Дневник мертвеца(СИ) - Страница 7

Меня не покидало чувство, что тот, кто сделал кораблик, в этот самый момент, спрятавшись, наблюдал за мной, будучи недоступным моему взору. Так я бродил час или около того; поняв, наконец, что никого не найду, я почувствовал себя сначала крайне глупо, а потом впал в отчаяние от мысли, что рядом со мной находится живой человек, ― возможно, ребенок, ― а я так и не увижу его. Переборов чувство осторожности, я тихо позвал его. Никто не откликнулся. Я позвал громче, потом еще громче. В конце концов я обнаружил себя бегающим вдоль берега между домами и вопящим во все горло. Это был какой-то психоз. Мне повезло и мои дикие крики не привлекли постороннего внимания. Но и тот, кому они предназначались, тоже не вышел. Я отправился домой в ужасном состоянии. Нечего и говорить, что назавтра я снова был на берегу, пытаясь отыскать неизвестное существо, поставившее меня в тупик этой странной загадкой.

Так продолжалось, наверное, с неделю. Не добившись в своих поисках никакого результата, если не считать результатом сомнение в собственном психическом здоровье, ― я уже начал сомневаться, видел ли кораблик на самом деле или это плод галлюцинации, порожденной не выдержавшей напряжения психикой, ― я оставил попытки и больше не приближался к реке. Я был бы рад написать, что тайна оказалась разгаданной, но этого не произошло.

После произошедшего я продолжил исследовать окрестности, стараясь, однако, избегать реки. Мною двигало, разумеется, не праздное любопытство. Первобытная жизнь, к которой я вынужденно скатился, казалась неистощимой на всякого рода опасности, угрожающие оборвать и без того жалкое существование чудом уцелевшего человека. На этот раз меня настиг, как я полагал, банальный авитаминоз. Почти год питания консервами, сухим пайком и суррогатами на фоне постоянного стресса дал о себе знать сильным кровотечением из десен. Стали шататься зубы, да и общее состояние неожиданно быстро ухудшилось: я постоянно чувствовал себя слабым и больным. Конечно, у меня были поливитамины из разграбленных аптек и я старался регулярно принимать их; но, как я всегда и подозревал, польза от них равнялась нулю. Я физически ощущал, насколько то, что я ел, не является по сути настоящей человеческой едой. Мне ужасно хотелось чего-то живого: овощей, фруктов, зелени. Я даже пытался есть листья и траву; но, будучи горожанином во втором поколении, совершенно в них не разбирался и получил сильнейшее расстройство желудка.

Тут я осознал, что мое решение перебраться в престижный в прошлом пригород, возможно, оказалось не слишком удачным ― на приусадебные огороды здесь рассчитывать не приходилось. Местная публика добывала овощи в супермаркетах, а там они сгнили еще год назад. Я начал расширять ареал своих поисков. После всего пережитого было бы нелепо умереть летом в лесу из-за отсутствия еды.

Днем я рыскал по округе, постепенно удаляясь все дальше от дома. Однажды мне повезло: после вереницы разбросанных тут и там удручающе огромных теннисных кортов и полей для гольфа я наткнулся на бывшее сельскохозяйственное предприятие; насколько я помнил, раньше там разводили лошадей. Его окружали обширные поля, на которых росла морковь и какая-то зелень, названия которой я не знал. Скорее всего, они относились к кормовым культурам, причем никто не сажал их с прошлого года ― все это чудо выросло само, уже без людей. Конечно, сорняков было гораздо больше, чем полезного продукта, но для меня эта находка стала огромной удачей. Хотя овощи предназначались лошадям, мой организм, и я вместе с ним, были просто счастливы. Я повадился ходить на это поле через день и набивал живот до отвала, да еще брал морковь с собой, унося каждый раз полный рюкзак.

Как вскоре выяснилось, я посещал это место не один; мне стали попадаться зайцы, облюбовавшие поле в качестве кормовой базы. Увидев зайца впервые, я был чрезвычайно воодушевлен и уже предвкушал охоту и свежую дичь на своем столе. Дело казалось простым ― они почти не боялись меня и позволяли подходить довольно близко; я же за год научился неплохо стрелять; правда, стрелял я по бывшим людям, но мне казалось, что принципиальной разницы нет. В прежней жизни я не интересовался ни охотой, ни рыбалкой; собственно, и зайцев я раньше видел лишь по телевизору. Но никаких сложностей не предвиделось.

Итак, я решился. Все тщательно продумал: как убью его, отнесу в безопасное место ― но не домой, чтобы не выдавать мое жилище; как сниму шкуру, разделаю его, зажарю и съем. Наступил день охоты. Дождавшись появления зайцев, я постарался подобраться к ним поближе. Заяц, которого я выбрал своей жертвой, кажется, заметил меня; он привстал и внимательно посмотрел в мою сторону, но потом продолжил есть. Расстояние между нами было метров сорок.

Я прицелился и выстрелил. Пуля настигла цель; но заяц был не убит, а ранен. Несмотря на то, что я, как всегда бывает, немного оглох от выстрела, этот душераздирающий крик я услышал прекрасно; он был такой, что его не забудешь до самой смерти. Так, наверное, кричат умирающие дети. Я был в растерянности, но требовалось что-то делать: кто-нибудь мог услышать выстрел и крик, а это не сулило мне ничего хорошего. Я подбежал к зайцу; пуля задела его бок, он бился в агонии; все тело было в крови, кровь била из раны, кровавая пена текла изо рта. Хотя за последний год я видел множество сцен насилия и целое море крови, зрелище мучительного страдания маленького беззащитного существа глубоко потрясло меня. Я стоял в оцепенении, не решаясь ничего предпринять. Рука не поднималась добить его, но и позволить ему мучаться дальше было бесчеловечно. Я проклинал свою идею с охотой и просто ненавидел себя в этот момент.

Не знаю, сколько бы я еще так стоял, но вдруг сзади, прямо рядом со мной прозвучал громкий выстрел ― несчастный зверь в последний раз дернулся в пыли и затих. От неожиданности я отпрыгнул в сторону и быстро развернулся в сторону выстрела, схватив автомат наизготовку. Передо мной был густой кустарник; стрелявший, должно быть, притаился в нем и не спешил выходить. Несколько секунд прошли в напряженной тишине; было так тихо, что слышался комариный звон над кустами. Потом мужской голос из кустов приказал мне положить оружие на землю, отойти от него и встать на колени, подняв руки за голову. Эта идея показалась мне из ряда вон плохой, о чем я и сообщил неизвестному. Между нами завязалась странная беседа, основным содержанием которой стало условие моей сдачи; между тем я прикидывал свои шансы убежать ― они были нулевыми на почти открытом морковном поле ― или подстрелить невидимого собеседника, паля по кустам наугад. Тут мне тоже мало что светило.

Когда я понял, что дела мои приобрели совсем скверный оборот, одетый в военный камуфляж неизвестный неожиданно вышел из кустов. Он был невысоким седым мужчиной лет сорока, с седыми усами на добром лице. Демонстративно опустив свой, точно такой же, как у меня, автомат стволом вниз, он сказал, что я выгляжу как приличный человек и он не видит причин меня убивать. Затем он представился, его звали Славой. Внезапный поворот событий обезоружил меня; я тоже опустил автомат и назвал ему свое имя. Он подошел и мы пожали руки. Это было первое рукопожатие и первый нормальный разговор за целый год; я был глубоко тронут. Эмоции переполняли меня, от пережитого волнения я не мог вымолвить ни слова. В моих глазах стояли слезы, мне было жаль несчастного зайца; одновременно все внутри меня дрожало из-за пережитого только что ощущения смертельной опасности. И вместе с тем, я был счастлив, что за время долгих скитаний встретил, наконец, нормальное человеческое существо, хотя мы с ним едва не убили друг друга.

Слава подобрал зайца, ловко увязал его в кусок брезента и приторочил к своему рюкзаку; затем он спросил меня, не соглашусь ли я разделить с ним ужин. Я с радостью принял его приглашение.

IV.

Мы пересекли поле, потом заваленное упавшими деревьями шоссе и вошли в небольшой поселок городского типа. Там Слава указал мне на один из многоэтажных домов. Соблюдая меры предосторожности, мы двинулись к нему. Я знал о существовании этого поселка, но никогда не был в нем до эпидемии. Сейчас он ничем не отличался от других таких же, что мне уже доводилось видеть прежде: выбитые окна, сожженные машины; ветер трепал остатки одежды на лежащих тут и там истлевших трупах. К счастью, мы никого не встретили. Зомби в последнее время попадались реже, а живых людей здесь явно давно не было. Преодолев семнадцать этажей по пожарной лестнице, мы вышли к чердаку. На предпоследнем этаже Слава велел мне остановится и обратил мое внимание на натянутую у самого пола тонкую проволоку. Один ее конец был прикручен к ручной гранате, привязанной к перилам. Я догадался, что это самодельная мина-растяжка. Гранату расположили так, чтобы она взорвалась на уровне моего живота, площадь поражения составила бы почти два лестничных пролета. Задумано было неплохо; однако, для меня оставалось неясным, зачем нужны другие проволоки, на которых висели цветные тряпочки, пустые консервные банки и даже рыболовный колокольчик. Слава объяснил, что ловушка предназначена не для живых людей. Он показал сделанную углем надпись на стене "Внимание! Растяжка!". Я заметил, что стены вокруг вокруг нас были покрыты бурыми пятнами и словно иссечены осколками. Слава сказал, что в прошлом месяце Виктор, человек из его команды, забыл о ловушке и подорвался, когда спускался с крыши; теперь тряпочки, банки и особенно колокольчик должны были исключить подобные несчастья в будущем.