Дикий Космос - Страница 74

Если и в храме не было ничего, что они могли бы использовать, ему и Оби-Вану предстояло умереть унылой, болезненной и мучительной смертью.

Если я не убью его первым, а затем покончу с собой.

И с этой веселой мыслью он направился к храму. Ему пришло на ум, в туманной, легкомысленной и запредельной от усталости манере, что, если криффово сооружение окажется заперто, он будет выглядеть как последний дурак.

Но этого не произошло. Двустворчатые двери легко распахнулись от малейшего прикосновения. А когда он переступил порог — зажегся свет, тусклый, тлеющий и алый, подобный далеким туманностям в ночном небе Зигулы. Словно говорящий: добро пожаловать, незнакомец. Войди и поразись. Так, словно знающий, что ему нечего бояться.

Эти ситхи. Эти криффовы ситхи. Кто - или что - они?

Внутри храма не было лестниц. Не было второго или третьего этажа. Он представлял собой одно просторное помещение, похожее на танцевальный зал для великанов. Или храм, задуманный таким образом, чтобы заставить простых смертных почувствовать свою ничтожность. Прохладный воздух приносил чувство необычного предвкушения. Оставлял легкий металлический привкус. Был слегка затхлым. Пол под ногами был вымощен мозаичной плиткой черного и темно-красного цветов. Тревожный узор просачивался сквозь глаза. Проникал в мозг, призывая к страданию и гибели.

Бэйл вздрогнул и поднял взгляд. В огромном помещении не было мебели; ни столов, ни стульев. Ни даже какой-нибудь скамейки. И он, также, не видел источника освещения; которое, казалось, медленно сочится прямо из стен подобно болотным испарениям.

Когда его глаза приспособились к спектру освещения, то подметил ниши, встроенные в стены. Он свернул налево. Его шаги гулко отдавались в тишине. Подошвы ботинок, облепленные грязью и забитые гравием скребли и скрежетали по полу при ходьбе. Он задумался, не губит ли это изощренную мозаичную работу и пришел к выводу, что его это не особенно волнует.

В первой нише громоздились старые книги. Очень старые, и в кожаных переплетах. Толстые, объемистые тома с рельефными надписями на корешках. Подобно мозаике на полу они заставили его кожу покрыться мурашками. Он убрал руки, морщась от жжения в плече и быстро прошел мимо.

Вторая ниша была пуста, но от нее исходил такой холод, что он пронесся мимо точно ребенок, которому сказали, что там водятся привидения.

В третьей нише лежали куски жеоды. Бледновато-зеленые, желчно-желтые и тускло-фиолетовые кристаллические сферы, которые нездорово и отталкивающе тлели в красноватом свете.

Отчетливо ощущая тошноту, он направился к следующей нише. На сей раз он уставился на мерцающий круглый контур заключенный в квадратную транспаристиловую коробку. Это выглядело многообещающе, но он пока не был готов поднять его. Не делало ли это его трусом? Возможно, но он слишком устал, чтобы беспокоиться об этом.

Пятая ниша содержала один единственный кристалл. Размером с неплотно сжатый кулак крупного мужчины, красиво ограненный, и полностью разломанный. До своего уничтожения он был темно-красного цвета, как диск заходящего солнца, но нечто взорвало его изнутри, обуглило и раскрошило.

Это было дело рук ситха, а значит неизбежно являлось злом, и все же он сожалел об утраченной красоте.

Он продолжил идти, обнаруживая все больше и больше разных вещей. Пирамида с ладонь размером, не из транспаристила, но определенно из стекла, тускло-черная, с красными прожилками. Без малейшего намека на ее предназначение. Множество кристаллов, бесформенных кусков камня, некоторые размером с кулак, некоторые мелкие, размером с яйцо, с такими острыми краями, что о них можно было порезаться. Разных цветов: черные, серые, темно-синие. Множество книг. Кристаллов данных. Свитков, перевязанных ленточками. Несомненно, это была сокровищница ситхов. Если они покинули Зигулу, то должны были забрать все это с собой. Совет Джедаев пожелает изучить эти артефакты. Возможно, они содержат информацию, которая позволит привести к поражению этого отвратительного врага. Чему он готов был способствовать любым доступным ему способом. Поскольку если он что-то и узнал на Зигуле, так это то, что он ошибался, а Оби-Ван был совершенно прав. Ситхи должны быть выслежены и уничтожены без всякой жалости.

И он, также, был уверен еще кое в чем: он не мог выяснить, с помощью какого предмета или предметов, из этой коллекции артефактов он и Оби-Ван могли бы выбраться с Зигулы прежде, чем умерли бы от голода. Так же, как не мог сказать, который из них оказывает влияние на джедая. Вероятно, Оби-Ван мог бы. Поэтому он должен попасть сюда. Он должен сам в этом разобраться.

Если я смогу вытащить его. Если я смогу помочь ему вернуться.

Внезапно Бэйл осознал, что находится в храме уже довольно долго. Он решил отказаться от осмотра остальных ниш, и поспешил наружу, в настоящий мир, чтобы убедиться, что Оби-Ван в порядке.

Джедай не двинулся. Не умер. Он по прежнему лежал на спине, безразлично глядя открытыми глазами. Его разорванная плоть перестала кровоточить; кровь, на его тунике и штанах подсохла, став жесткой и темно-бордовой.

С кряхтением, ощущая каждую мышцу и каждый сустав, Бэйл опустился, встав на одно колено возле него, и снова дотронулся до его плеча. «Оби-Ван. Оби-Ван. Я не в состоянии это сделать. Я не джедай. Вы должны вернуться. Вы должны доделать свою работу.»

Ничего. Пребывал ли он еще в мире грез? Казалось, что нет. Он казался... опустошенным. Исчез весь его разум, а с ним удивительная учтивость и невольная самоуверенность. Остроумие, сухой юмор. Осталась лишь оболочка.

Течение беседы... воспоминание, чтобы заставить его улыбнуться...

Знаете Бэйл, мне кажется вы зря растрачиваете себя в Сенате. С таким поставленным ударом, как у вас, вы могли бы сорвать неплохой куш на ринге.

Простите. Мне необходимо было привлечь ваше внимание.

Простите… Простите…

Глубоко вздохнув, Бэйл ударил Оби-Вана по лицу тыльной стороной ладони. Раз. Другой. Громкие, звонкие пощечины, от которых голова джедая моталась по земле.

Ничего.

Он не мог продолжить избивать его. Это могло закончиться тем, что он нанес бы непоправимый вред. Неохотно, с нарастающим ужасом, Бэйл смотрел на поврежденное колено Оби-Вана. Оно теперь раздулось. Его раненая плоть была ободрана и  распухла. Он шел с этим, карабкался с этим, но вполне возможно, что коленная чашечка была сломана. Если бы он ударил по ней кулаком... если бы он ударил по ней кулаком...

Я не могу этого сделать. Это больно.

Но Оби-Ван поступил так, разве нет? Использовал боль, чтобы заглушить неустанный голос ситха? Воспользовался этим, чтобы подстегнуть себя двигаться вверх по склону ущелья?

Он не мог заставить себя ударить по этой раненой ноге. Не мог. Но он мог положить на нее свою руку, мягко, и может быть... возможно... сжать...

Погруженный во тьму, погруженный в отчаяние, Оби-Ван чувствовал, как блуждает его дух, брошенный на произвол судьбы. Не вполне еще разлученный с телом, но уже готовый к этому. Он утратил свет и потерял цель. Кто-то, где-то желает его смерти. Ему хочется воспрепятствовать их желанию. Но ему холодно. Очень холодно. А затем что-то меняется. Касание тепла. Укол боли. Его тело болит... и это значит, что он жив. Кто-то кричит... и тьма отступает...

«...очнитесь, чтоб вам пусто было, я не могу продолжать делать это! Очнитесь, Оби-Ван! Слышите меня? Очнитесь!»

Его колено горело огнем. Кто-то бил по нему кулаком, сжимал его, терзал болью. С усилием он перевернулся на бок и сказал, «Оставьте меня в покое.»

«Оби-Ван!»

Он заставил себя приоткрыть глаза. Это что, крыша? Где же Анакин? Он разбил свой ситибайк, разве нет? Дроид заведующий транспортом Храма был бы рассержен. А потом он вспомнил. Не было Анакина. Был лишь ситх. Он лежал на холодной земле Зигулы, а над ним виднелось изможденное, окровавленное и избитое лицо Бэйла Органы.