Дивен Стринг. Атомные ангелы - Страница 3

— Dummkopf! Rotznase! — рявкнул голос. — Я научу тебя выполнять правила и вести себя подобающим образом!

Всё накрыла вспышка белого света невиданной чистоты, прошедшего сквозь бетонную стену — и тут же, через долю секунды, своды расколол грохот, сводящий с ума.

Когда человек очнулся, первое, что он увидел — собственную кровь, выплеснувшуюся изо рта. В красной луже белели два вылетевших зуба. Кровь текла из глаз и ушей, но он был жив.

— Поздравляю, — насмешливо сказал голос. — Мы выиграли. Надеюсь, — сказал он цинично, — им было хорошо.

— Мне показалось, — прошептал Гей, — когда был этот свет… В нём свете кто-то был. Чья-то душа.

— Душа? Чушь, — отозвался низкий голос. — После смерти ничего нет. Я гарантирую это.

— Нет, не душа. Это что-то новое, — человек силился встать, но не мог. — Оно… оно коснулось меня. Там, внутри. Теперь мы связаны…

— Тебя хорошо приложило, вот и всё.

За дверью послышались стоны, потом хриплая ругань.

— А теперь, — сказал голос, — предоставь дело мне. Я умею обращаться с толпой. Мы прорвёмся на свободу.

— Их всех перебьют, — прошептал человек.

— Неважно. Они — всего лишь материал для исторического творчества. Я выживу. Значит, выживешь и ты.

— Хотелось бы верить.

Он собрался с духом и вышел в дым и грохот.

Одиночество — худшее из лекарств, которыми нас пичкает жизнь.

Детектив Люси Уисли повторила про себя эту фразу раз пятьдесят, пока стояла в пробке. Её напарник, Рой Бэксайд, тем временем внимательно изучал порнографический журнал.

— Смотри-ка, — повернулся он к напарнице, похабно ухмыляясь, — у этой цыпочки неплохие сиськи, ты не находишь?

— Надеюсь, ей уже семнадцать, — холодно сказала Люси.

Она знала, что Рой её хочет, и в другом месте и другое время она была бы не прочь: он был похож на её отца до операции, а это значило, что он ей непременно должен понравится. Во всяком случае, так говорила Кисса Кукис, её личный психоаналитик, а Люси привыкла доверять своему психоаналитику. Однако служебные инструкции запрещали романы с сослуживцами. Конечно, Люси приходилось нарушать правила — когда речь шла о жизни и смерти. Секс не был вопросом жизни и смерти. Принять же на себя ответственность за более серьёзные отношения она была пока не готова: Рой не внушал ей доверия — именно потому, что был похож на её отца. Поэтому она намеревалась соблюдать этот пункт правил настолько скрупулёзно, насколько возможно.

— Дерьмо, — разочарованно сказал Рой. — Ненавижу такие дни.

— Сегодня пятница. Не не самый худший день в неделе, — рассеянно заметила Люси и зевнула. — Есть ещё понедельник.

— Утро пятницы ужасно, — не согласился Бэксайд. — И сиськи тоже так себе.

Он выбросил журнал на дорогу и достал контейнер с тёплым завтраком из пакистанского ресторана.

— А конец месяца — это вообще ад, — добавил он, жуя чапли-кебаб с соусом "Тысяча островов". — И нас несёт прямиком туда.

У Люси зазвенел мобильник.

— Номер не определяется, — нахмурилась она. — Что-то тут не так.

— Да ладно, какой-нибудь псих, — сказал Рой.

Телефон продолжал извергать трели, зловеще вибрируя.

— Посмотрим… Детектив Уисли, — сказала она в трубку, всё ещё размышляя об ответственности и доверии.

В трубке послышалось тяжёлое дыхание. Потом мужской голос произнёс какое-то неразборчивое слово и отключился.

— Псих, — разочарованно констатировала Люси, убирая телефон.

— Что он сказал? — заинтересовался Бэксайд.

— Я не поняла, — детектив Уисли потёрла лоб. — Кажется, что-то вроде «кал». Или "гол".

— Кал-гол? Сексуальный маньяк, тоскующий по твоим колготкам? — ухмыльнулся Бэксайд, поедая горячую булочку с ветчиной и соусом "Тысяча островов".

— Прекрати, — попросила Уисли. — К тому же ты прекрасно знаешь, почему я не ношу… это, — Люси демонстративно запнулась.

— Ох, извини, — Рой тут же стал серьёзным, — я, конечно, знаю… ну, неофициально… но я забыл, чего именно ты не носишь. Я считал, у тебя проблемы с трусиками, — неуклюже соврал он.

— Забывать такие вещи безответственно, — буркнула Люси, стараясь не показывать, что ей приятно его доверие: он мог бы истолковать это превратно и снова начать свои домогательства.

Люси не могла носить колготки. Ими её чуть не задушил отец, точнее, мать (это случилось уже после операции) — вечером, в день её рождения. Из восемнадцати фобий, которые она приобрела в тот сложный вечер, у неё после многолетнего лечения осталось всего четыре: страх перед колготками, ужас перед семейными праздниками, нелюбовь к вечерам и боязнь высоты. Её психоаналитик, Кисса Кукис, очень злилась из-за этой последней фобии, так как она не вписывалась в клиническую картину. Люси была бы рада избавиться от неё, но не могла: высоты она и в самом деле боялась. Что касается колготок, то ей ощутимо их не хватало, особенно в холодные дни. Зато фобия на колготки отлично вписывалась в клиническую картину, а Люси не хотела подводить своего психоаналитика: это нарушило бы то доверие, которое должно существовать между врачом и пациентом, а это было бы безответственно с её стороны. Поэтому она постаралась внушить себе страх перед колготками, который отныне составлял важную часть её идентичности. Получалось, правда, не очень, но она продолжала работать над этим.

— Извини, — повторил Рой. — Кстати, — решил он перевести разговор на безопасную тему, — что с тобой случилось сегодня утром? Ты говорила о каком-то камне…

— Кирпич. Представь себе, на меня свалился кирпич. Когда я выходила из дому. Кажется, сполз с крыши. Я могла умереть, если бы не увернулась.

— Это вряд ли, — компетентно заявил Рой. — Сейчас кирпичи делают пустотелыми, из облегчённой керамики. Недавно в мексиканском квартале было дело: мать пыталась убить младенца, отнесла его на стройку и четыре часа била его кирпичами по голове.

— И что же? — заинтересовалась Люси.

— Кирпичи кончились. А ей влепили штраф за умышленную порчу собственности строительной компании.

— Не слишком ли это жестоко? — усомнилась Уисли. — В конце концов, у неё были причины воспользоваться этими кирпичами. Нам, представителям власти, нужно быть на стороне простых людей, а не корпораций.

— Она могла бы поступить более ответственно, — твёрдо сказал Рой. — Например, распилить ребёнка на части бензопилой. Или положить в микроволновку.

— Может быть, у неё не было микроволновки, — предположила Люси.

Телефон зазвонил снова. На этот раз голос в трубке был более разборчивым.

— Каки, — сообщил незнакомец. — Каки-завоняки. Найди девочку.

Телефон хрюкнул и отключился.

— Что там? — потянулся к ней Рой.

— Похоже на детский стишок, — вздохнула Уисли. — Ты прав, это какой-то маньяк, они все любят детские стишки и загадки. Может быть, поймаем его и хорошенько надерём ему задницу? Хотя нет, нам ещё писать чёртову уйму бумажек. Носорог требует, чтобы с отчётностью был полный порядок.

— Дерьмо, — разочарованно сказал Бэксайд. — Ненавижу такие дни.

— Дерьмо и есть, — уныло согласилась Люси. — Мне сегодня нужно успеть в больницу святого Христофора. К папе-маме. То есть к маме-папе.

— Мне тоже, в госпиталь святого Мартина, — напомнил Рой. — Давно я не видал сестрёнку.

— Не стоит посещать её слишком часто, — посоветовала Уисли. — У неё может случиться кризис идентичности. Да и твои проблемы тоже могут обостриться.

В госпитале святого Мартина у Роя жила сестра, страдающая ретроамнезией после неудачной попытки вагинальной лоботомии, сделанной гинекологом-извращенцем, испытывавшим преступное влечение к женским мозгам. Рой был в ярости: он очень любил сестру. Он даже поклялся пристрелить маньяка на следующий же день после выхода на пенсию: чувство ответственности не позволяло ему сделать это раньше. Увы, преступного гинеколога, помещённого в психиатрическую лечебницу, залюбил до смерти санитар-гермотрансвестит, бывший сержант, испытывающий сложные чувства к гинекологам. С тех пор Рой страдал фобиями по отношению гермотрансвеститам и сержантам. Эти неправильные, неполиткорректные фобии, являющиеся, по сути, проявлениями нетерпимости к альтернативным формам сексуальности и неприятием субординации, оттолкнули от него коллег и отдалили карьерные перспективы. Но Уисли старалась его поддерживать: она считала, что как профессионал Рой ведёт себя адекватно. Во всяком случае, когда на нём мундир, он контролировал себя.