Диккенс и Теккерей - Страница 5
Интересно, что повествование в книге ведётся то от лица автора, то от лица героини Эстер. Несмотря на все невзгоды, автор увенчивает её жизнь, пусть не безоблачным, но счастьем, которое ей сулит брак с любимым человеком — Аленом Вудкортом. Характерно замечание автора в предисловии к роману: «Я намеренно стремился подчеркнуть романтичность будничной жизни».
В образе Гарольда Скимпола автор правдиво и не слишком лестно изобразил литератора Генри Ли Ханта (1784—1859). Попали в роман и другие знакомые Диккенса.
Обострение противоречий между английской буржуазией и пролетариатом, объединившимся в сороковые годы вокруг так называемого чартистского движения[5], Диккенс, не сочувствуя этому движению, тем не менее, отразил в романе «Тяжёлые времена» (1854): занятия благотворительностью дали ему возможность близко познакомиться с горестным положением рабочего класса.
Роман переносит читателя в город машин и высоких чадящих фабричных труб, город чёрных каналов, отравленных фабричными отходами. Шумный, грохочущий, тяжко дышащий поршнями паровых машин Кокстаун. Его улицы безлики и похожи друг на друга, как и люда, населяющие эти улицы.
Заправилы Кокстауна — человек с тёмным прошлым Баундерби и сухой прагматик Грэдграйнд — жестокие хищники-эксплуататоры. Грэдграйнд пытается воспитывать детей на цифрах и фактах, изгнав из их жизни все забавы, всё добро и тепло. В результате его умная и чуткая дочь несчастна в «выгодном» браке с Баундерби, а сын становится преступником, цинично заявляя отцу: «На великое множество порядочных людей всегда приходится определённое количество негодяев. Вы утешали этой статистикой других — теперь попробуйте утешиться сами».
Капиталистам противостоят рабочие. Чартист, руководитель забастовки Слэкбридж — демагог. Симпатии Диккенса на стороне рабочих, проповедующих христианское всепрощение. Таков Стивен Блекпул, призывающий хозяев к нравственному самоусовершенствованию.
Судьба Стивена трагична. Он любит хорошую девушку Рэйчел, но связан узами брака с алкоголичкой. Его обвиняют в грабеже банка, хотя виновник преступления — Том Грэдграйнд. Блекпула увольняют хозяева за то, что он не хочет доносить на товарищей, но сами товарищи по классу изгоняют из своей среды за то, что он не присоединяется к их забастовке. Конец страдальческому существованию Стивена кладёт несчастный случай: он падает в шахту, которая уже отняла жизнь у многих и многих рабочих.
Диккенс был твёрдо убеждён в необходимости реформ. Ему претил захлёстывавший официальные учреждения Англии бюрократизм. В романе «Крошка Доррит» (1857) он ядовито и подробно высмеивает бюрократов, изображая крючкотворство служащих «Министерства околичностей», чей девиз — «Тормозить всё и везде». Финансист Мёрдл — воплощение пагубной страсти стяжательства. С большой силой изображена писателем долговая тюрьма, где пребывает старик Доррит, в котором автор в тёплых тонах изобразил своего отца. Главная героиня романа — крошка Доррит — новое воплощение незабвенной Мэри Хогарт. Девушка так же неподвластна силам зла, как Оливер Твист и Николас Никльби.
Верный своему принципу, Диккенс в конце этого длинного романа вознаграждает добродетель: крошка Доррит выходит замуж за Артура Клэннема, интеллигента, выходца из среднего класса. Последние строки романа выражают характерный взгляд писателя на своих героев: «Они шли спокойно по шумным улицам, неразлучные и счастливые, в солнечном свете и в тени, меж тем как буйные и дерзкие, наглые и угрюмые, тщеславные, спесивые и злобные люди стремились мимо них вперед своим обычным путём».
В образе Флоры Финчинг Диккенс обрисовал Мэри Биднелл, какой она предстала перед ним лет за восемь перед тем уже как миссис Винтер — старая, беззубая и, увы, безнадёжно глупая: «Флора, некогда бывшая лилией, стала теперь пионом, но это бы ещё полбеды. Флора, в каждом слове и каждой мысли которой сквозило столько очарования, стала тупа и не в меру словоохотлива, что было значительно хуже. Флора, прежде избалованная, ребячливая, и теперь держалась ребячливой баловницей — это была уже катастрофа».
Теккерей называл «Крошку Доррит» книгой «непроходимо глупой», «идиотской дребеденью». Отчасти, вероятно, потому, что он разглядел в противоречивом — то циничном, то восторженном — Генри Гоуэне собственный портрет. Но и не только поэтому. Отношения этих великих людей складывались до обидного шероховато. И, как это всегда бывает, главным образом, портили всё, по сути, пустяки. Теккерей, например, предложил, что во время представления пьесы Б. Джонсона в театре «Сент-Джеймс» будет петь в антрактах. Диккенс отклонил это предложение, и Теккерей обиделся. А в 1855 г. Диккенс председательствовал на банкете в честь Теккерея, восхвалял его и благодарил за блестящий отзыв в одной из лекций, но через полгода высмеял в «Домашнем чтении» восторги коллеги по перу относительно благотворительной кампании в пользу пенсионеров.
Несколько разладились в это время у Диккенса и отношения с Форстером. Куда ближе ему были теперь младшие друзья — Йэйтс и Уилки Коллинз. Форстер так ревновал друга к новой компании, что в трёхтомной биографии Диккенса почти не упоминает о них[6].
А между тем Коллинз был тесно связан с Диккенсом творческими, а потом и родственными узами: брат Уилки, Чарлз Коллинз, женился на младшей дочери Диккенса. С Коллинзом их познакомил художник Огастас Эгг в 1851 г. на репетициях пьесы Булвер-Литтона. Уилки был интересным собеседником, непринуждённым, остроумным. Молодость он провёл бурно и на жизнь смотрел легко. Если Форстер представлял собой некий символ добропорядочности, то Коллинз был, скорее, символом бесшабашной свободы. Личная жизнь его была сплошным отступлением от общепринятых норм. Он жил то с одной дамой, то с другой и не думал о браке. Порядочные женщины считали его чуть ли не злодеем.
Вскоре Диккенс поставил пьесу Коллинза «Маяк», в которой оба они играли как актёры. И с тех пор стали неразлучны. Коллинз помогал старшему другу отвлекаться от забот, а сам заражался от него желанием работать. Один из первых своих романов, «Прятки», Коллинз посвятил Диккенсу. В дальнейшем они стали издавать журнал «Круглый год» («All the Year Round») и написали вместе несколько произведений («Праздное путешествие двух ленивых подмастерьев», «Д-р Дулькамара», «Проезд закрыт»), Диккенс помогал Коллинзу оттачивать мастерство, а сам учился у молодого друга умению искать оригинальные сюжетные ходы, необычно строить композицию.
В 1856 г. Диккенс готовил постановку пьесы Коллинза «Замёрзшая пучина». Главные женские роли в ней играли Джорджина Хогарт и две старшие дочери режиссёра. Диккенс играл роль незадачливого влюблённого, который, однако, вместо того чтобы убить соперника спасал его ради любимой женщины и вскоре умирал.
Вероятно, эта роль подсказала ему идею последнего крупного произведения пятидесятых годов — «Повести о двух городах», действие которой относится ко времени французской революции 1789—1794 гг. Сюжет её строится на поразительном внешнем сходстве аристократа Дарни д’Эвремонда и недоучившегося юриста Сидни Картона. Героиня книги Люси Манетт любит Дарни, испытывая к спивающемуся и запутавшемуся в случайных связях Картону разве только жалость. Однако именно Картон спасает жизнь Дарни во время суда по обвинению в шпионаже в Лондоне, а в дальнейшем, в Париже, принимает за него смерть на эшафоте.
Атмосфера книги буквально пропитана кровью, в ней постоянно ощущается дыхание смерти. На этом фоне самопожертвование Картона — проявление высшего гуманизма во имя любви, которая оказывается сильнее, чем жестокость и смерть.
Утраты и сильная любовь. Эти два фактора определяют жизнь Диккенса в последние десять-двенадцать лет его жизни. И, хотя советские литературоведы усиленно настаивали на том, что не личная жизнь определяла его творчество этого периода, их позиция совершенно очевидно несостоятельна. Всё говорит о том, что именно события личной жизни и связанные с ними переживания способствовали появлению «Повести о двух городах» и наиболее сильных, по нашему глубокому убеждению, романов писателя — «Больших надежд» и «Нашего общего друга», нашли отражение в их сюжетах и образах.