Дмитрий Донской - Страница 101

Итак, местоблюститель — это епископ, временно заменяющий первоиерарха. Иное дело — наместник. Эта должность требовала не столько сана, сколько деловых качеств. Митяй был назначен наместником митрополита Алексея, будучи архимандритом Спасского монастыря. Полномочия наместника не были четко и однозначно прописаны в церковном праве. В каждом конкретном случае архиерей сам определял права и обязанности своего наместника. Судя по всему, святитель Алексей назначил Митяя своим наместником, но не определил пределы его власти. Толкуя эти пределы крайне широко (и имея за спиной поддержку великого князя), Митяй стал распоряжаться такими вопросами (имущественными, церковно-правовыми, кадровыми), которые по традиции мог решать только полноправный митрополит. Имея относительно низкий иерархический статус (архимандрита), Митяй вершил дела, входившие в компетенцию архиереев. Отсюда возникло классическое противоречие должности и звания.

(Если перенести эту ситуацию в современное военное ведомство, то можно сказать, что командиром дивизии (или исполняющим обязанности комдива) вместо генерала был назначен майор, приказам которого вынуждены подчиняться командиры полков — полковники. В научной среде сходная ситуация могла возникнуть в том невероятном случае, когда заведующим кафедрой, на которой работают профессора и доктора наук, оказался бы кандидат наук и ассистент.)

На эту «ахиллесову пяту» Митяя и указал без обиняков раздраженный поведением наместника суздальский владыка Дионисий. Эта церковно-бюрократическая головоломка — епископ, исполняющий распоряжения архимандрита, имеющего полномочия митрополичьего наместника, — приводила в замешательство и древнерусских агиографов, и маститых историков церкви. Епифаний Премудрый в Житии Стефана Пермского рассказывает о том, что святой, задумав отправиться на проповедь в далекие пермские земли, явился за благословением и помощью к владыке Герасиму, «епископу Коломеньскому, наместнику на Москве, сущу ему старцу многолетну и добролепну, иже бе святил его (Стефана. — Н. Б.) на поставление прозвитерства» (234, 435). Из текста явствует, что митрополичьим наместником мог быть и епископ — вопреки мнению митрополита Макария (Булгакова).

Надо полагать, что еще со времен святителя Алексея Москва с округой выделялась из митрополичьей епархии в особую церковно-административную единицу, текущее управление которой митрополит (или исполняющий обязанности митрополита) поручал викарному епископу Коломенскому. По своим правам и обязанностям он был близок к обычным наместникам, хотя, строго говоря, наместником не являлся. Агиограф не стал вникать в эти бюрократические тонкости и использовал общепонятный термин — наместник. Эта традиция — Москва как собственно патриаршая епархия и митрополит Крутицкий и Коломенский в качестве епархиального архиерея Московской области — в общих чертах сохранилась и до наших дней.

Судя по тому, что Герасим сохранил свое положение епископа Коломенского и после кончины Митяя, при митрополитах Киприане и Пимене, это был сговорчивый и обходительный человек, пользовавшийся уважением знати и самого великого князя Дмитрия Ивановича. Главным событием его жизни стало благословение русских полков, проходивших через Коломну на Куликово поле. Герасим дожил до весьма преклонного возраста и умер окруженный почетом. Современный историк дает ему следующую характеристику: «Перед нами — приближенный митрополита Алексия, его выдвиженец и доверенный порученец, опытнейший и убежденный проводник промосковской линии в политике митрополии» (231, 192).

Привязывая Коломну к Москве прочными нитями церковно-иерархических связей, Дмитрий Московский не забывал и о силовых методах решения территориальных споров. Военные возможности русских князей вообще и рязанских князей в частности в ту пору были невелики. Захватить огромную Коломенскую крепость штурмом силами одной княжеской дружины не представлялось возможным. Длительная осада в условиях изменчивой военно-политической ситуации была бесперспективной. Взять Коломну можно было только обманом или изменой. Рязанские князья, безусловно, имели в городе своих тайных сторонников. Их внезапное выступление при поддержке массы горожан могло положить конец власти москвичей. Таким образом, в борьбе за Коломну очень многое зависело от настроения горожан. Вероятно, и в те времена провинциалы не любили москвичей, считая их высокомерными бездельниками.

Желая поближе сойтись с коломничанами за пиршественным столом, Дмитрий Московский отпраздновал здесь свою свадьбу с Евдокией Суздальской (18 января 1366 года). Возможно, в этом решении не обошлось и без исторических аналогий. Такой начитанный в летописях человек, как митрополит Алексей, конечно, знал, что великий предок Дмитрия Александр Невский справлял свою свадьбу с Александрой Полоцкой в Торопце — стратегически значимом городе на северо-западной границе русских земель. Столь же значимой для Дмитрия Московского была и пограничная Коломна.

Там же, в Коломне, отпраздновал свою свадьбу с родной сестрой Евдокии Суздальской Марьей старший сын московского тысяцкого Микула Васильевич Вельяминов. Полагают, что и брак князя Дмитрия Московского с суздальской княжной был заключен «при деятельном содействии» главы московского боярства тысяцкого Василия Васильевича Вельяминова (112, 215).

«Обе свадьбы игрались в Коломне — этим обозначалась решимость Москвы отстаивать за собой рязанский в прошлом город, захват которого в начале века Рязань не признавала» (191, 52).

В этой связи и последующее возвышение коломенского попа Митяя — княжеского духовника, печатника и нареченного митрополита — можно рассматривать как своего рода «поклон» Москвы в сторону Коломны. Безусловно, стремительная карьера земляка была предметом гордости коломничей. В свою очередь, и Митяй не забывал своей «малой родины», доверял важные посты ее представителям. Став после смерти Алексея фактическим главой Великорусской митрополии, Митяй сделал своим главным помощником, своей «правой рукой» коломенского епископа Герасима. Можно с уверенностью полагать, что и каменное строительство в Коломне велось под наблюдением и покровительством Митяя.

В качестве наместника Митяй получил доступ к митрополичьей казне, сильно пополнившейся стараниями домовитого святителя Алексея. Естественным желанием княжеского фаворита было отблагодарить Всевышнего, ниспославшего ему, бедному сельскому попу, такую судьбу. Лучшей благодарностью могло стать возведение большого храма у себя на родине. Заметим, что так поступали все русские фавориты — от Шигони-Поджогина и Басманова до Меншикова и Разумовского.

К этому времени в Коломне уже имелся небольшой каменный собор, построенный около середины XIV столетия в связи с открытием Коломенской епархии. Но его скромные размеры и неказистый вид заставляли искать более впечатляющих образов.

Душеприказчиком митрополита Алексея и главным хранителем его казны был великий князь Дмитрий Иванович. Митяю удалось увлечь порывистого Дмитрия своим проектом постройки в Коломне небывалого по размерам каменного кафедрального собора. Дмитрий имел и личные мотивы заинтересоваться предложением Митяя. Военные кампании, которые, конечно, представляли в Москве как великие подвиги юного князя Дмитрия, — «Суздальщина», «Литовщина», тверская война и наконец «розмирие» с Ордой и битва на Воже, требовали подобающего монумента в виде храма из белого камня.

Идея о постройке белокаменного храма-памятника в честь успехов Москвы в эти годы, что называется, «витала в воздухе». Поначалу храм предполагали возвести в Москве. Но в плотно застроенной столице единственным местом для такого монумента мог быть один из пригородных монастырей. И храм-памятник был заложен в излюбленном князем Дмитрием Симоновом монастыре.

Летописи почему-то умалчивают о закладке собора в Симоновом монастыре. Единственным указанием на сей счет служит сообщение Симеоновской летописи под 6913 годом (1404/05) о завершении строительства.