Дитя реки - Страница 8
— Полагаю, ваша миссия имела успех, доктор.
Взмахнув платком, как фокусник, доктор Дисмас будто отмахнулся от вопроса.
— Ерунда все это. Рутинные процедуры, замешенные на амбициях. В моем Департаменте обожают помпезность.
В конце концов, он ведь один из самых древних. Так что я вернулся. Вернулся служить, мой дорогой эдил, так сказать, с обновленными силами.
— Я никогда и не думал, что вы покинете свое поле деятельности, мой дорогой доктор.
— Вы слишком добры. И куда более щедры, чем ничтожные склочники, гнездящиеся в пыльных недрах моего Департамента, которые только и знают, что раздувать слухи и преподносить их как факты.
Доктор Дисмас отвернулся и стал взглядом победителя всматриваться вдаль, озирая склоны холмов, усеянные заброшенными могилами, лоскутное одеяло затопленных полей вдоль берегов Бриса, в устье его глаза доктора пробежали по крошеву развалин и сгрудившейся толчее крыш Эолиса, вдоль нового причала, перстом торчащего среди зеленых полей в сторону Великой Реки, чья неизмеримая ширь сверкала, как море расплавленного серебра, и дальше, в туманное единение воздуха и воды. Тут доктор вставил сигарету в мундштук (изготовленный, как он любил говорить, из мизинца серийного убийцы — доктор поклонялся культу ужасного), зажег ее, глубоко затянулся, задержав дыхание так, что можно было досчитать до десяти, а затем пустил клубящийся дым из ноздрей и удовлетворенно вздохнул.
Доктор Дисмас был аптекарем Эолиса, год назад его нанял тот же комитет, который ведал в городе милицией.
В Из его вызывали по поводу нескольких неприятных инцидентов, имевших место во время его пребывания на этом посту. Говорили, что он заменил дорогостоящую суспензию из машин, способную излечивать речную слепоту, толченым стеклом — и действительно, прошлым летом было зарегистрировано существенно больше случаев речной слепоты, чем прежде, хотя сам эдил объяснял это просто возросшим количеством ядовитых мух, плодившихся в гуще морских водорослей, которыми сплошь заросли болотистые берега бывшей гавани Более серьезным обвинением было то, что, по слухам, доктор Дисмас тайком продавал свои снадобья среди рыбаков и горных племен, утверждая, что может лечить разные формы рака, чахотку, сумасшествие, а также обратить вспять процесс старения Кроме того, люди шептались, что он создает или выращивает химеры младенцев и животных, что он похитил в каком-то горном племени ребенка, а затем его кровью, вытянутой из внутренних органов, лечил одного из членов Совета Ночи и Алтаря Все эти разговоры эдил считал пустыми фантазиями, но вскоре произошел случай, когда при кровопускании умер мальчик, и его родители, торговцы средней руки, потребовали официального расследования. Эдил был вынужден подписать прошение Сто дней назад в город прибыл эмиссар из Департамента Аптекарей и Хирургов, однако пробыл недолго и удалился в некотором смущении. Вроде бы доктор Дисмас угрожал убить ревизора, когда тот попытался его допросить. Затем из Иза поступил формальный вызов, который эдилу пришлось зачитать доктору на заседании Совета Ночи и Алтаря. Доктору Дисмасу было приказано отправиться в Из для официального следствия по поводу его склонности к наркотикам, а также из-за некоторых, как деликатно выражался сам доктор, профессиональных казусов. Эдилу сообщили, что доктора Дисмаса подвергли допросу с пристрастием, но судя по его теперешней манере держаться, он скорее одержал ощутимую победу, а вовсе не подвергся какому-либо осуждению.
Аптекарь еще раз глубоко затянулся своей сигаретой и сказал:
— Путешествие по реке само по себе оказалось немалым испытанием. Я так ослабел, что вынужден был еще целые сутки оставаться в постели уже после того, как баркас бросил якорь в здешних водах, и лишь тогда сумел собраться с силами, чтобы добраться до берега. Я и сейчас еще не до конца пришел в себя.
— Ну разумеется, разумеется, — пробормотал эдил, — уверен, что вы явились сюда сразу же, как только смогли.
Но он ни на минуту в это не поверил. Аптекарь явно что-то задумал.
— Вы опять сами работали вместе с этими бедолагами заключенными. Не отрицайте, я вижу: у вас под ногтями грязь. Нельзя в вашем возрасте столько времени стоять на коленях под палящим солнцем.
— Я прикрывал голову шляпой, а кожу намазал той мазью, что вы прописали.
Липкая смесь невыносимо воняла ментолом, а волоски на коже становились от нее жесткими, как щетина.
Но Эдил был благодарен аптекарю и не жаловался.
— Кроме того, вам следует надевать очки с затемненными стеклами. Кумулятивный эффект ультрафиолета может повредить роговицы, и в вашем возрасте это уже серьезно.
Ну вот, так и есть: глаза у вас воспалились. День за днем вы спускаетесь все глубже в прошлое. Боюсь, что когда-нибудь вы совсем нас покинете. А как мальчик? Наверняка о нем-то вы заботитесь лучше, чем о себе самом.
— Не думаю, что мне удастся узнать здесь что-либо действительно важное. Тут находится фундамент башни.
Само строение было разрушено давным-давно. Это, по-видимому, была очень высокая башня: фундамент уходит глубоко вниз. Правда, он весь проржавел. Полагаю, что она могла быть построена из металла, хотя, разумеется, это стоило фантастических денег даже в Эпоху Слияния.
Но вполне возможно, что геомант ошибается, остатки фундамента могли ввести его в заблуждение относительно большого сооружения, которое якобы когда-то здесь стояло. Такое случалось и прежде. А может быть, что-то захоронено еще глубже. Посмотрим.
Геомант принадлежал к одному из горных племен, по возрасту он был вдвое моложе эдила, но беспорядочная кочевая жизнь превратила его в сморщенного беззубого старика — и вдобавок полуслепого, правда, катаракту доктор Дисмас ему недавно прооперировал. Все это случилось зимой, когда по утрам землю сковывал лед. Но геомант пришел босым и почти голым: под красным плащом у него ничего не было. Он постился три дня на вершине холма и лишь потом указал место, определив его при помощи нити с серебряным отвесом.
Доктор Дисмас спросил:
— Говорят, что в Изе есть здания, которые когда-то были полностью облицованы металлом?
— Ну разумеется, разумеется. Если они где-то и есть во всем Слиянии, то скорее всего именно в Изе.
— Говорят-то говорят. Но никто даже не знает, где искать.
— Ну, если кто-нибудь и знает, то это, конечно, вы. мой дорогой Дисмас.
— Мне хочется думать, что для вас я сделал все, что только мог.
— И для мальчика. Самое главное — для мальчика.
Доктор Дисмас бросил на эдила проницательный взгляд.
— Само собой. Об этом и говорить нечего. Все дело в нем, — продолжал эдил, — я все время думаю о его будущем.
Большим и средним пальцами левой руки, скрюченными, как клешня рака, доктор Дисмас выковырнул окурок из костяного мундштука. Наркотики давно обезобразили левую руку, хотя бляшки еще позволяли суставам сгибаться, но чувствительность в пальцах пропала совсем.
Эдил терпеливо ждал, пока доктор Дисмас завершит свой ритуал прикуривания следующей сигареты. Во всех его манерах было нечто, напоминающее эдилу хитрое и осторожное ночное животное, вечно прячущееся, но всегда готовое кинуться на подвернувшийся лакомый кусок.
Он любил сплетни, и как все сплетники знал, как подать свой рассказ должным образом, как сохранить напряжение, постоянно рассказывая подробности, как подразнить свою аудиторию. Но эдил понимал и другое: как все сплетники, доктор Дисмас не сможет хранить свой секрет слишком долго, так что теперь он терпеливо ждал, пока доктор вставит сигарету в мундштук, прикурит, затянется. Эдил и по натуре был человеком терпеливым, а годы обучения искусству дипломатии приучили его легко сносить долгое ожидание по чужой воле.
Доктор Дисмас выпустил клубы дыма через ноздри и наконец произнес:
— Видите ли, это оказалось совсем несложно.
— Неужели? Я не надеялся, что так получится. В наши дни библиотеки пришли в упадок. С тех пор как умолкли библиотекари, ощущается настроение, что нет никакой нужды поддерживать какой-то порядок, разве что в самых последних архивах, а все, что старее тысячи лет, считается недостойным доверия.