Длань наказующая. Файл №214 - Страница 12

— Мы верим в то, что христианство не более чем лицемерие. Оно позволяет вытворять, что угодно. Не делай другим, чего не хочешь себе! Надо же придумать такое! Этот завет связывает по рукам и ногам любого порядочного человека, но дает полную свободу негодяям и извращенцам. Всякий может сказать: я люблю, когда меня мучают, поэтому Христос велит мне мучить других! Мы верим в то, что человек — это просто животное и ничего больше. Ничем не лучше и ничем не хуже остальных теплокровных. И чем скорее он окончательно перестанет обманывать себя иллюзиями, тем лучше для него самого. Мы верим, что наш храм — это могучий и полезный элемент общества. Здравый ум, хорошее здоровье — что еще нужно, в конце концов?

Он помолчал, громко дыша в тишине подвала. Гул дождя и раскаты грома едва доносились сюда.

Джим провел ладонью по щеке. И когда он снова продолжил, — голос его дрожал.

— Но сегодня я увидел лицемерие и среди своих. И даже в себе самом. Я едва не поддался… Обвинить Шэрон! Они так хотели, чтобы я это сделал! Свалить убийство на ни в чем не повинного, беззащитного человека. Мертвого человека. Любимого человека! Только чтобы спастись самим… Она, девочка моя, убила из ревности! Из ревности вырвала сердце, глаза… Что за бред! Меня едва не стошнило от них! Мы твердим: жертвы, жертвы! Ради веры нужны жертвы! Мы и приносим жертвы! Но вдруг выясняется, что мы с готовностью приносим в жертву своей вере кого угодно — только не себя!

— Я понял, — сказал Молдер. — Но прошу вас, мистер Осбери, расскажите мне поподробнее о жертвах.

Джим кивнул.

— Разумеется, — процедил он с ощутимым презрением. — Вы же полицейский, а не исповедник… Хорошо. Дело в том, что, чем моложе кровь, тем лучше она для ритуала. Поэтому приходится использовать либо младенцев, — но крови у них кот наплакал, да и самих младенцев не напастись… либо подростков, которые по своим физическим данным уже пригодны к многократному использованию, но по уровню духовного развития еще совершенно не способны к сознательным действиям такого масштаба. И потому им невозможно довериться. Мы использовали их под гипнозом и блокировали воспоминания. Но что-то им вспоминалось порой, в этом все дело…

— А кто убил Джерри Стивенса? Джим помолчал. Потом сказал:

— Это я и сам хотел бы знать.

— Кто-то из ваших единоверцев?

— Нет. В этом я уверен. Они перепуганы больше моего, перепуганы насмерть. Кто-то пришел.

И тут в кармане Моллера запищал телефон.

— Простите, мистер Осбери, — сказал Молдер, торопливо выдергивая коротенький штырек антенны. — Да? Это я. Дэйна? Что случилось?

— Не могу говорить, — произнес задыхающийся голос Скалли. — Скорее сюда, Фокс! У меня неприятное…

И пошли гудки.

И с этого момента расследование превратилось в фарс. В комедию абсурда.

Почему-то Молдер даже не спросил Джима Осбери, как так получилось, что весь его дом будто вымер, и куда подевалась его жена.

Почему-то Молдер приковал Джима Осбери наручниками к перилам лестницы. Тогда это показалось ему хорошей идеей , — чтобы потом вернуться и договорить именно здесь, и вместе осмотреть подвал, и чтобы Джим не передумал и не сбежал. Как будто он не сам пришел к Молде-ру для разговора! Как будто ему было куда бежать!

Почему-то Джим Осбери даже не сопротивлялся. Даже не возразил. Даже слова не сказал — молча позволил нацепить себе на запястье холодный жесткий браслет и остался с задранной вверх правой рукой один в темноте подвала. Молдер был словно в лихорадке, а Джим Осбери — в блаженном расслаблении. Дверь подвала открылась, пропуская наружу Молдера, а внутрь — рассеянный свет выбивавшегося из сил неподалеку от окна кухни уличного фонаря. Потом дверь закрылась, и стало совершенно темно. Джим попробовал присесть на ступеньку, но браслеты не позволили, пришлось стоять. Это его не огорчило ни на мгновение. Сладкое чувство выполненного долга было таким умиротворяющим, что он готов был стоять так хоть всю ночь.

Ему не пришлось стоять и четверти часа.

Вновь ожившая дверь медленно, с каким-то зловещим скрипом отворилась. Как быстро, подумал Джим. Потом сообразил: этот агент не успел бы даже к школе доехать, не то что вернуться. До хруста в позвонках вывернув голову, он оглянулся на дверь. И успел увидеть в заполнившем дверной проем скупом мерцании черный силуэт поднявшей голову гигантской змеи.

Средняя школа Кроули 20.20 Дом Джима Осбери 20.53

Молдер ворвался в компьютерный класс с пистолетом в руке — и через мгновение обессиленно прислонился плечом к дверному косяку. — Дэйна, — только и сказал он.

Скалли удивленно поглядела на него поверх монитора. И, не выдержав, рассмеялась.

— Господи, Фокс! Какой ты смешной! Будто тебя из болота вынули!

Молдер молча спрятал пистолет.

— Посмотри, как интересно, — сказала Скалли. — Якобы евреи при мщении расчленяли тела жертв, извлекали органы. Сердца, глаза… Это из нацистской газеты, опубликовано в тридцать четвертом году. Хороший ход, правда? На место евреев можно подставить кого угодно, кто ненавистен, — она потянулась, с наслаждением распрямляя уставшую за время сидения перед компьютером спину. — Я думаю, кто-то здесь, прекрасно зная местные легенды, совершил убийство, например из ревности, — но старательно пытается смоделировать некую ритуальную подоплеку, чтобы навести нас на ложный след. Заставить искать каких-то фанатиков…

— Дэйна, ты мне не звонила? — спросил Молдер.

— Нет, — с толикой недоумения в голосе ответила Скалли. — А сколько времени? — она бросила взгляд на часы. — Ого… Что же касается учителя, мистера Кингли, то за пятнадцать лет работы в школе он пропустил по болезни два дня. Всего лишь два рабочих дня. И вот третий день — сегодня. Он ухитрился где-то подцепить трихофитию. Стригущий лишай. Это в наши-то дни!

— Скалли, я еду обратно, — решительно сказал Молдер. — Тут что-то не то. Осбери там совершенно беспомощен.

Скалли, поразмыслив мгновение, поднялась.

— Я с тобой. Расскажу по дороге про твою любимую миссис Пэддок-

— Только ради Бога, Дэйна, скорее!

Скорее не получилось. Потоп нарастал, и жалкая скорость в сорок миль в час была опасным пределом. Ежеминутно взрывая беспросветный мрак, полыхали молнии, и удары грома валились на крышу автомобиля, как гранитные глыбы, грозя то ли расплющить машину, то ли навеки впечатать ее в асфальт.

— Так вот миссис Пэддок, — говорила Скалли.

— Что миссис Пэддок? — пытался отвечать Молдер

— Можно сказать, что ее нет.

— Как нет?

— Вот так. Я не смогла найти о ней ничего. Ладно, что она не состояла под арестом, не имела приводов, не находилось в розыске или под следствием… С этого я начала. Но такой учительницы якобы вообще нет в стране!

Молдер даже сбросил газ. Но нет, возвращаться поздно, они уже почти приехали. Сначала — Джим.

— Дэйна, что же ты сразу не сказала…

— Вероятно, это какая-то ошибка. Сбой в сети, или бюрократическая путаница, недосмотр…

Молдер не отвечал, снова сосредоточившись на дороге.

— Ну и погодка, — поежилась Скалли. Дверь в подвал была полуоткрыта, и Молдер снова достал пистолет. С фонарем в левой руке и пистолетом в правой он шагнул на первую ступень лестницы, — по которой поднимался совсем недавно.

— Мистер Осбери! Тишина.

— Джим! Тишина.

В луче фонаря мертвенно-серо блеснули наручники, висящие на перилах так, как он их зацепил меньше часа назад. Второй браслет был пустым.

— Где он? — шепотом спросила Скалли.

— Если бы я знал, — ответил Молдер, осторожно спускаясь, и в этот миг бегающий луч фонаря зацепился за что-то странное на земляном полу. Прямо под наручниками. Час назад этого не было.

— Силы небесные… — сказала Скалли. Скелет человека был обглодан аккуратно и тщательно; и, казалось, любовно. Он был словно отполирован. Ни капли крови. Ни клочка плоти. Ни намека на недавнюю жизнь. Он напоминал учебное пособие.

— Кислота? — чужим голосом сказала Скалли. Молдер обвел лучом перила.