Дитя Реки. Корабль Древних. Звездный Оракул - Страница 19

— Кантарид, — сказал он, как если бы это все объясняло. — О, ты еще слишком молод и не поймешь, что временами для такой тонкой натуры, как у меня, мир становится слишком невыносимым.

— Мой отец говорит, что это навлекло на вас неприятности в вашем Департаменте. Он говорит…

— Что я поклялся, что перестану его употреблять? Ну разумеется. Я так сказал. Если бы не сказал, они не позволили бы мне вернуться в Эолис.

Доктор Дисмас зажег фитиль спиртовой горелки от огнива и подержал ложку над голубым пламенем, покуда паста не превратилась в жидкость и не начала закипать. Запах абрикосов усилился, в нем появился металлический привкус. Доктор Дисмас наполнил жидкостью шприц и постучал по стеклу, чтобы лопнули пузырьки на стенках.

— Не надейся убежать, — сказал он, — у меня нет ключа.

Он положил левую руку на стол, потер складку кожи большим и указательным пальцем, нащупал вену и воткнул иглу, затем оттянул поршень шприца — в бледно-коричневом растворе появились красные струйки — и надавил на поршень до отказа.

Доктор резко вдохнул и распростерся на стуле. Шприц упал на стол. Ноги доктора заскребли по проволочному полу, выбивая на нем чечетку, потом он расслабился и глянул на Йаму из-под полуопущенных век. Его зрачки — расплывчатые крестики на желтых склерах — сжимались и разжимались произвольно, сами собой. Он хихикнул:

— Если ты пробудешь у меня подольше… о, я тебя научу…

— Доктор?

Но доктор молчал. Взгляд его рассеянно бродил по клетке и наконец остановился на заляпанном стекле крыши над двориком. Йама потрогал металлические ячейки сетки, погнуть эти мелкие шестиугольники он мог, но разорвать — нет, все они были сплетены из единого куска, а дверь подогнана так хорошо, что Йаме не удалось даже палец просунуть в щель. Над стеклянным потолком дворика появилось солнце, дворик наполнился золотистым светом, солнце постояло и начало свой обратный путь вниз.

В конце концов Йама решился дотронуться до вытянутой руки доктора. Он ощутил податливую дряблую кожу, под которой ходили пластинки неправильной формы. Доктор Дисмас не пошевелился. Голова его была закинута назад, лицо купалось в солнечном свете..

Йама обнаружил только один карман в длинном черном сюртуке аптекаря; он был пуст. Когда Йама осторожно убирал свою руку, доктор вдруг пошевелился, схватил его за кисть и с неожиданной силой привлек к себе:

— Не сомневайся, — пробормотал он. Дыхание его отдавало абрикосами и металлом. — Сядь и жди, мальчик.

Йама сел и стал ждать. Вскоре вдоль коридора прошаркал давешний толстяк, которого Йама видел в общем бассейне таверны. Он был совсем голый, только синие резиновые шлепанцы на ногах, а в руках прикрытый салфеткой поднос.

— Отойди, — сказал он Йаме, — нет, еще дальше, за доктора.

— Отпустите меня. Обещаю, вы получите награду.

— Мне всегда платят, молодой господин, — сказал толстяк. Он отпер дверь, поставил поднос и снова закрыл дверь. — Поешь, молодой господин. Не гляди на доктора, ему ничего не нужно. Никогда не видел, чтобы он ел. У него есть наркотик.

— Отпустите меня! — Йама заколотил кулаками по двери клетки, выкрикивая угрозы вслед удаляющемуся толстяку, потом сдался и заглянул под салфетку, накрывающую поднос.

Тарелка жидкого супа, в котором плавали рыбьи глаза и кольца сырого лука, ломоть черного хлеба, плотного, как кирпич, и почти такого же жесткого, стакан слабого пива цвета старой мочи.

Суп оказался приправлен маслом чили и оттого почти съедобен, а вот хлеб был настолько соленым, что Йама, откусив первый кусок, больше съесть не смог. Он выпил кислое пиво и, кое-как устроившись на шатком стуле, задремал.

Разбудил его доктор Дисмас. У Йамы страшно ломило голову, а во рту ощущался отвратительный металлический вкус. Двор и клетка освещались спиртовым фонарем, свисающим с плетеного потолка, воздух над стеклянной крышей двора был темным.

— Поднимайся, молодой человек, — сказал доктор Дисмас. Он весь был налит кипучей энергией, перепрыгивал с ноги на ногу, сплетал и расплетал свои негнущиеся пальцы. Тень доктора на беленых стенах внутреннего дворика повторяла его движения.

— Вы меня усыпили, — глупо сказал Йама.

— Чуть-чуть забвения в твое пиво. Чтоб жизнь твоя была красива.

Доктор Дисмас застучал в металлическую сетку и прокричал:

— Эй! Хозяин! — Потом повернулся к Йаме и сказал: — Ты проспал дольше, чем думаешь. Этот маленький отдых — мой дар тебе, чтоб в тебе проснулось твое истинное «Я». Ты не понимаешь? Но это и не важно. Вставай! Вставай! Гляди веселей! Просыпайся! Просыпайся! Ты пускаешься в путь навстречу судьбе. Эй! Хозяин!

В темноте за дверями таверны доктор Дисмас натянул на голову широкополую шляпу и обменялся несколькими словами с хозяином, который аптекарю что-то передал, постучал себя по лбу и захлопнул тяжелую дверь. Цепочки фонарей над дверью поскрипывали на ветру, освещая тусклым мерцанием только самих себя. Остальная часть улицы тонула во тьме, несколько лучей света, сияющих меж закрытых ставен домов на другой стороне широкого канала, разрезали ее словно лезвия. Доктор Дисмас включил маленький фонарь и направил узкий луч на Йаму, который оторопело заморгал, в голове его оставалась тяжесть и сонная одурь — наркотик продолжал действовать.

— Если тебя будет рвать, — сказал доктор Дисмас, — наклонись и не испачкай одежду и обувь. Ты должен выглядеть прилично.

— Что вы со мной сделаете, доктор?

— Дыши, мой дорогой мальчик, дыши медленно и глубоко. Посмотри, какая прекрасная ночь! Говорят, объявлен комендантский час. На нас некому будет пялиться. Смотри! Знаешь, что это?

Доктор Дисмас показал Йаме предмет, который передал хозяин таверны. Это оказался энергетический пистолет, серебристый и обтекаемый, с тупым дулом, выпуклой камерой и рукояткой из мемопласта, который, плавясь, принимал форму рук почти всех существующих в мире рас. Красная точка тускло светилась сбоку на камере, означая, что он полностью заряжен.

— Вас могли сжечь на костре только за это, — сказал Йама.

— Значит, ты знаешь, на что он способен. — Доктор Дисмас сунул дуло под правую лопатку Йамы. — Я установил его на самый слабый разряд, но все равно одним выстрелом можно поджарить твое сердце. Мы отправимся к новому причалу, как два старых друга.

Йама сделал, как ему сказали. Он все еще пребывал в полудреме. Кроме того, сержант Роден учил его, что в случае похищения он не должен пытаться бежать, разве только в том случае, если это не опасно для жизни. Он думал, что солдаты гарнизона должны сейчас его искать. В конце концов, его не было целый день. Они могут показаться из-за угла и найти его в любой момент.

Доза кантарида сделала доктора Дисмаса разговорчивым. Казалось, он не думает, что ему может грозить опасность. Пока они шли, он рассказал Йаме, что раньше таверна была мастерской, где делали эти фонари, то было в славные дни Эолиса.

— Фонари на вывеске таверны — это лишь грубое подражание идеалу прошлого. Сейчас их делают из покрытой лаком бумаги. Настоящие фонарики были круглыми лодочками, сделанными из пластика, с длинным килем, уравновешенным так, чтобы они не кренились, и шариком надутого нейлона вместо паруса, куда вдували светящийся газ. Такие призрачные фонарики пускали по Великой Реке после каждых похорон, чтобы бесприютный дух заблудился и не вернулся к своим живым родственникам. И в этом, как ты скоро увидишь, есть аналогия с твоей судьбой, мой дорогой мальчик.

Йама сказал:

— Вы якшаетесь с идиотами, доктор. Хозяина таверны сожгут за соучастие в моем похищении — такое наказание мой отец назначает простым людям. Луда и Лоба тоже, хотя их глупость служит им оправданием.

Доктор Дисмас засмеялся, его нездоровое сладковатое дыхание коснулось щеки Йамы. Он спросил:

— И меня тоже сожгут?

— Это все во власти моего отца. Скорее всего вас отдадут на милость вашего Департамента, а от этого никто еще не выигрывал.