Дитя разума - Страница 3

— Зависит от точности твоего воображения, Ларри. Но здесь не водите» ничего такого, чьи размеры совпадали бы с размерами коконов… За исключением нас.

— Интересно, а они будут разумны? — поинтересовался Дикстер.

— Где это тебе попадалась разумная женщина? — нервно съязвил Блэйр.

И тут коконы разделились. Существа, находившиеся внутри, отбросили скорлупу и поднялись во весь рост.

Мужчины в изумлении одновременно ахнули.

Одна оказалась блондинкой с роскошными формами и покорным взглядом.

Другая — темноволосая, полноватая, со спокойным, как бы материнским лицом и молодым-но-как-то-сдержанноскованным телом.

Третья, Килтон понял сразу, была его женщиной. Высокая и смуглая, с упругим и гибким телом. Пышные черные волосы спадали на плечи, закрывали спину. Глаза — темная зелень — большие, смеющиеся и многообещающие. Чувственный рот…

Килтон ощутил жидкий пламень внутри. У него задрожали колени.

— Ларри! — взвизгнула блондинка и бросилась к Блэйру.

— Курт, малыш, — вздохнула красавица-матрона и крепко обняла Дикстера.

Но Килтон этого даже не заметил. Его женщина заговорила глубоким бархатным голосом.

— Привет, Дуглас. Ты ждал меня?

Ее тело обдало жаром, пальцы прошлись по его позвоночнику, как по клавишам, ласковый язык… Да что говорить! Все мысли разом остановились.

Они лежали в траве на опушке леса. Они почти ничего не знали друг о друге, но Килтон уже понял, что полностью, совершенно и отчаянно влюблен в это неведомое, но такое знакомое существо. Его женщина! Откуда она знала, что ему нравится целоваться с открытыми глазами, как поняла, почувствовала и включилась в особый ритм его любовной страсти?..

Она знала о нем буквально все.

А он знал, что обнимает создание, родившееся из кокона в изоляторе, и должен поэтому чувствовать отвращение — к ней и к себе… Но тело не подчинялось рассудку. И это было правильно…

— Дитя моего разума… — пробормотал он.

— Что, Дуглас?

— Ты — дитя моего разума.

Она мелодично рассмеялась.

— Какая прелестная идея. И забавная! Только вот что-то я не ощущаю себя твоим младенцем.

Приподнявшись, Килтон оперся на локоть и посмотрел прямо в ее смеющееся лицо.

— А кем ты себя ощущаешь?

— Что ты имеешь в виду, Дуглас?

— Ну, э-э… как ты появилась…

Женщина нежно поцеловала его в нос.

— Бедненький Дуглас, — прошептала она. — Тебе не следует волноваться, ты не можешь обидеть меня. Я знаю, что родилась совсем не так, как другие.

— Тогда… как же ты родилась?

— Ну, сперва в течение многих лет я была просто идеей в твоем мозгу, надеждой, мечтой, я была тем, чего ты желал, была частью тебя. А затем… случилось что-то, и я обрела плоть.

— И ты знаешь, как?..

— Дуглас, Дуглас! Да, я знаю, как родилась: из того, что ты называешь «телеплазмой». Но я-то совсем не ощущаю себя какой-то там «телеплазмой». Я ощущаю себя женщиной. Причем влюбленной, — она хихикнула. — Как меня отличить от других женщин? Под микроскопом? Ты разве намерен любить меня под микроскопом?

Килтон рассмеялся, и его настроение заметно улучшилось.

— Ну это будет нечто новенькое, — заявил он.

— Вот это — мой Дуглас! Вот это мужчина, которого я зыаю и люблю.

— Да?

— Мне столько же лет, сколько и тебе, так что я знала тебя всю твою жизнь. Я представляю собой то, что ты всегда хотел иметь. Что есть я? Женщина. Твоя женщина. Всецело и навсегда.

Килтон обнял ее, поцеловал и снова погрузился в сладостное безумие…

Скоро восход, и ему придется действовать при свете чужого солнца.

Из всех троих мужчин только он один способен еще принимать разумные решения. Теоретически на корабле нет капитана. Однако исследовательские группы не составлялись наобум. Из всех троих Килтон считался наиболее склонным к самоанализу и обладал самым высоким чувством ответственности. Его лидерство Блэйр с Дикстером признавали и принимали.

Однако теперь они больше не команда. То, что удерживало их вместе, — работа и планета, куда они должны вернуться, — больше не имело значения.

Но оставался корабль.

Ни Блэйр, ни Дикстер больше не подходили к кораблю. С того самого момента, когда из коконов вылупились женщины, они перестали поддерживать отношения друг с другом и с Килтоном. Они стали, как дети, с горечью подумал Килтон. Избалованное отродье. Целыми днями валяются в своих хижинах, имеют все, что хотят, даже не пошевелив пальцем. Женщина Блэйра — его служанка и наложница, а Дикстера — потворствующая капризам любимого чада мать. Зачем возвращаться к жизни куда менее прекрасной, к женщинам, имеющим свои запросы, мысли и побуждения? Они оба удовлетворены и оба намерены провести оставшуюся жизнь здесь, в этом райском уголке.

Со своими совершенными женщинами.

Хоть и с трудом, но Килтону удалось осознать, что женщины Блэйра и Дикстера тоже совершенны, даже если со стороны они кажутся карикатурами.

Они — гарантия от любых неприятностей.

Полный комфорт, где нет места даже ревности.

Меняться этими женщинами все равно, что меняться зубными щетками.

Килтон знал, что если захочет, корабль будет в его распоряжении. Он может улететь, а эти, оставшись, даже не помянут его недобрым словом.

«Но почему я хочу улететь? Чего мне не хватает? Ведь у меня тоже совершенная женщина!»

Но тут он вспомнил одну их прогулку…

Тяжело качались на ветру огромные древолистья, земля под ногами казалась испещренной прыгающими солнечными пятнами. Вот тогда он и спросил…

— Нет, Дуглас, — мягко ответила она. — У нас не может быть детей.

И нахмурилась.

— Неужели, это так важно для тебя?

— Нет, — честно ответил он. — Чисто научное любопытство. Ведь я еще и биолог. А как ты… м-м, каким образом…

Она ласково рассмеялась.

— Дуглас, мне постоянно нужно напоминать тебе, что разговоры на подобные темы не травмируют меня.

— Извини.

— Тут не за что извиняться. Просто я хочу, чтобы ты относился к этому так же, как я. Отвечаю на твой вопрос: я не способна к воспроизводству. Точнее, тем способом, о каком ты думаешь. Когда ты уйдешь… э-э… я имею в виду…

— Так кто же боится смотреть правде в глаза? — тихо спросил Килтон. — У меня нет иллюзий насчет собственного бессмертия. Когда я умру, тогда — что?

Она покраснела.

— Когда… тебя больше со мной не будет, я умру, в известном смысле. Я

— мечта. Я родилась, чтобы любить тебя, и когда у меня тебя больше не будет, я перестану существовать в том виде, который мне придала твоя любовь. Я растворюсь, стану телеплазмой… без воспоминий и сожалений, пока не появится кто-нибудь еще и…

Почему-то это задело Килтона. Нет, не то, что она может пережить его, а то, что ее тело, ее милое существо, станет какими-то ящерицами, насекомыми или чем-то еще. Ведь здесь нет других людей, чтобы из ее протоплазмы появилась другая женщина. Только он, Дикстер да Блэйр — единственные, кто когда-либо увидит эту планету.

Единственные?

Если корабль не вернется, его будут искать. Земля скорее погубит еще несколько кораблей, чем оставит исчезновение исследовательской группы без разгадки.

Килтон уже не сомневался: другие обязательно высадятся здесь. Раньше или позже, но это неизбежно.

И по какой-то необъяснимой причине от подобных мыслей его охватил страх.

Сквозь листья хижины пробились первые багровые лучи восходящего солнца. Однако это могло быть и отражением от серебряного корпуса ракеты.

Рай…

Килтон нежно поцеловал женщину в шею. «Забавно, — подумал он, — никто из нас так и не дал им имена. Почему?..»

Вся жизнь этих женщин была, собственно говоря, не их жизнью. Они не могли существовать независимо, сами по себе, они не имели даже индивидуальности. Зеркала мужских потребностей. Для Дикстера женщина — это Мать, для Блэйра — Рабыня.

А для него, для Килтона? Женщина — всегда Загадка. Но создание его собственного разума не могло содержать в себе загадки, — только ее иллюзию.