Дикий пес - Страница 46
Незваный гость без единого звука соскользнул с толстой ветки, на которой прятался неизвестно сколько времени, упруго приземлился, не смутившись ни высотой, ни присутствием посторонних. От резкого движения тяжелый кожаный плащ распахнулся, на мгновение показав вполне человеческую фигуру, одетую по моде прошлого века, но у Тиля, когда он попытался прощупать ауру чужака, внезапно волосы на затылке зашевелились: ее не было! Совсем! Разве что чужак… был не живым?
Незнакомец насмешливо хмыкнул, когда наемники и эльфы с поразительным проворством ощетинились сталью. Но в его усмешке не было ничего, кроме презрения к более слабым и менее удачливым соперникам. Если бы он хотел, давно разорвал бы их на куски. Вернее, он непременно сделал бы это, если бы не одно «но».
— Здравс-ствуй, Бел, — вкрадчиво, как-то по-змеиному тихо шепнул гость, незаметно пробуя на вкус ночную прохладу. — Я смотрю, ты опять с новичками?
— Не твое дело. Как жизнь, Одер?
В оглушительной тишине прозвучал неприятный смешок.
— Ничего. Спасибо за заботу.
— Ну, раз ничего, то, может, скинешь капюшон? — невозмутимо попросила Белка, небрежно поигрывая клинками. — Ты же знаешь, я люблю видеть собеседника.
Незнакомец странно наклонил голову, пристально изучая Гончую крупными изумрудами глаз. И, глядя в эти странные зрачки, Терг вдруг почувствовал, как по виску скатилась крохотная капелька пота. Чужак был опасен и очень-очень скор.
— Каким ты хочешь меня увидеть, Бел? — все тем же проникновенным шепотом осведомился наконец гость.
— Одером. Таким ты мне нравишься больше.
— Как скажешь.
Темнота под капюшоном на мгновение шевельнулась, а потом сгустилась, обозначив твердый волевой подбородок, болезненно выпирающие скулы, тонкие губы, алым цветком выделяющиеся на поразительно бледной коже. В ту же секунду чужак стремительным движением поднял руки, отчего у Ивера едва не сорвался с ложа заговоренный болт, так же быстро откинул капюшон и выжидательно посмотрел на Гончую непроницаемыми черными глазами, на самом дне которых посверкивали знакомые изумрудные искры.
— Так лучше? — спросил Одер почти нормальным голосом, в котором змеиное шипение теперь едва ощущалось.
Белка спокойно кивнула.
— Так ты хотя бы похож на настоящего. Зачем пришел?
— След ваш увидел.
— Врешь, — будничным тоном заметила Гончая, бесстрашно изучая его бледное лицо. — Запах учуял, верно?
Одер раздвинул губы в неестественной улыбке, и только тогда Стрегон подметил, насколько же сильно выделяются среди нечеловечески острых зубов верхние клыки.
— Нервные они у тебя, — скупо заметил пересмешник,[6] мельком взглянув на людей. Потом выразительно покосился на эльфов и непроизвольно облизнул алые губы. — И славные. Особенно вон те, с ушами.
— Они мои, — слегка напряглась Белка.
Одер неохотно кивнул:
— Я вижу.
— Все мои, — настойчиво повторила она, и пересмешник с сожалением отвел взгляд от Тирриниэля.
— Жаль, — прошелестел разочарованно. — Мне бы хватило их надолго. Особенно вон того, постарше. Дивный «нектар», да еще приправленный магией… Выдержка — полторы тысячи лет!
Гончая нехорошо прищурилась:
— Ты ведь знаешь: я не отдам тебе своих.
— Знаю, конечно.
— Но все равно явился?
— Да. — Пересмешник неподвижным взглядом уставился в ее красивое лицо. Какое-то время просто смотрел, а потом с видимым наслаждением потянул ноздрями воздух. — Ты пахнешь все так же хорошо, Бел.
— Еще надеешься, что когда-нибудь повезет? — хмыкнула она. — И для этого детишек с собой прихватил? Думаешь, справитесь втроем?
Стрегон заметно вздрогнул, краем глаза подметив какое-то движение сбоку. Правильно понял причину, по которой дернулся живой мертвец, и подал знак побратимам сомкнуться вокруг эльфов. После чего загородил собой мастера и вытащил из-за пояса кинжал с серебряной насечкой.
— Так как нас-счет твоих деток, Одер? — вдруг прошипела Белка, мигом уподобившись дикой кошке. — Ты ведь для этого их сюда взял? Думал, справиш-шься со мной?
— Нет. Я не велел нападать, — торопливо отступил пересмешник. — Они просто сопровождение.
— Тогда пус-сть выйдут на с-свет, чтобы я их увидел!
Одер, неотрывно наблюдая за ее руками, коротко что-то прошипел, и спустя пару секунд из темноты проступили еще две тени, закутанные в непроницаемо черные плащи. Однако приблизиться к вожаку не посмели: застыли у деревьев и алчно уставились на добычу.
— Молодые… но с-сильные, — одобрительно проурчала Белка, коротко оглядев пересмешников. — Неплохая попытка, Одер. Лучш-ше, чем в прошлый раз. Значит, все еще питаешь надежду?
У Одера на мгновение вспыхнули глаза, но почти сразу погасли. А когда он снова заговорил, в тихом голосе зазвучала неподдельная грусть:
— Нет, Бел. Ты всегда оказываешься быстрее. Тебя сложно застать врасплох.
— Тогда зачем ты явился?
Пересмешник со вздохом вытянул перед собой ладонь, на которой стальными крючьями блеснули пять неимоверно длинных и очень острых когтей. Затем разжал кулак и кивнул на арбалетный болт, на кончике которого запеклась крохотная капелька крови.
— Я нашел это прошлой ночью возле кордона. Один-единственный след… но я не мог не прийти. Ты ведь знаешь.
— О, — нахмурилась она. — Так ты не ради эльфов заглянул к нам на огонек?
— Нет, — неслышно шепнул пересмешник, с почти человеческой мукой следя за ее изменившимся лицом. — Хотя такая добыча стала бы отличным завершением дня, не спорю. Но я спешил целую ночь не за этим…
— Все еще сходишь с ума от моей крови?
— О да-а-а…
Люди невольно вздрогнули от прозвучавшей в голосе пересмешника страсти. Почти мольбы, смешанной с нетерпением. Алчно сверкнули глаза, кровожадно обнажились клыки. Впрочем, это быстро прошло: глаза Одера быстро потускнели, алые губы, словно смазанные кровью, поблекли, хищно согнувшиеся пальцы снова расслабились, а лицо стало почти спокойным. Он не сделал ни единого движения навстречу Гончей, не переступил обозначенную ею черту, не нарушил правил, которые успел хорошо запомнить. Просто стоял на расстоянии в несколько шагов и обреченно ждал. Не в силах уйти, но и напасть не смея.
— Напомни-ка мне, Одер, почему я оставил тебе жизнь? — неожиданно спросила Белка, любуясь зеленоватыми бликами на своем оружии.
— Потому что я помню расцвет и падение Стражей, — послушно отозвался пересмешник.
— А почему я тебя все-таки убил?
— Потому что… — Его голос вновь сорвался на болезненный шепот. — Я подошел слишком близко. Но постараюсь больше не совершать этой ошибки.
— Разумно, — кивнула Гончая, внезапно успокоившись. — Пять веков прошло, а ты, как ни странно, живой… Если, конечно, это можно назвать жизнью. Однако, если помнишь, я предлагал тебе выбор.
На какой-то миг глаза твари полыхнули ненавистью, но тут же снова погасли, наполнившись прежним вожделением.
— Да, Бел. Но быть пересмешником гораздо лучше, чем получить нож в сердце. Так что это оказался неплохой размен. Правда, моего первого вожака ты все-таки убил… Хотя он сам виноват: подумал, что твои раны слишком велики, и не удержался.
— Зато теперь вожак — ты. Заметь, я даже ничего не имею против. До тех пор, конечно, пока твоя неуемная страсть к моей персоне не переходит границ.
— Я соблюдаю границы, — прошелестел пересмешник, с досадой щелкнув клыками. — Но это сильнее меня, Бел. Даже после смерти. Твоя кровь… — Пересмешник алчно заурчал. — Другой такой нет. Выпить ее до дна… вот настоящее блаженство. Но знать при этом, что больше никогда не попробуешь ничего подобного… Хуже нет пытки, Бел. Мучительнее нет боли, чем метаться между ненавистью и обожанием. Это разрывает меня на части. Поэтому я прихожу каждый раз, когда слышу твой запах. Поэтому я здесь. Поэтому безумно хочу… и не могу.
Она наклонила голову, бесстрашно изучая его исказившееся лицо.
— Что ж, враг мой, по крайней мере, у тебя хватает выдержки остановиться. Другой бы давно бросился из темноты, рванул клыками и…