Дневник сломанной куклы - Страница 1

НИНА КАТЕРЛИ

ДНЕВНИК СЛОМАННОЙ КУКЛЫ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

"Я - Катя Синицына. Екатерина Александровна, год рождения 1979-й, русская, образование высшее незаконченное. Не замужем, что вполне естественно.

Для чего я пишу эти записки? А дело в том, что через три недели меня положат на операцию, и хоть я абсолютно уверена, что все будет в порядке, но все-таки, как говорит мой доктор Евгений Васильевич, медицина - наука не точная. То есть в принципе случиться может все, некоторые, например, не просыпаются после наркоза. Так что на всякий случай я решила исповедаться. На худой конец... А может, это станет моей пробой пера, первым сочинением, а сама я - писательницей. В моем положении (даже если операция пройдет нормально) это был бы отличный вариант.

Итак, мне девятнадцать лет, я заочно учусь в Герценовском институте и, ЕБЖ (если буду жива), как писал в своих дневниках суеверный Лев Толстой, получу диплом преподавателя русского языка и литературы. А пока даю на дому уроки, это мне нравится и, говорят, неплохо у меня выходит. А еще я пишу стихи. Но это тайна. От всех, кроме Димки, моего друга и преданного поклонника с первого класса. А особенно от мамы. Первые свои стихи, детские, я маме, конечно, показывала, но она всегда находила в них разные несоответствия чего-то чему-то. Последней каплей было стихотворение про море. Я сочинила его классе, кажется, в четвертом:

Моря плещется вал,

волны тихо шумят,

от чернеющих скал

птицы к морю летят.

Волн морское стекло

солнца луч золотит.

Чайка мочит крыло

и над морем летит.

Теперь-то я знаю: стишки были - прямо скажем... Но тогда я была очень горда, переписала их красивым почерком и, когда мама вечером сидела за столом и проверяла тетрадки своих второклассников (она у нас учительница младших классов), подошла и молча положила перед ней листок.

Мама внимательно его прочла. Задумалась. Я скромно стояла рядом, ожидая восторгов. Но она сказала:

- Ты когда-нибудь видела море?

- Конечно! - бодро ответила я. - В Комарово. Еще - в Лисьем Носу. И в Евпатории.

- В Комарово не море, а Маркизова лужа, - сказала мама. - А в Евпатории нет никаких скал. Никогда не пиши о том, чего не видела.

- А о чем мне писать? - спросила я тупо.

- Ну... не знаю. О школьных делах, о природе. О чувствах... если они есть. А вообще кто-то умный сказал, что писать надо только тогда, когда не можешь НЕ писать.

Я демонстративно и очень медленно разорвала листок пополам, потом еще раз пополам, а потом на мелкие клочки. И несколько лет не писала никаких стихов, могла НЕ писать и НЕ писала. А теперь вот снова пишу. Но уж маме больше не показываю.

Писать прозу я раньше не пробовала, дневник - первый опыт. Рискну. И раз я будущий филолог, то и писать должна, как филолог, не засорять язык сленгом или, того хуже, употреблять ненормативную лексику, как это любят делать ради "осовременивания" нынешние авторы.

Итак, благословясь. Начну с предыдущего поколения. Моя мать, которую зовут Лидией Александровной... нет, лучше так: моя мать, Лидия Александровна, вышла замуж в первый раз, когда ей было восемнадцать. Они с мужем, офицером-подводником, и вскоре родившимся моим братом Вовкой дружно жили на Севере, где отец брата плавал (или ходил?) на своей лодке под Северным полюсом, а мама работала чертежницей на военном заводе и училась в вечернем педучилище. Все было хорошо и замечательно, пока Вовкин отец не схватил дозу... то есть, прошу прощения, не облучился. Спасти его не удалось, и мама, став вдовой с двухлетним ребенком, вернулась в Питер, который был еще, понятно, Ленинградом. Вернулась она не на пустое место, а к родителям, и они зажили все вместе в большой квартире на Петроградской. Мой дед, полковник, тогда работал в штабе военного округа, бабушка сидела дома и помогала маме растить сына. А друзья покойного мужа помогли ей устроиться на секретный завод - в "почтовый ящик". И педучилище она закончила. На всякий случай. "Как в воду глядела" - это бабушка потом повторяла, и не один раз.

В общем, все шло правильно, а для моей мамы очень важно знать, что все правильно, и в любой ситуации сделано все возможное для правильности. Тогда она может пережить любые неприятности и даже горе с гордо поднятой головой.

А тогда они с бабушкой решили, что, честно пробыв три года молодой вдовой (мама даже траур носила), она должна устроить свою жизнь, потому что у ребенка (это у сироты Вовки) должен быть отец, а у женщины (это у вдовы-мамы) нормальная семья. Дедушка считал, что все это - дамское слабоумие, и такие вещи происходят сами собой, а не в результате тщательно разработанных боевых операций. Но бабушка с мамой, превосходившие деда в количестве и огневой мощи, разменяли квартиру. В результате дед и бабушка оказались в двухкомнатной живопырке (вульг.), то есть маленькой тесной квартире, - зато в центре, на Гороховой, а мама с Вовкой переехали на край света, в самый конец Московского проспекта, зато в двухкомнатную же, но светлую квартиру на третьем этаже, с лифтом, лоджией и видом из окна. У деда с бабушкой вместо вида была глухая стена, так как окна выходили в узкий двор. Впрочем, дед утверждал, что своей квартирой доволен: он - коренной ленинградец и хочет жить в Ленинграде, а не в городе, которых на дюжину двенадцать и которые снятся людям иногда, потому что у них (городов) - названия нет. Была такая патриотическая песня про голубые города. Ее и сейчас поют в телепередаче "Старые песни о главном".

Конечно, будучи... нет, "будучи" - казенное слово, попробую так: поскольку дед занимал какой-то ответственный пост в штабе округа, он мог бы получить хорошую квартиру, но дед у нас принципиальный и всегда выступал против всех и всяческих привилегий, так что остался на Гороховой. Впрочем, ненадолго.

Нет, все-таки я пишу слишком многословно и употребляю разные "живопырки", а брата называю Вовкой, но иначе получается вроде заявления в жилконтору о текущем кране, которому необходим текущий (каламбур!) ремонт.

Если когда-нибудь решу опубликовать свое "выдающееся" творение, то перед этим как следует его отредактирую и сокращу, а пока буду - все подряд, в конце концов, "каждый пишет, как он дышит". Вперед.

Итак, мама с Вовкой перебрались на Московский, и начался второй этап устройства маминой жизни - бабушка принялась искать "порядочного человека", способного стать отцом ребенку. Пока она его тщательно искала, мама нашла моего отца. Он работал с ней вместе в "почтовом ящике", считался гением в области химии, а среди узкого круга - интеллектуалом. Они с мамой прожили вместе около года, не регистрируясь. Мама говорит, они с бабушкой считали, мол, любовь любовью, но нужно внимательно проанализировать, как складывается семейная жизнь, а потом уже принимать ответственные решения. Мой будущий отец маму не торопил, для него формальности, видимо, значения не имели.

Все-таки принять решение пришлось по жизни - мама забеременела, они подали заявление в загс, но тут моего отца... посадили. Он, оказывается, читал и давал читать другим запрещенную (антисоветскую!) - литературу и даже (этого мама с бабушкой ему не простили!) держал ее дома, то есть у мамы. Мама говорить о моем отце не любит. То, что я знаю, я из нее вытянула буквально под пыткой. Но это не много - мама у нас не хуже З. Космодемьянской. Знаю, что "запрещенной литературой" были напечатанные за границей Пастернак с Мандельштамом, а также Солженицын. Все это было изъято, когда у нас в квартире проводили обыск. Смешно - сегодня книги этих авторов, изданные здесь, стоят у меня на полке... Короче, отца арестовали, осудили на пять лет лагеря строгого режима и потом еще на какую-то ссылку. Навещать его в лагере мама не могла, она не успела стать законной женой, а была - сожительницей, у которой мало того что устроили обыск, но вдобавок еще выгнали ее с работы. Ибо в "ящике", где все строго секретно, сомнительные личности, имевшие связь (особо интимную) с преступным миром, работать не могли. Так как - подрывало! Деда, полковника и Героя Советского Союза, тут же выгнали из штаба округа, то есть не выгнали, а направили к новому месту службы - в Афганистан, где как раз началась война. Вот всего этого мама с бабушкой моему отцу не простили окончательно. Он, дескать, был абсолютно безответственной личностью. Или распространяй запрещенные книги - пожалуйста, сколько угодно! - но тогда не впутывай женщину с ребенком и ее родню, или строй семью, но тогда уж будь любезен обеспечить этой семье безопасность и нормальное существование. А он думал только о себе, в результате чего мама осталась уже с двумя детьми, зато без мужа и работы. Так что и не рвалась ездить на свидания или, там, слать передачи с приветами. Дедушка, правда, когда потом узнал, этого, говорят, не одобрил, даже назвал предательством, но тогда уже все было кончено. Брат Вовка моего отца помнит смутно, но говорит, что он был "нормальный мужик, даже прикольный".