Дипломатия наемника (СИ) - Страница 2

На мою несчастную голову пролился поток наград. Во-первых, мне пожаловали поместье, расположенное на границе с землями гномов. Называли, как именуется этот кусок земли, вместе с деревнями, но я забыл. Но все перечислено в дарственной. Можно бы прочитать, вспомнить, но мне лень. Да и дарственную — пергамент, подписанный герцогом и скрепленный печатью, у меня сразу же отобрала Кэйтрин. Баронесса фон Выксберг и графиня фон Йорген посчитала, что ее супруг обязательно потеряет важный документ, а в ее ручонках он будет сохраннее. Хотел возмутиться — мол, я даже свой послужной список не потерял, но не стал. У супруги и на самом-то деле сохраннее.

Во-вторых, меня удостоили орденом «Падающего солнца». Отчего солнце куда-то падает, я так и не понял, зато звучало необычно и даже красиво. Дядюшка герцога — мой друг, а еще главный придворный маг сказал, что это древнее предание, обещал рассказать обо всем попозже, но как всегда, ушел в глубокий запой и ему стало не до рассказов.

К счастью, этот орден был не таким большим и тяжелым, как награда тангаров, поэтому можно было его иногда и носить.

Беда только, что «Падающее солнце» был учрежден нашим герцогом недавно, и его первыми кавалерами стали наследник престола (не заслужил, разумеется, но так положено), а еще князь Севр, как будущий тесть кого-то из Силингов (они еще не решили, кто станет мужем Инги), а третьим — я.

На себя Деметрий фон Силинг орден навешивать не стал, рассудив, что он, как глава государства, не имеет права себя награждать. Что ж, он молодец, уважаю.

Нет, среди придворной аристократии никто не оспаривал мое право на орден, но их задело, что я стал кавалером под номером три. Почему какой-то пришелец, пусть и граф и все прочее, удостоился такой чести, а не они? Пусть бы ему вручили награду, только попозже, когда свои ордена получат здешние уроженцы.

Вот, теперь я понимал, что придворные герцога меня не только сожрать готовы, но и напасть из-за угла, наслать на меня какие-нибудь беды. Они бы меня давно на дуэль вызвали, несмотря на мою репутацию убийцы, подыскали бы благовидный предлог, но нельзя, потому что по нынешнему статусу мало кто в Силингии имеет право вызвать меня на поединок.

А право такое имеет только барон фон Скилур, да еще несколько человек из числа высшей знати, заседающих в Большом Совете. Но эти люди благоразумные, им со мной сражаться не с руки.

Кажется, с оборотнями легче сражаться, чем сидеть за пиршественными столами и слушать славословия. И вот, пережив несколько пиров, я уже начал всерьез задумываться — а не прирезать ли мне самому кого-то из графов или баронов? И без всякой дуэли, а так, походя. А лучше, сразу двоих, потому что в этом случае родичи получают право мстить, и чем больше будет мстителей, тем лучше. Я бы имел право сбежать куда-нибудь подальше, где не будет торжественных мероприятий. Можно к гномам, но там придется либо работать, либо руководить. А мне не хочется. Впрочем, можно еще сбежать в Севр. Как-никак я еще «болотный» ярл, обладатель золотой цепи. Авось, князь бы меня приютил, нашел посильную службу. Скажем, сделал бы комендантом какой-нибудь пограничной крепости, а больше мне и не надо. Впрочем, Севр ничего другого мне бы и не дал.

Ей-ей, тогда я опять стану вольным человеком, которому не нужны ни почести, ни шумиха. Отражал бы себе вражеские набеги, был при деле, а не изображал огородное пугало.

Кто знает, может я так бы и сделал, но я теперь был не один. Со мной была маленькая жена, за которую я несу ответственность и перед Ним, и перед людьми. Понятно, что после моего побега Кэйт бы никто не тронул, а денег у нее теперь достаточно, чтобы и самой жить, и чтобы сыскать себе подходящую партию, потому что герцог имеет право расторгнуть брак с беглецом. Но… Вот-вот. То самое но, которое портит многие прекрасные планы.Поэтому, я терпел и с каменным лицом выслушивал комплименты, улыбался дамам. Но в меру — иначе Кэйт начинала тыкать меня в бок, а кулачок у девчонки крепкий.

Одно хорошо, что и Кэйтрин довольно быстро надоела светская жизнь. Может, когда-то она и мечтала жить при дворе, танцевать на балах, блистать, скажем так, но тут ей быстро все приелось. Жизнь-то оказывается довольно скучная и обыденная. Дамы обсуждают достоинства своих любовников, наверняка еще и сравнивают, а еще меряются платьями. У бедной Кэйт с гардеробом было неважно, потому ее лучшее платье было свадебным, да и то, это был подарок герцога, а все остальное вышло из моды. Могла бы, разумеется, пошить что-то, пока я болтался в городе гномов и в подземельях Фионы-Фрионы, но она сказала, что так волновалась, что забыла. Еще Кэйтрин переживала — как там ее свинцовые рудники, не спились ли мастера, должные плавить свинец? При деле моей подруге было куда интереснее, чем при дворе.

Поэтому, отбыв положенное время, мы с Кэйт убрались в родные края. Моя запасливая хозяюшка озаботилась тем, чтобы прихватить с собой походный шатер — небольшой, но уютный. Поэтому удалось избежать ночлега на том постоялом дворе, что содержит Зарко-цыган. А иначе не знаю — с какой мордой я бы смотрел на Папушу? И на жену. А Кэйт у меня ревнивица, похлеще меня, хотя я и сам гусь тот еще.

И вот, мы нынче в своем «родовом» замке. Точнее — в доме, потому что замком его назвать невозможно. Нет ни башни, ни укреплений.

Первые две недели оба отдыхали. Отъедались да отсыпались. Но теперь пришли в чувство. Кэйт уже наводит порядок своей железной ручонкой. А я в промежуток между общением с Гневко — жеребцу нужно дать побегать если не каждый день, то через день, навожу порядок в своем кабинете, расставляя по полкам новые книги, развешиваю по стенам оружие. А еще нужно переставить в витрине награды, полученные не только в разных государствах, но и в разных частях мира. Или я как-то неправильно выражаюсь? В разных мирах? Нет, все-таки мир, он один, а частей у него много.

Еще пару раз съездили в Урштадт, благо, что недалеко. У Кэйт были свои дела, у меня свои.

Недавно у нас еще одно занятие появилось — игра в шахматы. И вот, на тебе, проиграл.

— Ну, Кэйт, я в полном восторге! — пробормотал я, покачав головой.

Но если честно, в восторге я не был. Мы с Кэйт играли в шахматы еще в те времена, когда наш патер упорно не желал нас венчать, и девушка постоянно проигрывала. И как же так, что я проиграл так бездарно? Да еще кому? Собственной жене, какой-то сопливой девчонке, пусть она теперь и графиня, и баронесса.

Ишь, от радости она еще и язычок мне показывает. Дразнится, значит. Ух, я ей сейчас задам!

Но юная супруга, не сумевшая скрыть восторга, кинулась мне на шею и так крепко поцеловала в губы, что у меня и дыхание сперло, и я ей простил все прегрешения, а заодно и досадный проигрыш. Обидно, конечно, когда тебя обыгрывает собственная жена, но пусть уж лучше она, нежели кто-то еще. Но я себя никогда не считал сильным игроком. Фигуры знаю, переставлять их умею, но не более того. Чтобы уметь играть в шахматы по-настоящему, надо этим заниматься почаще, нежели я. А я, до того как перебрался в Силингию и, ради борьбы со скукой, сыграл с Кэйт, делал это лет двадцать назад, если не больше.

Впрочем, это все отговорки, потому что когда проиграл, ищешь оправдания. А на самом-то деле надо признать, что моя жена — очень талантливая женщина. Но одного таланта мало, потому что талант, как драгоценный камень без огранки — стоит в десять раз меньше, нежели огранен. Если кто не понял — я о шахматах. Нельзя выучиться играть самостоятельно, нужны наставники.

— Когда ты научиться успела? — удивленно пробормотал я, когда дыхание вернулось в норму.

— А вот, пока ты с вервольфами бился, я и училась, — сообщила супруга. Вздохнув, добавила: — Знаешь, как тяжело ждать? А я постоянно чего-то жду.

Бедная девочка. Я посадил жену на колени, прижал ее к груди. Мы просто сидели и молчали, потому что говорить было не о чем. Да и незачем, потому что все понимали без слов.

Кэйт и так пришлось много ждать. Ждать отца и брата, ушедших на войну, ждать, пока откроется истина гибели старшего и младшего Йоргенов — но так ее и не дождаться, ждать — не изменится ли полуголодная жизнь, ждать помощи от родственников (безрезультатно), а теперь вот, ждать возвращения мужа. То он в княжестве Севр воюет с одуревшими лягушками, а то развоплощает древнюю колдунью.