Дикий берег - Страница 9

– Уже в винном ряду побывал?

Старик улыбнулся щербатым ртом:

– Первым делом, первым делом. Хлебни глоток. Виски столетней выдержки. Отличная штука.

Я глотнул и закашлялся.

– Глотни еще, легче пойдет. Чувствуешь – согревает?

Мы по разу приложились к фляжке, и я указал на Мелиссу – она, похоже, не очень-то продвинулась со своей сделкой.

– А-ах, – сказал Том, заметно пошатываясь. – Мужик бы ей все отдал.

Я согласился.

– Слушай, одолжи мне горшочек, а? Отработаю на пасеке.

– Ну, не знаю…

– Да ладно, чего тебе еще покупать?

– Много чего, – возразил Том.

– Ты ведь уже заполучил лучшее, что есть у мусорщиков, так?

– Хорошо, бери этот маленький. Хлебни еще разок на дорожку.

Когда я шел к Мелиссе, в животе у меня горело, а голова кружилась. Мелисса медленно, видимо, в четвертый раз, повторяла:

– … только сегодня из садка. Мы всегда так делаем, это каждому известно. Все едят наших крабов, и никто еще не заболел. В прохладном месте они сохраняются неделю. Мясо вкуснейшее, вы сами подтвердите, если попробуете.

– Да пробовала я, – буркнула тетка. – И впрямь вкусно, да мяса-то всего ничего, не расчувствуешь. Бочка на дороге не валяется, а служит всю жизнь. Крабов же хватит на неделю.

– Если вы не распродадите бочки, вам придется катить их домой, – дружелюбно вмешался я. – Сперва в горку, потом под горку… Да вы благодарить нас должны, что избавляем вас от груза!.. Не больно ваша бочка нам и нужна. Вот – даю вдобавок к этим вкуснейшим крабам горшочек меда от Барнарда, и вы остаетесь в барыше…

Мелисса сперва вытаращилась на меня, что я лезу в ее сделку, но теперь заискивающе улыбалась тетке. Та смотрела на мед, но бочку отдавать не собиралась.

– В Синей Книге написано: бочонок стоит десять долларов, – сказал я, – а крабы – по два. Мы даем вам семь крабов, так что вы получаете четыре доллара лишку, не считая меда.

– Синяя Книга – говно, – сказала тетка.

– С каких это пор? Ее составили мусорщики.

– Да нет, ваши.

– Ладно, кто бы ни составил, все пользуются, а говном обзывают, только когда хотят надуть.

Тетка колебалась:

– А в Синей Книге правда говорится, что крабы стоят по два доллара?

– Правда, – сказал я, надеясь, что поблизости нет списка.

– Ладно, – сдалась тетка, – мне нравится их мясо.

На полпути к лагерю – я катил бочку – Мелисса позабыла про мою грубость.

– Генри, – пропела она, – как тебя отблагодарить?

– Не стоит, – сказал я и остановился пропустить пастухов, которые несли над головами огромный перевернутый стол. Мелисса обхватила меня руками и поцеловала в губы. Мы некоторое время смотрели друг на друга, прежде чем снова тронуться в путь: она раскраснелась, я чувствовал тепло ее тела. Когда мы пошли дальше, Мелисса облизнула губы.

– Ты выпил, Генри?

– Да… старый Барнард дал отхлебнуть.

– Правда? – Она оглянулась через плечо. – Я тоже не прочь пропустить глоток.

В лагере Мелисса пошла разыскивать Кристин, а я помог дораспродать рыбу. Николен раздобыл сигарету, и мы покурили, глядя, как пляшут пылинки в лучах послеполуденного солнца. Потом пендлтонский ковбой подрался с мусорщиком. Их разняли сердитые парни, назначенные следить за порядком. Эти ярмарочные шерифы – ребята серьезные, на затрещины не скупятся, и драчунам приходится туго. Потом я прилег рядом с дрыхнущими псами и часа два покемарил.

Рафаэль принес собакам объедки и разбудил меня. На западе небо еще синело, высоко над головой облака лучились закатными отсветами. Я очухался от сна и пошел к кострам, где народ доедал ужин. Сел рядом с Кэтрин и угостился предложенной похлебкой.

– Где Стив?

– У мусорщиков. Сказал, следующие часа два будет в Мишен-Вьехо.

– Ага, – сказал я, уплетая похлебку. – А ты что не с ним?

– Да понимаешь, Хэнкер… Во-первых, надо было помочь с готовкой. Даже будь я свободна, нельзя же таскаться со Стивом ночь напролет. То есть можно, но какая радость? К тому же, по-моему, ему без меня лучше.

– Зря ты так.

Она пожала плечами:

– Потом пойду поищу.

– Как успехи с семенами?

– Неплохо. Хуже, чем весной, но мешочек ячменя раздобыла. С боем взяла – сейчас все интересуются ячменем, уж больно хорошие в Талеге урожаи. Ничего, выторговала. На следующей неделе засею верхнее поле, посмотрим, как взойдет. Надеюсь, не опоздаем.

– Будет твоим работа.

– Как всегда.

– Верно. – Я прикончил похлебку. – Пойду искать Стива.

– Это несложно. – Она рассмеялась. – Иди на самый громкий крик. До скорого.

В южной части парка, где стояли поселковые, было темно и тихо, только орали трабуканские павлины, недовольные, что их заперли в клетки. Между деревьями плясали костерки, плыли голоса, темные фигуры говоривших заслоняли огонь.

В северной половине парка все было иначе. На трех полянах пылали огромные костры, нагретый воздух колыхал растянутые между деревьями навесы. На ветках качались тусклые белые фонари. Я вышел на аллею. Здоровенная тетка в оранжевом платье налетела на меня сзади. «Извини, парнишка». Я зашагал к лагерю Мишен-Вьехо. Мимо пролетела бутылка, обрызгала меня и ударилась о ствол. Огонь освещал неестественно яркие одеяния. Мусорщики, от мала до велика, нацепили все свои украшения: золотые и серебряные ожерелья, серьги, кольца в нос, на лодыжки, на живот, браслеты с красными, зелеными, голубыми драгоценными камнями. Это было очень красиво.

Столы стояли длинными рядами, на скамьях впритирку сидели люди, пили, говорили, слушали игравший на краю лагеря джаз-банд. Я стоял и смотрел, но никого знакомого не видел. Потом откуда ни возьмись появился Николен, хлопнул меня по руке и сказал с ухмылкой:

– Пошли дразнить Тома, он с Доком и остальным старичьем.

Том расположился в конце стола вместе с немногими оставшимися в живых свидетелями давней поры: Доком Костой, Леонардом Саровицем из Хемета, Джорджем из Кристианитоса. Эта четверка порядком примелькалась на толкучках, к ним частенько присоединялись Чудила Роджер и другие старики, помнившие прежние времена. Том из них самый старый. Он увидел нас и подвинулся, освобождая место. Мы по разу приложились к Леопардовой бутыли; я поперхнулся и пролил половину за пазуху. Стариканы разразились хохотом. У Леонарда был беззубый, как у младенца, рот.

– А Ферги здесь? – спросил Док Коста у Джорджа, возобновляя прерванный разговор.

Джордж мотнул головой:

– Помер.

– Жалко.

– Знаете, какой он прыткий? – спросил Том, хлопая меня по плечу.

Леонард хмуро помотал головой.

– Раз делаю подачу, он отбивает – аккурат мне мимо уха – и бежит ко второй базе, – продолжал Том. – Я оборачиваюсь и – вообразите! – мяч ударяет ему по заднице!

Остальные рассмеялись, только Леонард снова затряс головой:

– Не отвлекай! Ты нарочно отвлекаешь.

– От чего?

– Суть такова – я только что говорил, ребята, и вам невредно послушать – суть такова: если бы Элиот сражался, как настоящий американец, мы бы не сидели в таком дерьме.

– Не вижу никакого дерьма, – сказал Том. – Мне очень даже неплохо.

– Кончай паясничать, – угрюмо вставил Коста.

– Опять за старое. – Стив закатил глаза и потянулся за бутылью.

– Даю руку на отсечение, сейчас мы снова были бы первой державой мира, – упорствовал Леонард.

– Погоди, – перебил Том. – Американцев теперь не хватит и на плохонькую державу, не то что на первую. А что хорошего, если бы мы и всех остальных разбомбили к чертовой бабушке?

Док так разозлился, что ответил за Леонарда:

– Чего хорошего? Никакие китайцы не курсировали бы вдоль берега, не шпионили бы за нами, не бомбили бы нас всякий раз, как мы пытаемся отстроиться. Вот чего хорошего. Элиот по трусости погубил Америку. Безвозвратно. Мы на самом дне, Том Барнард, сидим, как медведи в яме.

– Ррррр, – зарычал Стив и снова приложился к бутыли.

Я взял ее у него и тоже сделал глоток.

– Нам была хана, как только взорвались бомбы, – говорил Том, – что бы ни случилось с остальным миром. Нажми Элиот кнопку, мы просто убили бы больше народу и разрушили еще несколько стран. Нам от этого ни жарко ни холодно. К тому же бомбили не русские и не китайцы…