам все мыслимые грехи. Уилли делает вид, что выбрал ее он, однако всем известно, что навязал ее Франкович. Терри и я вовсю расстарались, превознося Сару Майлз: я отобедал с ним и Джоном Коном, предоставив Терри играть первую скрипку. Сам, вовсе того не подозревая, сыграла нам на руку, позабыв слова и вдобавок повздорив с Уилли на съемочной площадке; а чуть позже подоспели куски, снятые в пятницу. В просмотровом зале я сидел рядом с Терри. Сначала прошла ее сцена с ним, затем с Максвеллом Ридом, потом третья — где она, в одиночестве, пытается сопротивляться болезни. Последняя произвела на редкость забавное впечатление, и весь дух серьезного обсуждения вмиг улетучился.
— Ну и Франкенштейн, — прогудел Терри.
А Джад и Джон Кон, не вымолвив ни слова, с безнадежным видом вышли в коридор.
В половине шестого Уилли призвал нас троих к себе и признал свое поражение.
— Из-за этой девушки я чувствую себя дебютантом. Вообще перестаю что-либо понимать.
И тут мы по очереди набросились на Сам. Джад мимоходом обронил, что слышал о каком-то замечательном преподавателе актерского мастерства; я прервал его, в соответствующей тональности подав свои впечатления от проведенного с нею вечера: она, мол, эмоционально безжизненна, ни одному преподавателю из нее ничего не вытянуть и т. д. и т. п. Я заставил Уилли пообещать, что он еще раз сходит на «Шестигранный треугольник», дабы поглядеть на Сару в работе. Предположил, что он останется доволен, ведь Терри она нравится, вообще всем нравится, и прочее, и прочее. Всему этому трудно было поверить: мы четверо да Боб Суинк в роскошно обставленном офисе Уилли сидим и констатируем кризис нашего предприятия; на горизонте явственно замаячило то, чего не может быть никогда.