Дитя звезд - Страница 37
Гарри Хиксон проводил пиропода взглядом, потом повернул безмятежные глаза к Ганну.
— Дитя Звезд не существовал, — сказал он. — До сих пор. Но скоро он возникнет. Это будет Человек. И мост. Соединительное звено между машинами и звездами.
Бойс Ганн, — продолжал он, поднимая руку в своем волнообразном необычном жесте почтения. — Им станешь ты!
17
— Нет! — воскликнул Ганн, вырываясь из рук Карлы Снег, которая пыталась его успокоить... Одним прыжком он пересек рубку и встал перед спокойным золотолицым Гарри Хиксоном. — Я не стану! Я не желаю участвовать в этом безумии с чудесами и мыслящими звездами!
Гарри Хиксон ничего не ответил. Он просто стоял и смотрел на Ганна светящимися золотыми глазами. Карла мягко сказала:
— Бойс, дорогой. У тебя нет выбора.
Ганн резко повернулся.
— Что значит — нет выбора? Я не стану, вот и все! Я не... — Он замолчал, смешавшись. Он не станет... что? Что делать?
Рубка, казалось, кружилась вокруг, вызывая тошноту. Он протянул руку и оперся о спинку кресла астрогатора, чувствуя, как трясутся руки.
Он быстро поднял голову и увидел, что Карла Снег не спускает с него полного теплоты взгляда.
Потом Ганн понял, что значит это головокружение.
— Золотое облако, которое Хиксон выпустил на меня! — прохрипел он. — Он меня заразил... со мной будет то же самое что и с ним... И с полковником Зафаром... И с тремя людьми станции на Меркурии... как с тобой, Карла.
Она кивнула.
— Это совсем не плохо, Бойс, — прошептала она. — И ты станешь частью... чего-то огромного, Бойс. Чего-то, что заполняет всю Вселенную.
— Но я не хочу! — в отчаянии выдохнул он. Он уже познал чувство слияния с чем-то огромным, когда испытал на Земле сообщность с Машиной. И как воспоминание, которое невозможно стереть, память об этом неустанно преследовала его...
Это желание вдруг опять поднялось в нем с новой силой. Он коснулся металлической пластинки на лбу, взглянул на сестру Дельта Четыре.
Связь-куб фыркал и ворчал. Она послушно молча поднялась и протянула ему связь-куб. От него отходил провод, заканчивающийся электродами... которые точно вошли бы в отверстия на блестящей пластинке, которую Ганн носил во лбу.
— Нет, снова прошептал он, ища взглядом Гарри Хиксона.
Но Гарри Хиксон исчез.
В том месте, где он стоял остался в воздухе едва заметный, тонкий, как дым, силуэт человека, сотканный из тончайших струек золотистого тумана. Прямо на глазах Ганна остатки Хиксона... растворились. Тонкие золотистые лучи сорвались со скелетообразного очертания, оставшегося от Хиксона, пронизали стены рубки и, очевидно, умчались в пустоту, присоединившись к большому золотому облаку, пульсирующему снаружи. И по мере исчезновения каждой золотистой искры очертания фигуры становились все прозрачнее и прозрачнее...
Потом не осталось ничего. Гарри Хиксон исчез бесследно.
— Карла, — в отчаянии прошептал Ганн, поворачиваясь.
Но она тоже покидала рубку. Ее золотое лицо и волосы начали мерцать, теряя материальность.
— Прощай, Бойс, — прошептала она без улыбки. — До встречи...
Рядом с ним стояла сестра Дельта Четыре, прикрыв лицо тенью капюшона, протягивая ему связь-куб.
Бойс Ганн глубоко вздохнул, крепко зажмурил на мгновение глаза, потом снова открыл их.
— Прощай, Карла, — сказал он, хотя от девушки уже почти ничего не осталось и некому было ответить. Он взял связь-куб из рук Дельты Четыре.
— Прощай, Джули, — сказал он и осторожно, но без тени сомнения поднял ко лбу кабель с электродами сообщности, которые ввел в отверстия пластинки-контактора.
Сообщность была экстазом. Вечным и бесконечным. Ганн ждал его наступления, пока, казалось, вся Вселенная замерла вокруг него, затаив дыхание.
Но экстаз не наступил.
Он взглянул в глаза сестры Дельта Четыре, затененные краем капюшона, но ответа так и не нашел. Что произошло? Почему задерживается сообщность?
Он вспомнил, что говорила ему Дельта Четыре. Что невообразимый импульс наслаждения, который он испытал на Земле, был лишь бледным подобием великого единения мыслей и ощущений, которое получали более опытные служители. Не просто удовольствие, но слияние личности, вопроса и ответа между человеком и Машиной.
Ганн как следует сформулировал в сознании вопрос, произнося его на чистейшем механо, которым овладел его мозг, но с которым не могли справиться голосовые связки.
— Где ты? Почему ты мне не отвечаешь?
Из пустоты в его мозгу вдруг реализовался один-единственный звук, который и был ответом:
— Жди.
Ждать? Но чего?
Ганн почувствовал, что сотрясающая его лихорадка усиливается, и беспомощно взглянул на Дельту Четыре. Не говоря ни слова, она коснулась его руки, указывая на кресло астрогатора. Он рухнул на сиденье, ожидая прояснения, которое могла принести ему Машина, ожидая великого Чего-то, что должно заговорить с ним и ответить на его вопросы.
И пока он ждал, микроскопические фузориты в его теле стремительно размножались. Они насыщали его кровь клетками-симбиотами, которые неизбежно поглотят его, как они поглотили Гарри Хиксона, полковника Зафара и Карлу Снег... Они заменят его органы, кости скелета и нервы последовательно соединенными фузоритными скоплениями.
Этого ли он ждал? Превращение в конгломерат фузоритов, нечеловеческую структуру, способную войти в связь с разумом, который, по словам Хиксона, обитал в звездах? Он взглянул внутрь собственного тела, увидел крохотные золотые искорки, увидел, как быстро они множатся в числе...
И вдруг он осознал, что он только что сделал. Он видел свое собственное тело изнутри! Изнутри!!!
Он позволил себе расслабиться и проверить осенившую его мысль...
И тут же понял, что смотрит на себя — но со стороны. Он заглядывал в рубку управления «Сообщности», словно находясь в какой-то точке, удаленной от корабля на многие мили, с какого-то яркого, как самоцвет, планетоида Вихря, медленно вращающегося вокруг центральной области. Он видел «Сообщность» во всей впечатляющей мощи ее размеров... мог заглянуть внутрь, где его собственное тело и сестра Дельта Четыре терпеливо ждали в рубке управления... и в рубку огневого контроля, где безумный генерал Вилер заливался смехом, выпуская иллюзорные разряды разрушительной энергии по воображаемым врагам... и мог взглянуть еще дальше, где распростерлась бы под ним вся Солнечная Система...
Он видел маленького пиропода, стрелой мчавшегося к рифу, где он родился, увидел сам крохотный риф и пещеру, где он обитал, пока Гарри Хиксон кормил его и ухаживал за ним.
Он увидел скромный храм на одинокой скале, где темно-голубой фузоритный мох поддерживал редкую атмосферу и где два десятка людей собрались на очередную службу и преклонили колени перед сверкающим голубым Денебом над головой.
Он видел планеты Плана Человека, охваченные паникой катастрофы, где безумная Машина отдавала один за другим противоречивые приказы, подкрепляя их разрядами энергии, бросаемыми в пустоту, наугад.
Он увидел пустую станцию на Меркурии, над которым навис лик Солнца, и понял, что их светило тоже обладает собственной жизнью и сознанием... жизнью, которая протянула руку, поглотив три отдельных частицы фузоритной материи, осмелившихся приблизиться достаточно близко для соединения.
Он увидел другие звезды и газовые облака, увидел, как подобно струям фонтанов во Вселенную вливается новая материя. Он устремил взгляд в бесконечные пределы вечности, и обратил его к золотым атомам собственного сердца.
И потом, молчаливое и обширное, и вызывающее благородный ужас, это Нечто произнесло его имя. Звезда заговорила с Машиной. Машина ответила Звезде.
И Бойс Ганн, обыкновенный человек, сотворенный в соответствии с генокодом углеродной жизни, согнувшийся, как служитель Машины, в кресле у пульта навигации корабля Плана, трансформированный глобулами фузоритов в новое существо, носящее печать родства со звездами... Бойс Ганн служил посредником в этой жуткой и долгой беседе.