Дневник - Страница 38

дин и открывает. А там – ничего.

Она пролистывает страницы, но там ничего нет. Только молитвы и псалмы. Никаких особо секретных посланий внутри не нацарапано.

Хотя, когда она собирается положить его на место, на дереве скамьи, где ее прикрывал псаломник, вырезана надпись, гласящая – «Беги с острова, пока можешь».

Подписано – «Констенс Бартон».

8 июля

НА ПЯТОМ НАСТОЯЩЕМ СВИДАНИИ Питер снабдил подложкой и вставил в раму картину, нарисованную Мисти.

Ты, Питер, ты говорил Мисти:

– Вот эта. Эта картина. Будет висеть в музее.

На картине был пейзаж с домом, обвитым террасами, укрытым деревьями. На окнах висели шелковые шторы. За белым штакетником цвели розы. Синички летали в столбах солнечного света. Дым лентой вился из единственной каменной трубы. Мисти и Питер зашли в магазин багета{[8]} у кампуса, и она стала спиной к витрине, пытаясь загородить обзор любому, кто может заглянуть и увидеть.

Тебя с Мисти.

Загородить обзор любому, кто может увидеть ее картину.

Снизу была ее подпись, под штакетником, – «Мисти Мария Клейнмэн». Не хватало только улыбающейся рожицы. Сердечка над "й" в «Клейнмэн».

– Разве что в музее кича{[9]}, – сказала она. Это была улучшенная версия того, что она рисовала в детстве. Поселок ее мечты. И видеть его было куда неприятнее, чем худший портрет самой себя, голой и жирной насколько можно. Вот было оно, заезженное сердечко Мисти Марии Клейнмэн. Сладостные грезы одинокой шестилетней девочки, которой ей оставаться всю жизнь. Жалкая душонка из поддельных самоцветов.

Банальный секретик о том, что приносит ей радость.

Мисти все косилась через плечо, чтобы убедиться, что никто сюда не заглядывает. Никто не видит самую избитую, правдивую часть ее самой, изображенную здесь в акварели.

Питер, слава Богу, просто подрезал рогожу и выровнял по ней картину.

Ты подрезал рогожу.

Питер подкрутил лобзик на магазинном верстаке и распилил скосы для рамки по каждому краю. И, когда Питер смотрел на картину, он ухмылялся в пол-лица, главная скуловая подтягивала рот в одном уголке. И бровь он поднял с этой стороны. Сказал:

– Перила у тебя вышли идеально.

Снаружи по тротуару шла девушка с худфака. Последней «работой» этой девушки был плюшевый медвежонок, набитый собачьим дерьмом. Она трудилась, спрятав руки в синие резиновые перчатки, такие толстые, что в них едва сгибались пальцы. В ее понимании, красота была условной концепцией. Поверхностной. Обманной. Она разрабатывала новую жилу. Новый выверт в классической теме дадаизма. У нее в студии уже лежал выпотрошенный медвежонок с расправленным в духе аутопсии искусственным мехом, готовый превратиться в произведение искусства. Ее резиновые перчатки были вымазаны коричневым и воняли, она с трудом удерживала иголку с красной шовной нитью. Всему этому она дала название – «Иллюзии детства».

Остальные ребята на худфаке, дети богатых родителей, те ребята, которые путешествовали и видели настоящие произведения искусства в Европе и Нью-Йорке, – все они делалиОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com