Дипломатия наемника (СИ) - Страница 10

И я не стал давать клятвы — мол, никак и никогда не обнажу свое оружие против ребенка.

Жалко ли мне было этого мальчика с погасшим факелом? Врать не стану — вовсе не жалко. Не стану гадать — что бы из него могло выйти, попади он к другим людям. Сомневаюсь, что из него получился бы достойный гончар или сапожник. Вот, взрослый убийца вполне мог вырасти.

Мальчишка-факельщик тоже бандит. Чем-то он даже хуже взрослых, потому что именно сам и заманивал людей в ловушку. Если подумать, то он должен разделить судьбу своих старших товарищей. Только вот, рука у меня на него бы не поднялась. Может, это и хорошо, что его убил не я, а Выксберг? И маленького преступника нет, и я свои руки не запачкал. Не взял, скажем так, на свою совесть еще одну юную жизнь. Но из-за этого становилось еще противнее.

Живых тут больше никого не осталось. И я поработал, да и гнедой приложил копытом. Или приложился, но здесь без разницы. Надеюсь, в Урштадте на какое-то время станет почище и добрые бюргеры смогут спокойно ходить по темным улицам. Но еще лучше отправить кого-нибудь в Ратушу. Точно знаю, что горожане отдают часть своей прибыли в городскую казну. Неужели средств не хватает, чтобы наладить освещение? Можно даже и самому съездить и предложить установить в городе фонари. Нет денег? Так пусть хозяева домов озаботятся и установят фонари. Впрочем, тоффель с ними, оплачу все расходы из собственного кармана. Что там потребуется? Дерево под стойки, железо — то есть, сами фонари. Что там еще? Стекло — слишком жирно, сойдет и слюда. Еще масло. Ладно, авось да не разорюсь. Вот, разве что — фонарщиков пусть город сам ищет и он же оплачивает работу.

Кое-как отер клинок об одежду одного из убитых. Даже противно трогать. Вернусь домой, обязательно почищу как полагается и заточу.

Где-то должен валяться меч Выксберга. Нет, искать в потемках не стану. К тому же, когда я отбивал клинок, то угадал по звуку, что он выкован из железа, а не из стали. Неважный экспонат для моей коллекции оружия. А вот где мой мешочек с деньгами? Если порвался и монеты рассыпались, то в темноте собирать трудно. Верно, придется либо искать факел, либо ждать рассвета. Но ни того, ни другого не хотелось. Но и деньгами бросаться не след.

— И-го-го! — напомнил о своем присутствии гнедой.

— Подожди, я мешок с деньгами поищу.

— Го!

Ну вот, жеребец уже отыскал мешочек и без меня, а теперь придерживал его копытом. Это на тот случай, если бестолковый хозяин его в темноте не увидит. Устроив свою казну, закрепив ее, как следует, я вскочил в седло и мы потихоньку поехали. Дороги узкие, незнакомые, но дорогу до центральной площади мы найдем и без факельщика. Вон, месяц высунулся из-за облаков, указывая своими рожками на шпиль Ратуши. На шпиль и поедем. А оттуда отыщем и выезд к Чертовым столбам.

По дороге я снова принялся корить себя, уговаривать — мол, пора бы и повзрослеть. Ведь как должен был поступить нормальный человек, отправляющийся за деньгами или возвращающийся с оными? Не возвращаться затемно, брать с собой охрану и, ни в коем случае не доверяться «случайному» мальчику с факелом. Ведь мы с Гневко сразу поняли, что нас заманивают в засаду. Так нет же, полезли, хотя пора бы уже стать умнее.

Но с другой стороны — какого тоффеля мне надо прятаться? Но нужно поговорить с городским советом на предмет освещения городских улиц. Впрочем, озадачу этим делом господина Мантиза, пусть думает и решает все финансовые вопросы. Ростовщик еще и выгоду сможет заполучить.

Разумеется, к ужину я опоздал. Наверное Кэйт готовилась выразить свое недовольство, но завидев меня, перемазанного кровью, оставила при себе все заготовленные слова, переполошилась и принялась осматривать любимого мужа. А следом примчалась Курдула, присоединившаяся к своей хозяйке и воспитаннице.

Меня трясли, крутили и вертели, ощупывали, а мне было одновременно и смешно, и очень приятно. Вот, только что, старина Томас вместе с Генриком, точно также причитали, расседлывая Гневко и осматривая жеребца от макушки до крупа. Я-то уже знал, что с гнедым ничего не случилось, но пусть посмотрят, оно и не хуже.

С трудом удалось убедить своих женщин, что кровь, испачкавшая одежду, чужая, а на мне нет ни царапины и, вообще, я готов помыть руки, смыть кровь со щек, а переодеться можно потом, потому что жутко проголодался, а что одежда в крови, так ничего страшного, бывало и хуже, но это лучше, чем выходить к столу без одежды. Кто меня тут видит-то? А ужин я готов съесть и остывшим.

Но нет. Уж коли жив и здоров, так еще немножечко подожду, не умру, а пока ужин подогревают, то будь добр — мыться и переодеваться. По мнению Кэйтрин, негоже графьям выходить к столу грязным, словно пикша болотная и, неважно, видит ли его кто, или нет.

С чем бы другим я поспорил, и на своем бы настоял, но «пикша болотная» в устах любимой супруги меня убедила. И где она это сравнение подцепила? Уж если Кэйт сравнивает мужа с кабанчиком, бегающем по болотам, которому все равно, как он выглядит (свинки-то все равно любят!), так и на самом деле, придется вначале привести себя в порядок, а потом усаживаться за стол.

Вздохнув, пошел мыться. Еще раз вздохнул — так и не озаботился завести личного камердинера, а горняшек Кэйт к помывке тела супруга не допустила, так что пришлось графине и баронессе самой сливать на меня воду.

После ужина мы с Кэйтрин проговорили полночи. Разумеется, у меня имелись более интересные планы на эту часть суток, но пока не выслушал все, что хотела сказать о моем поступке супруга, эти планы реализовать не удалось. Пришлось даже пообещать, что впредь я не стану поддаваться порыву искать приключения на то место, которое опирается на седло. Но с другой стороны — я же не обещал, что приключения сами меня не отыщут?

Но, в конце концов, мир между супругами, к их обоюдному согласию восторжествовал.

Утром, после того, как Курдула порадовала нас завтраком, Кэйт не предложила сыграть с ней партию в шахматы, а повела себя очень загадочно. Я бы даже сказал, подозрительно.

Если любимая женщина начинает ходить кругами, хитренько посматривает, скорее всего, она готовит тебе какую-то каверзу! Не такой уж я великий знаток женщин — вообще не уверен, что таковые знатоки имеются, но Кэйт я немножечко изучил. Так каверза или большая пакость?

Сейчас и выясню.

— Госпожа баронесса, — покосившись на жену, спросил я. — И что означают ваши хитрые глазки?

— Дражайший мой господин, любезный граф, — медовым голосом произнесла моя вторая половинка. — Сегодня к вам пожалуют жалобщики.

— Жалобщики? — удивился я, прикидывая, кто же ко мне может пожаловать? Мои арендаторы ходят к хозяину земель очень редко, предпочитая разбирать все споры и ссоры самостоятельно, да я и сам не слишком люблю, когда ко мне обращаются с просьбой разрешить споры. Вот, было как-то, уже давненько, когда пришлось решать запутанный спор о меже, но я тогда нашел выход из положения. Выход отыскался случайно, но все равно, слегка возгордился — какой я умный! Но жалобщиков, дела которых необходимо разрешать, не люблю. Ведь мне придется принимать какое-то решение. А я человек добрый, поэтому могу принять и неправильное. Вон, фон Силинг уже сделал вывод, что мне нельзя поручать разрешение таких споров, потому что могу пожалеть, а судья должен быть не только неподкупным, но и безжалостным.

— Жалобщиков два, а вот ответчица у нас одна, — принялась пояснять Кэйт. — Жалобщики из моих мастеровых, а ответчица — вдова твоего арендатора.

— Так ты сама тогда и разрешай, — обрадовался я. — Раз это твои люди, ты их знаешь, тебе и судить.

— А селение моих рудокопов и мастеровых стоит на твоей земле, — парировала Кэйт. — Поэтому, согласно законов Силингии, они подлежат суду хозяина земель. И за ответчицу ты должен вступиться, как хозяин.

Обычно бывает наоборот. Женщина подает жалобу на двух мужчин. А здесь… Но разбирать тягомотину (наверняка!), все равно не хотелось.