Дневник приемной матери - Страница 9

Как правило, после школы многие дети «застревают» на школьном стадионе, чтобы погонять мяч, полазить, побегать, повисеть, в общем размяться после сидения за партой. Моя дочь очень внимательно смотрела, кто как лазит. И один мальчик ей показал, как проходить лестницу. Мальчик раскачивался всем телом. И это ему помогало дотягиваться одной рукой до следующей перекладины. Моя дочь быстро освоила эту технику и ловко прошла пять или шесть перекладин сразу. Это была победа. С одной стороны.

А с другой стороны, такая жажда спортивных достижений сильно отдаляла ее от девочек в классе. И поскольку моя дочь вообще не была похожа на девчоночью половину класса, а к мальчикам она относилась изначально с изрядной долей презрения, то в классе ей было действительно одиноко и страшно. А тут еще и такая кличка за ней закрепилась «обезьянка». Для ученицы четвертого класса это была слишком детская кличка и напоминала скорее детский садик, чем школу.

Дочь сильно переживала по этому поводу и каждый раз, когда мы после школы ловко и шустро проходили полосу препятствий, мы с ней обсуждали, что такое прозвище скорее всего обозначает ее преимущество. Ничем другим из учебного школьного образа жизни мы похвастаться не могли. А после того, как несколько человек похвалили мою дочь за ловкость в прохождении лестницы на спортивной площадке, моя дочь, наконец-то, расслабилась и перестала обижаться на прозвище «обезьянка». И, конечно, очень скоро ее перестали так называть.

Мы с дочкой много занимались физическими упражнениями. Для того, чтобы хоть как-то укрепить вестибулярный аппарат, мы крутились на круге, стояли на одной ноге с закрытыми глазами, висели вниз головой. Для того, чтобы сформировать внутреннюю уверенность в себе, мы отмечали позитивную динамику успехов именно в прохождении лестницы и всей полосы препятствий в целом. Мы каждые выходные ходили на плотину, в детский городок, везде, где были в городе установлены более или менее сложные металлоконструкции и там занимались. За полгода моя дочь окрепла физически, выросла на 10 см и поверила в свои способности. И ее маленькое «Я» подросло.

Огромную роль в преодолении возрастного регресса сыграли головоломки. Надо сказать, что у меня, как у детского психолога, было создано лично мною много разрезных головоломок, которые моя дочь собирала почти маниакально. Было очевидно, насколько за все прошлые годы моя дочь истосковалась по интеллектуальным задачкам. Если ребенок не умеет и поэтому не любит читать, то ему становятся недоступны многие интересные задачки, ребусы, загадки, задания.

Но для того, чтобы у своей дочери сформировать, а потом и развить такие умения, как чтение и грамотное письмо, требовалось достаточно большое количество времени. С головоломками же все было просто: в них читать не нужно. Поэтому я и остановилась именно на решении головоломок. И здесь особую роль сыграли головоломки Красноухова. А когда моя дочь сложнейшую головоломку «Золотая цепь» собрала за пол минуты, мы обе были счастливы.

Успешное решение головоломок и укрепление духа с помощью физических упражнений помогли нам справиться с возрастным регрессом. Но только не со словесным. У меня было такое ощущение, что аудиальное развитие моей дочери застряло на этапе ее общения со своей родной бабушкой, то есть, на двухлетнем возрасте. Именно с этого возраста мы и начали свое продвижение по линии времени.

Мы с дочкой договорились, что всю неделю дома (наши договоренности не касались школы, в которую надо было ходить независимо от наших намерений) моя дочь будет разговаривать как двухлетняя девочка. И я с ней стремилась разговаривать именно как с маленькой девочкой. Я надеялась, что моей дочке самой надоест сюсюкание и возня вокруг нее. Но я крепко ошибалась. Моя дочь получала огромное наслаждение, когда говорила как маленькая и когда я к ней обращалась, как к маленькой девочке. Все домашние заботы легли полностью на меня. Я не могла попросить свою девочку почитать, я могла только сама читать ей сказки, детские стишки, петь песенки.

Иногда я просила свою дочку петь. Она это делала с удовольствием. Оказалось, что она знает много песен. Однако репертуар этих песен был детдомовский. От «Жил на поляне розовый слон» до «Ведь так не бывает на свете, чтобы без мам росли дети». На этом фоне особо выделялась песня про дельфина. Почти каждый день моя дочь, как нищенка в метро, жалобным детским голоском пела мне о том, как у дельфиненка умерла мамочка. При этом, эмоциональное состояние моей дочери были близко к радостному, почти эйфорийному. Она радовалась жалобности и плакучести самой песенки и во все глаза смотрела, какой ужасающий эффект ее песенка производила на окружающих. Это меня бесило больше всего! Моя дочь буквально доводила меня и моих друзей этой песней.

Так проходила неделя за неделей. Вот моей дочке уже 3 годика. А вот она выросла и ей уже 5 лет. Я показывала своей дочке мои детские фотографии, где мне было 5 лет, чтобы она хотя бы понимала наглядно, о каком возрасте идет речь и что может в таком возрасте ребенок, а чего еще не может. А песня о гибели матери дельфиненка все пелась и пелась.

На седьмом году жизни (мы с дочерью договорились, что теперь будем за неделю преодолевать по два года жизни) я взбунтовалась и предложила своей «первокласснице» на выбор: либо поставить песню под запрет, либо переписать ее слова и пусть мама найдется. Дочь сказала, что перепишет слова. И как-то раз она пропела мне на этот же жуткий мотивчик песню про дельфиненка, у которого мама нашлась! Это было самое великое достижение за первые полгода нашей общей жизни. Больше моя дочь не пыталась петь эту песню дома. Но на летних каникулах в туристическом лагере она «порадовала» у костра всех детишек и взрослых своей песенкой. Об этом событии мне рассказала руководитель лагеря. Видимо, в незнакомой обстановке моя дочь не могла себе отказать в удовольствии смутить всех нормальных детей и взрослых этой шокирующей подробностями слезоточивой песней.

Как только нам исполнилось «семь лет», я взялась за прохождение школьной программы. Мы все начинали с первого класса и параллельно со школьной программой четвертого класса проходили дома программу первого, а потом второго и третьего классов по русскому языку. С математикой дело обстояло не так плохо, и я сконцентрировалась на грамотном письме и чтении. Как я уже отмечала, школьные навыки сформированы не были. Моя дочь писала левой рукой. Почерк был невыносимо коряв. При подобном нарушении эмоционально-волевой сферы какой еще может быть почерк?!

Однако, сложности были не только в том, что моя дочь писала буквы некрасиво. Одна из важных проблем была связана с отсутствием внутреннего контроля в принципе: как визуального, так аудиального и кинестетического. Если моей дочери нужно было написать слово из трех букв, то она могла его написать некрасиво, но было понятно, что это за слово. Если в слове было больше трех букв, то слова не было вообще. Был набор непонятных букв. Таким образом, я понимала, что, во-первых, речевое отставание в развитие основано на отсутствии внутренней речи, с помощью которой ребенок не только сам себе диктует слово по буквам или по слогам, контролируя свое письмо, но и в принципе осуществляет самоконтроль и самоподдержку.

Во-вторых, связь между визуальной, аудиальной и кинестетической системами восприятия не была сформирована, т. е. руки писали сами по себе, глаза во время письма непонятно чем занимались и на что смотрели, а ее уши и рот тоже не помогали рукам писать.

В-третьих, проблема усугублялась сильнейшим зажимом в области горла, из-за чего затруднялось и формирование навыков чтения, и сама речь. Например, у моей дочери была очень хорошая аудиальная память. Но даже выучив наизусть стих, она не могла его рассказать на положительную оценку, так как она постоянно запиналась, сглатывала и поэтому делала огромные паузы, которые не позволяли ее стиху звучать как именно стиху: никакой поэзии в таком говорении не было.