Для фортепиано соло. Новеллы - Страница 9

— Очень романтично все, что вы рассказываете!.. В общем, Фабер — дьявол во плоти.

— Очень точно сказано… Да, он дьявол, который восстает против воли Бога и получает наслаждение от зла.

— Но дьявол очень приятный…

— Дьявол — джентльмен, это все знают.

— Вы верите в дьявола?

— Верю, когда вижу его… Посмотрите в его глаза… Послушайте меня, Франсуаза. Вы не находите дьявольским мужчину, который без намека на любовь принимается завоевывать добропорядочную женщину, у которого для этой маленькой войны есть некоторое число приемов или, если хотите, проверенных рецептов и который, чтобы победить, хладнокровно выбирает подходящее оружие?

— Откуда вы знаете, что он выбирает хладнокровно и без любви?

— Потому что он сам сказал мне об этом, потому что он этим похваляется… Ладно, вы хотите, чтобы я предсказал, что произойдет между вами?

Она со смехом взглянула на меня:

— Да ничего не произойдет!.. Почему вы решили, что я, жалкая провинциалка, интересую его, человека, окруженного женщинами более соблазнительными… более роскошными?

— Вы напрашиваетесь на комплименты? Вы интересуете его primo[3] потому, что вы красивы, «неоспоримо красивы», как говорит Кристиан… secundo[4] именно потому, что провинциалка… Он уже давно снял сливки в Париже и там ему стало трудно обновлять свой гарем дебютантками, которые к тому же не всегда ему по зубам… Провинциалка нечто новое, неизученное. А если к тому же она порядочная женщина, то становится добычей наиболее желанной… Дьяволу нужны праведные души, он находит истинное наслаждение в том, чтобы искушать именно их.

Она наклонилась, сорвала травинку и согнала ею муравья, который уже дополз до ее юбки.

— Праведная душа, — сказала она. — У меня душа не праведная; я полна тревоги… сомнений… Мы, женщины, несчастные создания… Мы нуждаемся, чтобы рядом с нами был кто-то сильный, должны чувствовать опору… Вы восхваляли моего мужа, и вы правы: Антуан замечательный человек… Но опора? Вот этого нет!.. Это, конечно, вовсе не означает, что я не люблю его, но…

— Вот этого я и опасаюсь… Вы женщина восприимчивая…

— Я этого не говорила.

— Вы сказали это помимо своей воли… Следовательно, вы входите в классификацию Фабера.

— Что вы называете классификацией Фабера?

— То, что он сам так называет… Своим друзьям-мужчинам он охотно объясняет, что в любовных играх, как и в игре в шахматы имеется некоторое количество ходов для начала партии, классических, которые надо знать наизусть, и каждый пригоден для определенного типа женщин. Я не помню точно его список. Но он примерно таков. Женщины восприимчивые или, если вам угодно, доступные могут быть разделены на женщин сладострастных, женщин с материнским инстинктом и женщин интеллектуальных. И каждая из этих категорий должна подвергаться атаке по-разному…

— А какие женщины недоступны?

— Влюбленные, сильно привязанные к другому мужчине, и «наседки», которых ничто не интересует, кроме их детей… Но это уже другая история… Вернемся к женщинам чувствительным. Для каждого типа у Фабера есть свой подход к атаке, всегда одинаковый, и он действует безошибочно.

— Например?

— Я не знаю все наизусть… Заботливым «мамашам» он жалуется, вопреки очевидности, что очень одинок, болен, несчастен и нуждается в утешении. Они не могут устоять перед своим призванием и бросаются спасать любого взрослого, который считает себя ребенком. Такой была Жорж Санд, она не могла не посочувствовать страждущему, кто бы он ни был… Чувственным Фабер говорит: «Вы не представляете себе, что такое наслаждение… Да, конечно, у вас есть муж, возлюбленный… И он хороший, я знаю его… Но я разговаривал с ним о любви… он же ничего не понимает в этом… Ах, пустяки!.. Настоящая любовь — это не инстинкт и даже не чувство, это искусство и умение… Вот я мог бы открыть вам такие ощущения и дать вам счастье, о котором вы даже не помышляли…» Такова основная тема… Только он развивает ее намного лучше… намного подробнее… с намного большей страстью.

— Искусство? А почему бы и нет?.. К тому же у него такой опыт…

— Франсуаза! Вы попались на удочку? Уже?

— Напротив. Я вас поддразниваю… А что говорит он об умных женщинах?

— Сказать по правде, я уже забыл, но можно себе представить его аргументы: «Вы необычайно превосходите свое окружение; вас не ценят по достоинству; вам нужен мужчина, который бы не приглушал ваше призвание, а восхвалял бы его». После чего он предлагает себя… Добавьте во всех трех случаях еще признание, что никогда раньше он не испытывал ничего подобного… Ваши волосы, ваши глаза, ваш стан, ваша грация… А тут еще лунный свет и — получайте в горячем виде… Вот рецепты Фабера.

— Не вижу в этом ничего ни особо нового, ни опасного, — проговорила она. — Все женщины слышали что-нибудь подобное.

— Возможно, но сказанное не с такой силой, не с таким театральным даром… У этого дьявола есть дар… Если я прошу вас усомниться в нем, то лишь потому, что знаю его штучки… Наверняка он уже сегодня предложит вам прогуляться в ночи. Надеюсь, вы откажетесь…

— А если бы я согласилась, — спросила она, — к какой категории он причислил бы меня?

— Он не откровенничал со мной. Но он специалист, у него есть чутье, и он почти всегда определяет точно.

— А к какой категории причислили бы меня вы?

— Специалист всегда хранит свои секреты… Да вы сами прекрасно увидите, когда он сделает первые ходы, это будет его игра… Или, скорее, я надеюсь, что вы проявите мудрость и никогда не останетесь наедине с ним.

Она встала, спросила меня:

— Не хотите пройтись немного? Я в очень легком платье и не скажу, что мне так уж тепло.

Мы пошли по дороге в деревню, по извилистой дороге, обсаженной колючим кустарником. Я смотрел на Франсуазу, на ее светлые вьющиеся волосы, на нежную твердость ее профиля, ее красивый взгляд и думал: «Надо любым способом помешать этой сумасбродке погубить себя ради мужчины, который уже через полгода забудет о ней».

— Вы знаете, — спросил я, — историю Сильвии Нуартель?

— Нет… Не забывайте, я ведь провинциалка… Эта история связана с Фабером?

— Более чем просто связана. Это история, в которой Фабер главный герой… или, скорее, предатель… Сильвия была восхитительной, серьезной женщиной, она вышла замуж за Юбера Нуартеля, крупного инженера и конструктора мостов. Образцовая семейная пара. Двое детей. Муж довольно часто бывал в отъезде, потому что некоторые его предприятия находились за границей. Но жена, рассудительная, мудрая, как француженки из романов Жироду,[5] занималась своими детишками, жила в окружении своей прелестной семьи. Короче — полная идиллия…

— До того дня, когда огромный злой волк…

— Вот именно… Так случилось, к несчастью, что Фабер встретил у своих друзей Сильвию. И тотчас же обрушил на них лавину вопросов, какими и я подвергся касаемо вас: «Кто она? Где ее муж? Как случилось, что я до сих пор не знал ее?»

— Он вам задал эти вопросы обо мне?

— А что вы думаете? Эти и еще много других… Но я вернусь к Сильвии. Фабер тут же пересел поближе к ней, отлично разыграл свою роль, и Сильвия была обольщена. На следующий день началась осада. Звонки по телефону, цветы, ложа в театре… Инженер в то время находился в Турции. Сильвия, свободная, слишком свободная, после дней героического сопротивления безумию стала любовницей Фабера. Это было прискорбно, потому что он, как всегда, видел в ней красивую вещь, уже потускневшую, использованную. Тем не менее, будь это другой мужчина, все могло бы остаться втайне. Но Фаберу доставляло еще большее удовольствие ославить женщину, чем обладать ею. Когда Нуартель вернулся, весь Париж уже был наслышан и судачил об этом. Сама же Сильвия, умная Сильвия, вела себя самым неразумным образом. Даже если бы муж не узнал правды, она, я думаю, сама бы выложила ее.