Дневник наркомана - Страница 83

Раздалась веселая трель мандолины Сестры Киприды. Музыка прозвучала точно комментарий к сделанному им резюме. Луна ушла за холм, крестьяне допили вино и с песнями расходились по хижинам; Лу и я остались одни под звездами. Бриз разносил рокот моря по душистым склонам. В городе погасли огни. Над самой вершиной скалы висела Полярная Звезда. Наши взгляды застыли на ней. Мы могли представить процессию Равноденствий, тождественную нашему беспрерывному путешествию во времени.

Лу пожала мою руку. Я заметил, что повторяю слова символа веры.

— Я исповедуюсь моей жизнью, единой, неделимой и вечной, которая была и есть и будет впредь.

Голос Лу проворковал мне в ухо:

— Я верую в причастие Святых.

Я сделал открытие, суть которого состояла в том, что, в конечном счете, я — человек глубоко религиозный. Всю мою жизнь я носился в поисках вероучения, которое не оскорбляло бы моего интеллектуального и нравственного чувства. И теперь я пришел к пониманию загадочного языка тех, кто обитал в Аббатстве Телема.

— Да Будет Жрец чист телом и душой!

Это своей любовью Лу благословила меня выполнить свою волю, завершить Великое Делание.

— Да Будет Жрец горяч душой и телом!

Любовь Лу не просто спасла меня от заражения идеями и желаниями, чуждыми моей основной функции во Вселенной, но еще и вдохновила меня на деятельный восторг.

Не знаю, как долго мы сидели под звездами. Глубокое, непрерывное спокойствие снизошло, словно голубка, словно пламя о трех языках, и коснулось наших душ, навсегда ставших единой душой. Жизнь каждого из нас была единой, неделимой и вечной, но обладала при этом необходимой и сокровенной связью друг с другом, и с целой Вселенной.

Я в полной мере осознавал, что наша ужасная трагедия была, в конце концов, необходимой для того, чтобы мы преуспели.

— Ибо если пшеничное зерно не упадет в землю и не умрет, оно пребудет в одиночестве. Но если оно погибнет, то принесет много плодов.

Каждый шаг эволюции сопровождается колоссальными катастрофами, по крайней мере, так представляется, если рассматривать его как изолированное, вырванное из контекста, событие, как делают некоторые.

Какой устрашающе высокой была цена, которую заплатил человек за покорение воздуха! Но насколько больше должны быть убытки, причиненные инерцией в деле покорения духа! Ибо мы превосходим по стоимости многих воробьев.

Как слепы мы были! Какой бездны страдания мы, может статься, смогли бы избежать, если бы мы могли сказать, что справились с нравственными проблемами, вызванными прогрессом органической химии.

— Повелитель моря и грома против сока цветка?

Эту ложь мы вернули стихотворцу назад.

— Это единственное сражение, которое, как известно, он ни разу не выиграл.

Мы больше не оглядывались на наше безумство с раскаянием. Мы увидели события прошедшего года в перспективе, и нам стало ясно, что провидение вело нас через эти бесовские топи. Мы шли следом за дьяволом в пляске смерти, но наш рассудок не сомневался, что власть с умыслом была отдана злу. Мы стали обладателями невыразимой веры в существование духовной энергии, творящей свою неисповедимую волю путями чересчур необычными, чтобы человек смог понять их своим сердцем, до поры.

Тлетворное прошлое снабдило нас иммунитетом против этой отравы. Дьявол победил самого себя. Мы достигли более высокой ступени эволюции. И вот это понимание прошедшего и наполняло нас абсолютной уверенностью в нашем будущем.

Хаос распавшихся цивилизаций, памятники которых усеяли скалу, не смогли причинить ей вреда. Опыт совместно пережитого укрепил нас. Мы добрались до еще одного пика на горной гряде, что вырастает из осыпей нерешительности, до вершины столь возвышенной, о которой мы не смели и мечтать, — так высоко парила она над нами. Нашей задачей было карабкаться с выступа на выступ, храбро, но и осторожно, день за днем, существование за существованием. Не нам гадать о цели нашего Похода. С нас довольно идти. Мы узнали наш путь, нашли свою Волю и, если говорить о средствах, разве у нас не было любви?

— Любовь — закон, любовь подчиняется воле.

Эти слова не срывались с наших уст и не звучали в наших сердцах. Но они неявно отражались в каждом понятии, и на всем лежал оттиск их печати. Мы спустились со двора по лестнице, и вошли через распахнутые стеклянные двери в сводчатое помещение с его фантастическими фресками, именуемое домом для гостей Аббатства Телемы; и мы тихо рассмеялись, когда подумали, что больше никогда впредь мы не будем здесь чужими.