Диккенс и Теккерей - Страница 19
В «Увертюре» к роману автор беседует с многочисленными басенными персонажами, словно намекая на повторяемость человеческих типов с их пороками и достоинствами.
«Я никогда не видел тех, кого описываю, не слышал разговоров, которые они ведут между собой», — заверял Теккерей. Правда, порой утверждал совершенно обратное: «Мне часто говорят, что мой очередной герой надуман, но я-то знаю, что он такой и есть и взят из жизни».
В центре романа — полковник Томас Ньюком, в значительной степени списанный Теккереем с любимого отчима, майора Кармайкла-Смита. Этот добрый человек сродни своему кумиру Дон-Кихоту, непрактичный и осыпаемый насмешками. (Не зря, работая над этим романом, Теккерей перечитывал бессмертное творение Сервантеса! «Я не получаю удовольствия от чтения „Дон Кихота“, — говорил он. — У меня только становится грустно на душе».) И всё-таки это не маска наивного добряка на манер мистера Пиквика. Полковник способен гневно наброситься на перекочевавшего в этот роман из «Истории Пенденниса» пошляка Костигана за исполнение в клубе непристойной песни.[19]
Он сгоряча в самых резких выражениях отзывается о своём приятеле, «уважаемом офицере кавалерии» Томасе де Бутсе. И в то же время этот последний, пересыпающий речь отборной бранью, «рычит» на бездушного и циничного Барнса, племянника полковника: «Не худо бы вам, молодой человек, хоть немного походить на него. Его прозвали Дон-Кихотом... Но он один из храбрейших офицеров, один из добрейших людей и не корчит из себя чёрт-те что, хотя у него есть причины гордиться собой!»
Только что возвратившийся из Индии полковник глубоко оскорблён тем, что сводный браг Хобсон Ньюком приглашает его зайти в гости через несколько дней после встречи. Известен случай с самим Теккереем и его знакомым: «Когда он приехал в Англию, — вспоминал писатель, — я отправился его проведать и пригласил отобедать со мною ровно через три недели... Он не явился: „Если бы ты приехал в Индию, двери моего дома были бы открыты для тебя и для твоих друзей. Но вот я приезжаю в Англию, и ты меня зовёшь обедать через три недели!“ Пока все эти люди живут в Индии, они лелеют в сердце образ Англии, радушия родного дома, а когда приезжают, их ждёт разочарование».
Когда становится ясно, что заработанных им ранее денег недостаточно, чтобы обеспечить себе и сыну должный уровень жизни, полковник возвращается в Индию. Там он вступает в некий Бунделкундский банк и возвращается в Англию одним из членов совета его директоров. До поры он не знает, что «это было одно из многих надувательств, которые существуют за счёт простаков, гражданских и военных». В Лондоне полковник Ньюком снова живёт широко, вовлекая многих своих друзей в аферу, о которой сам понятия не имеет. Он приобретает определённую популярность, и его даже приглашают принять участие в выборах в парламент. Близкие пробуют отговорить полковника от этого предприятия. Но многие настаивают на его кандидатуре. Радикал Уоррингтон, например, считает, что полковник, хоть и не разбирается в политике, должен стать депутатом, поскольку он честный человек. И Томас Ньюком наивно верит, что этого достаточно для подобного шага...
Подумайте, как это точно подмечено! Вспомните, как много людей в начале 90-х годов минувшего века в нашей новой России шло в депутаты, чтобы в органах власти было больше честных людей! Как часто мы голосовали и продолжаем, хоть и не так уверенно, как тогда, голосовать за человека мало компетентного в политике и экономике, но честного — и против высококвалифицированного подлеца!..
Между прочим, в 1857 г. Теккерей и сам баллотировался на выборах в парламент от Оксфорда, но проиграл. Однажды он стал свидетелем схватки своих сторонников с приверженцами конкурента. Недолго думая, он бросился разнимать дерущихся: эта сцена была словно разыграна по сценарию, записанному Теккереем в 69-й главе «Ньюкомов»...
Пройти через горнило парламентской печи, сжигающей множество добрых начинаний, полковнику помешал крах Бунделкундского банка. Разорение, позор, нищета, попрёки матери его снохи — «таков итог его почти семидесятилетней свободной и блестящей жизни, доброй и честной; такова награда благородному сердцу, эпитафия доблестного воина, сражавшегося в двадцати битвах и пронесшего через всю жизнь милосердие, человека, имя которого произносили, благословляя его».
Жизнь Томаса Ньюкома заканчивается в богадельне школы Серых Монахов, где некогда он учился, — так здесь, как и в «Истории Пенденниса», называет писатель закрытую школу «Чартерхауз». Символическое возвращение героя на круги своя заставляет вспомнить слова, сказанные автором в начале книги: «Как бы много ни добился в жизни человек, как бы ни был он неудачлив, сколько бы лет он ни прожил среди недугов, тягот, славы или разочарований — рассвет жизни ярко сияет для него, ранние печали и радости остаются для него навсегда самыми дорогими». Потому жизнь в богадельне кажется этому человеку райским благоденствием. Потому на зов Всевышнего отвечает он, как отвечал на перекличке и в отрочестве, и вернувшись в стены школы жалким нахлебником.[20]
С поразительной силой достоверности передал Теккерей на примере своего героя все печальные этапы старения, старости, дряхлости человека, как и безжалостную мудрость его конца...
Полковнику Ньюкому присуща свойственная самому Теккерею естественная любовь ко всем детям. Он щедро платит добром за добро, которым одаряют люди его обожаемого сына Клайва.
История Клайва во многом автобиографична, хоть автор, опять-таки, не растворяется полностью в своём герое. Как и Теккерей, Клайв родился в Индии, а после был отправлен в Англию, где учился в школе Серых Монахов. Как и для Теккерея, для его героя «годы обучения живописи дома и за границей были лучшими во всей жизни». И так же, как у его создателя, школьные тетради Клайва испещрены карикатурами на учителей и соучеников.
Трудно согласиться с советским комментатором романа Г. Шейнманом, полагавшим, что автор исподволь даёт читателю убедиться в «незначительности, бесхарактерности, безликости» Клайва. Всё, что мы читаем о молодом герое, говорит об обратном.
А. Дружинин писал, что в Клайве «больше доброты, рыцарства», чем в героях Смоллетта, но, как и они, он смел и добр. Его друг Пенденнис сообщает читателю: «Клайв испытывал нежное восхищение перед добротой отца».
Когда Барнс позволяет себе наглые насмешки над полковником, юноша запускает кузену в голову стакан кларета, за что отец делает ему серьёзный выговор. А спустя годы, после ссоры отца с Барнсом, вызывает кичливого кузена на дуэль. И тогда полковник уже, наоборот, гордится сыном. Хотя не знает, что Клайв готов был подставить свою голову под пулю не только из желания защитить его честь, но и из-за несчастной любви...
Решив посвятить себя живописи, Клайв теряет уважение светского общества, его занятие считается недостойным джентльмена. Юноша отказывается порвать с искусством, старается освободиться от пут светских условностей. «Художник, — говорит он, — ничем не хуже адвоката, врача или даже солдата... Разве Рейнолдс не молодец? Разве не славный парень Рубенс? Ведь он был послом и кавалером ордена Бани! Так же, как Вандейк. А Тициан, Рафаэль, Веласкес! Укажите мне джентльменов лучше, чем они!»
Не только окружающие, но и отец не понимает его. Впрочем, много ли вы, читатель, знаете семейств, в которых родители поощряли бы стремление детей избрать творческую профессию? И всё же полковник Ньюком, ожидавший, что сын станет юристом, богословом или военным, не может запретить Клайву посещать студию Гэндиша и пирушки художников и даже «счастлив от мысли, что счастлив сын». Более того, Томас Ньюком говорит родне: «Он пойдёт своим собственным путём: коль скоро его призвание не бесчестно, оно достойно джентльмена. И если бы даже ему взбрело в голову пиликать на скрипке — в самом деле, на скрипке! — я не стал бы возражать».