Династия проклятых. Изумрудный дракон - Страница 5

– Все хорошо, Астрид. Даже шрамов не останется. Ваша кровь и моя магия… – его слова вырвали меня из видения в тот миг, когда детский плач снова зазвучал в ушах.

– Как малыш? – спросила, не узнавая собственного голоса. Онемение ушло, и я ощутила легкое покалывание в конечностях. Трясущейся рукой смахнула слезы и с надеждой заглянула в глаза Эрлинга. Мне было неважно, что станет с моим телом, будет оно прежним или нет. Дело ведь не в шрамах, не в крови водного дракона, которая залечивает почти любые раны. Я хотела знать, что я выдержала пытку, что у меня хватило сил справиться с побоями и защитить свое дитя во чреве. Вот, что было самым главным! Одно лишь его слово, что все хорошо, и я ни секунды не задержусь в этом королевстве! С Пармисом или без, но сбегу отсюда так далеко, что даже королева никогда не сможет нас найти!

Эрлинг молчал. Мне сразу не понравилось выражение его лица. Будто он старательно подбирал слова и не решался их произнести. Пауза слишком затянулась, и когда Маг опустил печальный взгляд, я сразу все поняла…

– Астрид, – отчеканил он каждую букву моего имени. – Вы молоды и здоровы. Ваше тело способно на новое зачатие и…

Казалось, что кто-то с помощью магии отключил все звуки. Я смотрела на шевеление губ Эрлинга, не разбирая ни слова и осознавая, что случилась беда. Настолько страшная и жестокая правда настигла меня в этот миг, что я перестала дышать, перестала чувствовать биение своего сердца. Мир замер, и я вместе с ним, а потом ощутила тянущую и тупую боль внизу живота, как последний островок надежды, что Маг ошибся, и моя кроха продолжает жить внутри меня. И впервые с момента пробуждения слезы перестали течь из глаз. Высохли в один миг на горячих щеках. Я опустила взгляд на живот, трясущимися руками откинула край одеяла и через тонкую ткань сорочки коснулась промежности. Ощутила влагу, которая бледно-алой и липкой субстанцией окрасила мою руку и поднесла ладонь к лицу. Зашевелила влажными пальцами перед глазами и поняла – это все, что осталось от моего ребенка.

– Кровотечение почти прошло, но лучше полежать без резких движений хотя бы день…

Находясь далеко от реальности, я щупала свою ладонь осторожно, с трепетом размазывая вязкую жидкость по линиям руки, но она не впитывалась в кожу. Сворачивалась в комочки и падала на простыни крохотными алыми шариками. Я отрешенно наблюдала за их падением до тех пор, пока последний алый шарик не скатался на ладони. Он прилип к моей коже в области запястья, не желая отправляться вслед за другими. Я безотрывно смотрела на него, боясь шелохнуться, но из груди вырвался бесконтрольный вздох и комочек упал. В этот миг я потеряла себя!

Помню только, как бездушной куклой, будто мной управлял кто-то другой, встала с постели и медленно пошла к выходу. Открыла дверь и переступила через порог, словно пересекла грань между реальностью и сном. Прохлада коридора резко привела меня в чувство, а ощущение потери безжалостной пустотой окутало душу, заставляя ее кричать в унисон с телом. Эхо подхватило мой рев, больше похожий на предсмертный крик зверя. Вокруг меня собирались кармазины, окружая со всех сторон, а я продолжала кричать в агонии боли не в силах остановиться. Когда от моего дикого крика боли голос сорвался и уста перестали издавать какой-либо звук, я замолчала, посмотрела на Луту, которая легла у моих ног, обхватив прозрачными крыльями мои лодыжки, и ревела утопающим в пучине боли водным драконом. Хлестким жестом и с яростью прогнала трэлла, в жалости которого сейчас не нуждалась.

– Разошлись все! – услышала над ухом грозный мужской голос, а потом увидела его невозмутимое лицо. Вмиг оказалась в сильных объятиях Пармиса, что подхватил меня на руки и внес обратно в палату. Прогнал Эрлинга и уложил меня на постель. Я хрипела и хватала ртом воздух. Он протянул мне стакан воды, и я вцепилась в него двумя руками. Глотала живительную влагу против воли и смотрела в изумруды холодных глаз мужчины, который, казалось, ни капли не сожалел о потере. Четкие движения, волевой взгляд и ровный тон.

– Утрата невосполнима, но вам сейчас нужно думать о своем здоровье, – стакан выпал из моих трясущихся рук и со звоном разбился о каменный пол.

Пармис подошел к портрету и прогнал разведчика, а я сидела в кровати, пребывая в странном, ни с чем несравнимом, состоянии, будто всю жизненную энергию из меня выкачали, и осталась лишь пустая оболочка. Мне нечем было заполнить эту пустоту. Я устала от эмоций и сильных чувств. Сейчас мне хотелось только одного – погрузиться в глубокий сон без сновидений и пробыть в нем до тех пор, пока боль потери не отпустит. Присутствие вечно сдержанного Пармиса только усугубляло мое состояние. Я откровенно завидовала его спокойствию. Я не умела так виртуозно владеть собой. Мои чувства сильнее разума! И даже сейчас я продолжала бы кричать, если б окончательно не сорвала голос. Попыталась прогнать герцога, чтобы остаться наедине со своим горем, но из уст вырывался лишь бессвязный хрип.

Пармис снял с себя мантию и аккуратно повесил ее на спинку стула. Опустился на край кровати и коснулся моей щеки прохладной тыльной стороной ладони, заглянул глубоко в глаза, заставляя меня утонуть в бесстрастном изумруде его блестящих омутов. Он всем нутром источал такую силу и уверенность, будто точно знал, что все будет хорошо. Мне же со своими потрепанными чувствами оставалось лишь ронять горькие слезы, которые не успевали скатываться по щекам, ведь их беспощадно смахивали с моего лица мужские пальцы.

– Ты должна забыть о том, что случилось. Прямо сейчас раз и навсегда вычеркнуть страшную ночь из своей жизни и больше никогда не вспоминать, – еле слышно говорил он, а я смотрела на него сквозь водную призму и не верила, что такое можно забыть. Часть меня умерла в этот вечер, и оправиться от этого потрясения я не смогу никогда. – Теперь я всегда буду рядом. Я помогу тебе забыть. Просто доверься мне, Астрид. Прошу тебя.

Я впилась руками в простыни, чтобы заглушить душевную боль, но даже они своим видом и запахом напоминали мне о случившемся. Он просил забыть и довериться, но ни то, ни другое я была не в силах сделать. Только не сейчас, когда рана продолжает кровоточить и ныть. Она не скоро заживет, а если и заживет, то невидимый глазу рубец всегда будет давать о себе знать.

– Ты зря просишь меня быть сильной, – прошептала я осипшим голосом. – У меня не осталось сил сражаться за нас. Я сдаюсь. Он хочет от меня подчинения, тогда так тому и быть. Пусть делает с моей жизнью все, что пожелает. Я ничего не хочу, Пармис, и тебе лучше уйти, – отчаяние сводило меня с ума до такой степени, что хотелось умереть. Уснуть и уже никогда не проснуться! Так было бы легче…

– Я запрещаю тебе сдаваться! – произнес он властным тоном и с нежностью заключил меня в объятия, прижимая к своей крепкой груди. Я закрыла глаза, купаясь в запахе моего любимого мужчины, словно в последний раз вбирая в себя его аромат, стараясь заполнить им внутреннюю пустоту. – Я понимаю, как тебе трудно сейчас, но я тебя никому не отдам, даже если мир рухнет. Не правда. Он не сломал тебя и не сломает никогда. Даже думать об этом не смей! Он получит по заслугам, – шепнул он еле слышно. – Совсем скоро, моя милая, возмездие его настигнет. А ты не думай ни о чем. Я все сделаю сам. От тебя мне нужно, чтобы ты оставалась в палате в ближайшие дни и не выходила из нее ни под каким предлогом. Тебя будут охранять и впускать лишь тех, кто войдет в твой личный список посещений. Будет трудно оставаться наедине с собой, но ты справишься. Я буду приходить к тебе каждый день. Обещай, что исполнишь мою просьбу.

– Что ты задумал, Пармис? – я оторвалась от его груди и заглянула в наполненные яростью и хитростью глаза. Мне стало не по себе от этого взгляда. Казалось, что он хочет совершить нечто страшное, настолько ужасное, от чего у меня по позвоночнику пробежал холодок.

– Не надо вопросов. Я не смогу тебе все рассказать в стенах дворца. Просто доверься мне, – я прочитала в его взгляде безудержную решительность и жажду мести, которая в тот же миг передалась и мне. Стоило на секунду представить, как Пармис в образе дракона перегрызает глотку Хакону, как алая кровь принца орошает поляну, как он кричит в предсмертной агонии дикой боли, и моя собственная боль отошла на второй план. Взамен ей из недр подсознания вылезла ненависть – лютая, голодная, коварная. Это она нарисовала на моем лице кровожадную ухмылку и прогнала унылые слезы, делающие меня слабой. Это она вдохнула в мое изувеченное тело силы и заставила душу замереть в предвкушении расплаты. Я искренне обрадовалась ее появлению, когда нашла частичку знакомой ярости в изумрудных омутах герцога. Он прав, как никогда! Я зря расклеилась и так просто сдалась без боя! Жестокая игра только началась и так позорно проиграть ее в самом начале нельзя! Я не успокоюсь до тех пор, пока Хакон не испустит дух, сильно пожалев о том, что убил моего ребенка!