Дневник грешницы - Страница 10

Ирине Львовне и подумать было страшно о том, что будет, каким изощренным и жестоким насмешкам подвергнется она в доме сестры, если Карл по каким-нибудь причинам все же не приедет в Москву.

Поэтому Ирина Львовна продолжала вести внешне обычную гостевую жизнь. Посетила Пушкинский музей и Третьяковскую галерею, магазины ГУМ и ЦУМ, побывала на Воробьевых горах. Прогулялась пешком по старому и новому Арбату и даже купила на вещевом рынке в Лужниках обещанную Зое вертикальную обувную полку.

Все эти прогулки имели для Ирины Львовны, кроме туристской, очевидной для всех, еще и тайную, особую привлекательность. Она представляла себе, как будет бродить здесь с Карлом, как покажет ему дивный вид на Москву с Воробьевых гор. Как будет вести с ним деловые беседы, обсуждать планы поисков и полученные результаты, дабы он в полной мере смог оценить всю гибкость, находчивость и нестандартность ее мышления.

Ее острый неженский ум, ее начитанность, ее кругозор, ее безупречная логика – все то, что столь выгодно отличает ее от других женщин.

Ее единственную сильную сторону… Если не считать определенного литературного дарования и темно-зеленых, редкого изумрудного оттенка, глаз.

И, возможно, наступит время, когда он поймет, что так интересно, как с ней, ему не будет никогда и ни с кем.

В том числе и с женой. Аделаида, по мнению Ирины Львовны, в плане умственного развития была совершенно обыкновенной женщиной. А после рождения своего очень позднего ребенка – и вовсе могла утратить последние культурно-интеллектуальные запросы.

Она же, Ирина Львовна, должна стать для Карла незаменимым помощником и сотрудником. Собеседником, коллегой, другом и товарищем, наконец…

И наступит момент, когда он вдруг заметит, что у его верного друга и товарища по поиску русских предков очень красивые глаза. И что глаза эти загораются ярким изумрудным пламенем каждый раз, когда встречаются с его – то ли темно-синими, то ли серыми, как наше Балтийское море в грозу…

Ровно неделю спустя Ирина Львовна, с трудом сдерживая сильно бьющееся под новой, специально купленной оранжевой блузкой сердце, летела в скоростном автобусе в международный аэропорт «Шереметьево».

В зале для встречающих она увидела цветочный ларек и остановилась в нерешительности. Потом вспомнила, что Карл любит розы, и полезла в бумажник.

Денег по наглым аэропортовским ценам едва хватило бы на три маленьких и увядших белых цветка или на один роскошный, густого солнечно-оранжевого, как ее блузка, цвета, размером с чайное блюдце.

На обратную же дорогу из аэропорта (в случае, если Карл не прибудет и ей придется возвращаться самостоятельно) средств не оставалось вовсе.

Но Ирину Львовну это не остановило. Решительно выпятив нижнюю губу, она приобрела одну роскошную розу и, не удержавшись, тут же сунула нос в ее благоухающие лепестки.

А совсем скоро, через каких-нибудь полчаса, если верить электронному табло, ей посчастливится вдохнуть и другой аромат. Солнце – грозовая свежесть – полынь. Его запах.

Самолет авиакомпании Swissаir совершил посадку с ювелирной точностью, в том числе и по времени – ровно в 12 часов дня.

Ирина Львовна, защищая ладонью розу, приподнялась на цыпочки в тесной толкающейся толпе.

К счастью, Карл не заставил себя ждать.

Он появился одним из первых. Левой рукой он катил свой большой знакомый Ирине Львовне чемодан на колесиках, а в правой нес пухлого темноволосого и белолицего, очень похожего на Аделаиду, малыша.

Зачем он взял с собой сына, удивилась Ирина Львовна; и как это Аделаида позволила?

Но тут же получила ответ на свой вопрос. Следом за Карлом, улыбаясь вертевшему головой мальчику усталой улыбкой, выплыла сама Аделаида – еще больше располневшая в свои почти пятьдесят, но все еще, как с горечью отметила Ирина Львовна, замечательно красивая.

Конечно, как она могла подумать, что Аделаида отпустит Карла одного? Да еще и в Россию?

Сказала ему, наверное, что соскучилась по Родине, ну и все такое… а может, и ничего не говорила, а просто поставила перед фактом: или летим все вместе, или никто никуда.

«Я на ее месте поступила бы точно так же», – вздохнула Ирина Львовна.

Карл заметил ее почти сразу. Он широко и радостно улыбнулся, и у Ирины Львовны немного отлегло от сердца. Все-таки он прилетел, он здесь, на одной с ней земле, и он явно рад встрече.

А дальше… дальше будет видно. Аделаида, насколько было известно Ирине Львовне, никогда особо не интересовалась историей. К тому же Аделаиде придется заниматься ребенком. И, стало быть, она не станет активно участвовать в их с Карлом исторических изысканиях.

Поэтому, когда Карл расцеловался с ней (по-братски, разумеется, в щеку), а протянутую розу сразу же передал жене, Ирина Львовна улыбнулась Аделаиде и приветствовала ее почти безо всякого неприязненного чувства.

– Это любопытно, – согласился Карл, дочитав последний пожелтевший, почти прозрачный от времени листок, – очень любопытно.

Все время, пока он читал, Ирина Львовна, развалившись в мягком гостиничном кресле и потягивая через соломинку доставленную из гостиничного бара пинаколаду, наблюдала за меняющимися выражениями его правильного загорелого лица.

Иногда он хмурился, разбирая завитушки мелкого изящного почерка и многочисленные «яти», «фиты» и «ижицы». Ирина Львовна предлагала ему свою помощь, но он вежливо отказался, объяснив, что не может упустить такой случай – освежить в памяти старинную русскую орфографию.

Аделаида ушла гулять с малышом в ближайший скверик на Цветном бульваре. Уходя, она совершенно спокойно и дружелюбно кивнула остающейся наедине с ее мужем Ирине Львовне, так что Ирина Львовна вместе с облегчением почувствовала и некоторую досаду: что это она, совсем ее за женщину не считает, что ли?

– Да, – сказал Карл, возвращая письма Ирине Львовне. – Похоже, речь действительно идет о моем русском прадеде, отце бабушки Елизаветы.

Ирина Львовна обрадовалась:

– А что я тебе говорила?!

– Но есть одна деталь, которая вызывает у меня сомнения, – продолжал Карл. – Бабушка родилась в декабре 1900 года, то есть примерно через год после описываемых здесь событий…

– Ну и что? – горячо возразила Ирина Львовна. – Ясно же, что твой прадед Алексей женился на моей троюродной прабабке Анне и у них родилась дочь Елизавета! Что тут удивительного?

– Видишь ли, – медленно произнес Карл, глядя на Ирину Львовну с определенным сочувствием, – бабушка показывала мне свою метрику. Ее отцом значился граф Алексей Николаевич Безухов, а матерью – Мирослава Тодоровна, урожденная княжна Видинова. Болгарка. Его законная жена.

– Но ведь у них не было детей! – воскликнула Ирина Львовна, чувствуя, как рушится столь блистательно и логично выстроенная гипотеза. – За двадцать лет совместной жизни у них так и не появились дети! А этой его Мирославе в 1900 году должно было быть не меньше сорока!

– Ну и что, – мягко возразил Карл, – ты действительно думаешь, что женщина в сорок лет уже неспособна родить?

Ирина Львовна раскрыла рот. Потом закрыла. Возразить было нечего. Аделаида родила Карлу сына в сорок семь лет. Правда, это был не первый ее ребенок, но… какая, в сущности, разница?

Да и сама она, Ирина Львовна, в свои тридцать девять разве не продолжает мечтать о том же? Ну, пусть не о семье, но хотя бы о ребенке? Если б еще удалось найти отца для этого ребенка… такого, как Карл…

– Хотя мысль была интересная, – продолжал Карл. Он видел огорчение Ирины Львовны и явно стремился ее утешить. – Из дальнейших писем твоей прабабки мы могли бы извлечь дополнительную информацию о моем прадеде, но, к сожалению…

– Что? Что – к сожалению?

– Ирина, – еще более мягко сказал Карл и даже взял ее за руку, – возможно, они больше вообще не встречались.

– Почему это? – продолжала упорствовать Ирина Львовна. – Они же начали испытывать друг к другу определенные чувства. Не только Аннет влюбилась в графа, но и он стал к ней неравнодушен. У них вполне мог начаться роман!