Дневник - Страница 31

кой, бля, худфак.

Он сплюнул комок зеленой жвачки, сорвал еще один травяной стебель и сунул его себе в рот. Произнес позеленевшим языком:

– Уверен, если бы ты нарисовала то, что в твоем сердце, то оно могло бы висеть в музее.

То, что в ее сердце, возразила Мисти, большей частью дурацкий хлам.

А Питер молча глянул на нее. Спросил:

– Тогда смысл – рисовать то, что тебе не нравится?

То, что ей нравится, возразила Мисти, никогда не продастся. Люди это не купят.

А Питер сказал:

– Может статься, ты сама удивишься.

Это была Питерова теория самовыражения. Парадокс бытия профессиональным художником. То, как мы тратим всю жизнь, пытаясь хорошо самовыразиться, но сказать нам нечего. Мы хотим, чтобы элемент творчества строился по системе причины и следствия. Хотим результатов. Создать покупаемый товар. Нам нужно, чтобы старание и дисциплина уравнялись с признанием и воздаянием. Мы садимся за тренажер нашего худфака, за дипломный проект на специалиста изящных искусств, и практикуемся, практикуемся, практикуемся. И, со всеми нашими великолепными навыками, – документировать нам нечего. По словам Питера, ничто нас так не бесит, как какой-нибудь дерганый наркоман, ленивый бездельник или поганый извращенец, который вдруг создает шедевр. Будто невзначай.

Какой-то придурок, который не боится заявить о том, что он любит на самом деле.

– Платон, – объявляет Питер, поворачивая голову, чтобы сплюнуть в траву зеленую жвачку. – Платон говорил: «Кто приблизится к храму Муз без вдохновения, веруя, что достойно лишь мастерство, останется неумелым, и его самонадеянные стихи померкнут пред песнями безумцев».

Он сунул очередной стебель в рот и взялся жевать, со словами:

– Так что же делает Мисти Клейнмэн безумцем?

Ее сказочные дома и булыжные мостовые. Ее чайки, которые кружат над устричными лодками, возвращаясь с отмелей, которых она никогда не видела. Ни в какой сраной жизни, черт возьми, она не станет рисовать это дерьмо.

– Мора Кинкэйд, – говорит Питер. – Не бралась за кисть, пока ей не исполнился сорок один год.

Он взялся вытаскивать кисти из коробки светлого дерева, скручивая кончики. Он сказал:

– Мора обвенчалась со старым добрым плотником с острова Уэйтензи, и у них была пара детей.

Он извлек ее тюбики с красками, пристроив их тут же, рядом с кистями, на одеяле.

– Пока не умер ее муж, – продолжал Питер. – И потом Мора заболела, очень заболела, чахоткой или чем-то таким. Опять же, в те времена в сорок один год ты считалась уже старушкой.

Пока не умер один ее ребенок, говорил Питер, Мора Кинкэйд не бралась за картины. Он сказал:

– Наверное, нужно пострадать по-настоящему, прежде чем рискнешь заняться любимым делом.

Ты рассказал Мисти обо всем об этом.

Ты сказал, что Микеланджело был депрессивным психопатом, который изображал себя на картинах мучеником с содранной кожей. Генри Матисс бросил ремесло адвоката из-за аппендицита. Роберт Шуман стал писать музыку только тогда, когда ему парализовало правую руку,Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com