Дневники Фаулз - Страница 13
Бэзил хочет помочь мальчику запустить игрушечный планер. Чтобы немного утяжелить его, он кладет в зажим на носу шестипенсовик. Монета оттуда вываливается и теряется в траве. Бэзил терпеливо объясняет мальчугану, как запустить планер, почему он летает и почему сейчас ничего не выходит. Затем сам бросает его, игрушка разбивается. Питер Мэлпес и я не можем удержаться от смеха — мальчик же вот-вот расплачется. Грех смеяться, но очень уж смешно. Бэзил становится на колени, говорит, оправдывается, дает мальчугану шиллинг. Подходит отец мальчика. Бэзил опять пускается в объяснения. Все кончается хорошо.
Бэзил исключительно точен во всех нюансах своих действий и поведения — он, как искусный фехтовальщик, отбивает удары жизненных обстоятельств. Вежливый и обаятельный, он может, если надо, быть и резким. Люди бессознательно принимают его жизненную тактику, им импонирует его savoir vivre[65]. На практическом уровне он также обладает достаточными социальными навыками.
Еще мы встретили на своем пути огромного желтого шершня. Похожее на осу, упитанное мощное насекомое сидело у дренажной канавы. Я направил на него свой велосипед, но оно юркнуло в щелку и взлетело только после того, как я проехал мимо. Жуткая тварь.
Дни проходят бессмысленно. Ты просто существуешь, тебе то весело, то грустно. Больше ничего — никаких определенных достижений. Эти дни не останутся в вечности, их не коснутся лучи славы. В этом величайшая вина Оксфорда — тут понемногу, плавно, мягко, легко скользишь, сползаешь в уютное состояние никем и ничем не нарушаемой праздности, когда все дни — как старое золото, и все углы сглажены. Такое впечатление, что в городке установлен фильтр, отсеивающий как крупные неприятности, так и высшие радости бытия.
3 мая
Вечером зашел Подж Портер и объявил о крахе своего брака[66]. Его спокойствие и кажущийся цинизм выглядят удивительно неуместными. Подж относится к своему положению бесстрастно, никаких истерик или других проявлений экзальтации. Его отношение к жизни — любопытная смесь реализма и цинизма, сочетание естественного и надуманного разочарования в природе вещей. Подж — ярый антиромантик, разрушитель воздушных замков. Эйлин он сравнивает с опасно слабохарактерным Орестом. Ему недостает сердечности, но это искупается его подлинностью, сильным характером. Ум, разочарованность и чувство юмора — неплохое трио. О своих домашних и финансовых трудностях, о космологических отблесках на абсурде тривиальности он говорит в забавной, шутливой манере заправского шоумена. Блестящее использование им метода Сократа — позитивная, атакующая, разрушительная критика при недостаточной образованности — развивает ценные качества в его друзьях. Такие люди встречаются чрезвычайно редко, хотя он никогда не согласится с этим.
5 мая
Сегодня прилетели стрижи — значит, пришло лето. Они летали в тумане из-за низко нависших облаков.
8–9 мая
Люсьен Жак — плюгавый, невидный человечек с узким лицом, седыми волосами и прекрасными кроткими карими глазами. Снисходительный и мудрый джентльмен-крестьянин. Простой и искренний. Умен. Знает Матисса. Несколько лет пас скот в Провансе. Его облик дышит спокойствием и миром, в нем есть та животная смышленость и мягкость, какая встречается только в людях, тесно сжившихся с природой — цветами, запахами, пейзажами, сельскими видами. Восхитительный человек. Не помню, чтобы кто-то другой так быстро произвел бы на меня столь чарующее впечатление[67]. Какой контраст с раздражительностью и циничной приземленностью Флушера! Спокойный, доброжелательный человек. Расположен ко всему миру. Создается впечатление, что он всего лишь бесхитростный любитель жизни, но на глубинном — не поверхностном — уровне он достиг великой вещи: мира в душе. Поразительно, когда вдруг встречаешь человека, обретшего мир.
9 мая
Люсьен Жак. Сегодняшнее впечатление подкрепляет вчерашнее. Он превосходно вписывается в свой мир. Умный, скромный, редкие вспышки самолюбия. Любимый композитор — Моцарт. Знает Г. Дж. Уэллса, Жида и других. Удивительно легко приспосабливается к обстоятельствам. Говорит очень тихо и медленно, но люди останавливаются и слушают. Речь его проста, иногда несколько эксцентрична, pittoresque[68]. Удивительно, но он принес с собой солнце — вот уже два дня стоит солнечная погода. Ни одного облачка за сорок восемь часов. У него дар Мидаса. Руки полные, с короткими пальцами, чуткие. Непрерывно курит. Особая манера сидеть — полностью расслабившись и опустив плечи, причем видно, что ему вполне удобно, да и сутулым его не назовешь. Когда ест, крепко держит нож и вилку, держит по-мужицки, не заботясь об окружении; мы следим, чтобы нож составлял одну линию с указательным пальцем, он же держит его под углом, довольно неуклюже. Сегодня вечером, на закате, он сидел в саду, привалившись к дереву и надвинув берет на глаза, одну ногу согнул в колене, опершись на него локтем так, что кисть свободно свисала, другую вытянул. Поза дышала непринужденностью и — хотя ему, должно быть, уже есть пятьдесят — юношеской непосредственностью. Такую позу не сможет принять человек, не работавший семь лет пастухом и не сидевший на изнурительной жаре, присматривая за стадом неделями, месяцами. Казалось, он может провести в такой позе вечность. У его глаз пролегли морщинки — следы не сходящей с лица улыбки.
Ненавижу ясную майскую погоду. Она слишком хороша. Абсолютная красота, счастье всегда несовершенны. Недалеко от вершины, но не сама вершина.
18 мая
Первый день лета, ужасный день. Бледно-голубое небо, белый пух облаков, ни ветерка, только тяжелый, изматывающий жар. Космически прекрасная погода. Слишком много некрасивых Цветов хвастливо раскрыли свои бутоны, люди же выглядят подавленными. Летней хорошей погоде в Англии почти всегда сопутствует тяжелое чувство.
Разговор с Мерлином Томасом о моем будущем. Я чувствую себя виноватым, пристыженным и слегка недовольным тем, что решил плохо учиться. Когда я сказал ему, что не осмеливаюсь учиться хорошо, он не придал моим словам значения и заметил: «У меня ты между первым и вторым учеником». Это настолько не походило на правду, что я промолчал. Мне хотелось рассказать ему все об охватившем меня чувстве протеста, но такие вещи нельзя рассказать. Я не собираюсь исповедоваться ни перед ним, ни перед домашними, ни перед кем-то еще.
Вийон. Как он выделяется на фоне остального литературного леса! Мощный, темноволосый, яркий, наивный и мудрый, болезненный, ироничный, веселый, недовольный судьбой, мускулистый, нервный, искореженный. Тугой как лук. Никакого послабления, никакого перерыва, чтобы снять напряжение. В этом литературном лесу он очень тонкий и очень высокий. Никакого отложенного на будущее жирка — только твердое, неодолимое ядро[69]. Никаких ложных романтических свойств, никакой мягкости или сентиментальности (он находится на противоположном от Вордсворта конце; последний, напротив, добивался эффекта с помощью мягкости и сентиментальности. Вордсворт и вполовину не достоин неувядаемой славы Вийона, но работать в его романтической манере гораздо труднее).
Весь вечер меня, словно туманом, окутывает невозможность чем-то заняться. Этот туман никак не рассеивается. Перечитываю пьесу «Пандар» и вижу столько недочетов, longueurs, что это нагоняет на меня скуку. Главное — продолжать работать, тянуться к вершине воображения и творческого потенциала, что находится всегда впереди, где-то в новом мире за углом. Живительная сущность; только с ее помощью можно проникнуть в сопротивляющееся будущее и ярко осветить настоящее.
Банкет в честь победы на лодочных гонках. Состоится в 1.15 сегодня ночью. Мужская средневековая оргия. Пьянство и еще раз пьянство. Крики, марши, беззаконные действия. Помнится, я колотил по забору железными прутьями. Потом забился в дальний угол университетского общежития. Сейчас чувствую себя очень уставшим.