Диверсант - Страница 15

Вот что мне в свое время поведал Мамсуров (об этом я еще никому не рассказывал). Незадолго до поездки в Югославию Г. К. Жуков вызвал его к себе и поделился с ним своим решением о формировании бригад специального назначения, исходя из возможного характера будущих военных действий в том регионе. Эти бригады должны были быть сравнительно небольшими (до двух тысяч человек), вооруженные самым современным и мощным легким оружием.

Предполагалось собрать в единый кулак отборный, физически сильный личный состав, обученный приемам ведения ближнего боя, карате, десантированию с воздуха и пользованию современными взрывчатыми веществами.

Формирование этих бригад Георгий Константинович возложил на Мамсурова.

У Хаджи-Умар Джиоровича Мамсурова был друг, которого он знал много лет, — генерал Туманян. В то время он занимал должность заместителя начальника Бронетанковой академии по политической части. Туманян приходился дальним родственником Анастасу Ивановичу Микояну. Будучи женатыми на сестрах, они часто встречались и относились друг к другу по-дружески.

Мамсуров рассказал о встрече с Жуковым и его указаниях Туманяну, тот, в свою очередь, решил доложить об услышанном А. И. Микояну.

Микоян, в то время первый заместитель Председателя Совета Министров СССР, воспринял рассказ Туманяна очень серьезно. Первый вопрос, который он ему задал, звучал примерно так: "А могут ли эти бригады быть выброшены с воздуха на Кремль?" Туманян ответил утвердительно.

Услышав это, Анастас Иванович поспешил на доклад к Никите Сергеевичу Хрущеву. В воспаленном воображении Микояна, воспитанного на "теориях заговоров", по-видимому, сразу родилась мысль о намерении Жукова подготовить военный переворот с помощью бригад специального назначения. Именно в таком или примерно ключе он, судя по всему, доложил о разговоре Хрущеву. Тот, конечно, согласился с Микояном, испугался»…

Судя по всему, Никита Хрущев «испугался» давно, а тут и случай подвернулся. В октябре 1957 года был созван Пленум ЦК КПСС с повесткой дня: «Об улучшении партийно-политической работы в Советской армии и Военно-морском флоте».

Откровенно говоря, вопрос о создании бригад специального назначения сыграл свою, далеко не лучшую роль.

Вот что по этому вопросу сказал на пленуме секретарь ЦК КПСС М. Суслов:

«Недавно Президиум ЦК узнал, что тов. Жуков без ведома ЦК принял решение организовать школу диверсантов в две с лишним тысячи слушателей. В эту школу предполагалось брать людей со средним образованием, окончивших военную службу. Срок обучения в ней 6-7 лет, тогда как в военных академиях учат 3-4 года. Школа ставилась в особые условия: кроме полного государственного содержания, слушателям школы рядовым солдатам, должны были платить стипендии в размере 700 рублей, а сержантам — 1000 рублей ежемесячно.

Тов. Жуков даже не счел нужным информировать ЦК об этой школе. О ее организации должны были знать только три человека: Жуков, Штеменко и генерал Мамсуров, который был назначен начальником этой школы. Но генерал Мамсуров, как коммунист, счел своим долгом информировать ЦК об этом незаконном действии министра».

Что, собственно, было незаконного в этом решении Министра обороны, Михаил Андреевич Суслов не пояснил. Зато доступно растолковал Никита Сергеевич Хрущев:

«Относительно школы диверсантов. На последнем заседании Президиума ЦК мы спрашивали тов. Жукова об этой школе. Тов. Малиновский и другие объяснили, что в военных округах разведывательные роты и сейчас существуют, а Центральную разведывательную школу начали организовывать дополнительно, и главное без ведома ЦК партии. Надо сказать, что об организации этой школы знали только Жуков и Штеменко. Думаю, не случайно Жуков опять возвратил Штеменко в разведывательное управление. Очевидно, Штеменко ему нужен был для темных дел. Ведь известно, что Штеменко был информатором у Берия. Об этом многие знают, и за это его сняли с работы начальника управления. Возникает вопрос: если у Жукова родилась идея организовать школу, то почему в ЦК не скажешь? Мы бы обсудили и помогли это лучше сделать. Но он решил: нет. Мы сами это сделаем: я — Жуков, Штеменко и Мамсуров.

А Мамсуров оказался не Жуковым и не Штеменко, а настоящим членом партии, он пришел в ЦК и сказал: не понимаю, в чем дело, получаю такое важное назначение и без утверждения ЦК. Непонятно, говорит он, почему об этом назначении должен знать только Министр обороны? Вы знаете что-нибудь об этой школе? Мы ему говорим: мы тоже первый раз от вас слышим. Можете себе представить, какое это впечатление производит на человека».

Действительно, можно только догадываться, какое впечатление произвела «подстава» Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева на Хаджи Мамсурова.

До 1968 года, до дня своей смерти генерал-полковник, Герой Советского Союза Хаджи-Умар Джиорович Мамсуров служил военной разведке. Еще при жизни он стал легендой этой разведки. Как жаль, что легенды так мало живут и так быстро умирают в тайных архивах ГРУ, где не раскрытые еще документы хранят подробности об операциях Ксанти, вдохновившем Эрнеста Хемингуэя на его лучший роман.

Начальник штаба 1530-го стрелкового полка, высокий, поджарый, в плотно облегающей фигуру гимнастерке, поднялся из-за стола, протянул Николаю руку:

— Садитесь, Патрахальцев, разговор у нас будет долгий.

Николай не скрыл удивления. Срочная служба позади, как и экзамен в Одесском пехотном училище. На «гражданку» он уйдет не рядовым, а командиром запаса.

Здесь, в полку, осталось уладить некоторые формальности, получить документы, попрощаться с однополчанами. Куда дальше? Николай особенно не задумывался над этим. На «гражданке» дел по горло.

Можно вернуться в родную типографию, где проработал четыре года, стал классным печатником-литографом. Там все его знают. До сих пор помнят. Еще бы — комсомольский секретарь, кандидат в члены киевского горкома комсомола. В этой типографии трудится переплетчицей его мама и гравером — отец.

А можно вернуться в Союзпечать. Там, после окончания одногодичного коммунистического университета им. Артема, Николай руководил отделом.

Но скорее всего он пойдет сначала в горком комсомола, посоветуется и тогда примет решение.

Николай Патрахальцев сидел напротив начштаба полка и ждал, когда тот пожмет ему руку на прощание и скажет обязательные в таких случаях слова: мол, будь здоров, не забывай, держи высоко армейскую честь… и тому подобное.

Он тоже в свою очередь приготовил маленькую благодарственную речь на прощание — спасибо за армейскую науку, не забуду, буду, буду…

Однако начштаба почему-то медлил.

— Вот что, товарищ Патрахальцев, — наконец произнес он, и Николай в его голосе почувствовал официальные нотки, — скажу откровенно: я давно присматриваюсь к вам. Из вас может получиться хороший кадровый командир. Не задумывались о военной стезе?…

— О чем? — растерянно спросил Николай, — словно приходя в себя и не совсем понимая, чего от него хочет начштаба полка.

— О карьере военного. У вас за плечами рабочий стаж, университет. Избирались членом горкома комсомола. Вы кандидат в члены партии… А главное, человек молодой. Знания и опыт придут. Так что предлагаю вам остаться в кадрах Красной армии, тем более, экзамены сдали за полный курс училища.

— «Вот влип», — подумал про себя Патрахальцев. Ему совсем не хотелось в армию, за пулемет.

— Нет, товарищ начальник штаба, — сказал он твердо. Хотелось добавить еще что-то веское, значительное, чтобы убедить начштаба. Но ничего веского не нашлось. И Николай замолчал.

— Подумайте, — предложил начштаба и поднялся из-за стола. — Идите пока в казарму, мы вас вызовем.

Патрахальцев вышел из штаба, на крыльцо, закурил. «Во как бывает в жизни, чуть военным не стал». — Он одернул шинель и направился в казарму.