Дикий берег - Страница 1

Kim Stanley Robinson

THE WILD SHORE: THREE CALIFORNIAS

(WILD SHORE TRIPTYCH)

Copyright © 1984 by Kim Stanley Robinson

Разработка серии А. Саукова

© Доброхотова-Майкова Е., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

– Мы же не ворье кладбищенское, – объяснил Николен. – Только выкопаем гроб и снимем с крышки серебро. Открывать не будем, тихо-мирно зароем обратно. Чего тут плохого? Так и так эти серебряные ручки зазря пропадают под землей.

Мы все пятеро задумались. Садящееся солнце заливало нашу долину янтарным светом, тени от куч плавника на широком песчаном пляже дотягивались до валунов у подножия обрыва, на котором мы сидели. Каждое переплетение отполированных морем коряг могло оказаться могильным холмиком. Я представил, как разгребаю грязь и что нахожу внизу…

Габби Мендес бросил камешком в пролетавшую чайку.

– Ну и чем это лучше кладбищенских воров? – спросил он Николена.

– Кладбищенский вор оскверняет само тело. – Николен подмигнул мне. В подобных делах мы всегда действуем на пару. – А мы ничего такого не будем. Искать запонки или пряжки, снимать кольца или там золотые зубы рвать – нет!

– Фу! – сказала Кристин Мариани.

Мы сидели на обрыве над устьем реки: Стив Николен и Габби, Кристин и Мандо Коста, Дел Симпсон и я – старые друзья, выросли вместе, здесь, на этом месте, собирались почти каждый вечер, спорили, говорили, строили воздушные замки… впрочем, воздушные замки – это по нашей с Николеном части. Под нами, у первой излучины реки, сушились перевернутые рыбачьи лодки. Приятно было сидеть на теплом песке с друзьями, глядеть, как играет солнце на гребнях волн, и знать, что дневная работа закончена.

– Накопаем серебра – станем королями толкучки, – продолжал Николен. – И королевами, – добавил он, глядя на Кристин. – Захотим, так все скупим. А захотим, двинем вдоль побережья. Или через материк. И вообще, будем делать что вздумается.

«А не то, что тебе отец велит», – подумал я. Однако, сказать по правде, слова его меня завели.

– А как узнать, на каком гробе серебряные ручки? – спросил все еще не убежденный Габби. – Чтобы зря не копать.

– Ты бы слышал, что старик говорил про тогдашние похороны, – ухмыльнулся Николен. – Генри, расскажи им.

– Они тогда жуть как боялись смерти, – сообщил я тоном знатока. – Поэтому и устраивали пышные похороны, не хотели думать, как там все на самом деле. Том говорит, на похороны тратили до пяти тысяч долларов.

Стив одобрительно кивнул:

– Он говорит, каждый гроб обивали серебром.

– Он еще говорит, мол, люди по Луне ходили, – заметил Габби. – Только я не полечу туда следы искать.

Но я почти убедил его; он знал, что Том Барнард, который учил нас (Стива, Мандо и меня так уж точно) грамоте, начнет расписывать старинную роскошь во всех подробностях, только попроси.

– Всего-то делов – дойти по бетонке до развалин, – продолжал Николен, – и найти богатый могильный камень.

– Том не велит туда ходить, – напомнила Кристин.

Николен запрокинул голову и рассмеялся.

– Том просто боится, – объявил он, потом добавил уже серьезнее. – Это понятно, после всего что он пережил. Но там никого нет, кроме помоечных крыс, да и те ночью спят.

Он не мог знать наверняка, мы там не были, ни днем ни ночью. Однако, прежде чем Габби успел на это указать, Мандо вскрикнул:

– Ночью?

– А то! – громко ответил Николен.

– Говорят, мусорщики, если поймают, обязательно съедят, – сказала Кристин.

– Твой отец позволит тебе уйти от больных или с огорода днем? – спросил Николен у Мандо. – Ну и у нас такая же история, только хуже. Копать придется ночью. – Он понизил голос: – Тем более ночь – самое время раскапывать могилы на кладбище.

Он рассмеялся, глядя на испуганную физиономию Мандо.

– Раскапывать могилы на берегу можно в любое время, – сказал я как бы про себя.

– Я могу достать лопаты, – сказал Дел.

– А я – принести фонарь, – подхватил Мандо. Он торопился показать, что не боится.

И вот мы уже сидим и составляем план. Я выпрямился и стал слушать внимательней. Вообще-то я немного удивился. Мы с Николеном и раньше много чего задумывали: поймать в западню тигра, или поискать затонувшие сокровища возле бетонного рифа, или выплавить серебро из железнодорожных рельсов. Но когда начинали обсуждать, рано или поздно обнаруживались какие-нибудь практические сложности, так что все это был просто треп. Однако теперешний замысел требовал от нас просто-напросто пробраться в развалины (а мы всегда божились, что только об этом и мечтаем) и раскопать могилу. Мы обсудили, в какую ночь мусорщиков почти наверняка не будет на кладбище (в полнолуние, заверил Николен Мандо, когда видны привидения), кого нам взять с собой и от кого таиться, как порубить серебряные ручки на куски, чтобы годились на обмен, и все такое.

Красный солнечный диск коснулся океана, похолодало. Габби встал, потер зад и сказал, что на ужин у них дичь. Мы тоже встали.

– А что, ведь сделаем, – решительно сказал Николен. – И я, черт возьми, готов.

Я откололся от остальных и пошел по краю обрыва. На пляже внизу отливные озерца поблескивали темным серебром. У каждого была красная каемка – маленькие подобия огромного океана за ними. По другую сторону от меня извивалась меж подступавших к морю холмов долина, наша долина. Деревья на холмах качали ветками под вечерним бризом, поздняя весенняя зелень в свете заходящего солнца казалась пожухлой. На многие мили вдоль берега ели, пихты и сосны колыхались, словно волосы огромного живого существа. Я шел, ветер колыхал и мои волосы. На изрезанных оврагами склонах не угадывалось никаких следов человека (хотя люди там были); только деревья – высокие и низкие, секвойи, сосны, эвкалипты – да темные холмы, спускающиеся к океану. Я шел по янтарному краю обрыва, и я был счастлив. Мне и в голову не приходило, что мы с друзьями вступаем в лето, которое… которое переменит нас всех. Сейчас, несколько месяцев спустя, когда я пишу об этом, а на дворе лютует зима, какой на моей памяти еще не было, у меня есть преимущество: я знаю, чем все кончилось, – все, что началось с нашей вылазки за серебром. И дело не столько в том, что после этого случилось, сколько в том, чего не случилось, в том, как мы обманулись. И в том, к чему почувствовали вкус. Понимаете, я изголодался: не в смысле – хотел есть (это всегда), но по другой жизни. Мне надоело только ловить рыбу, рубить дрова и проверять силки. А Николен изголодался еще сильнее.

Однако я забегаю вперед. Когда я шагал по крутому обрыву между лесом и морем, у меня не было ни предчувствий, ни опасений, ни желания прислушаться к советам старика – только радостное волнение. Я свернул на южную дорогу к нашей с отцом хижине. Запах сосновой смолы и соли щекотал ноздри. Я захмелел от голода и волнения и уже воображал куски серебра размером с дюжину десятицентовиков. Мне пришло в голову, что мы с друзьями наконец-то сделаем то, что много раз хвастливо обещали сделать, – и по телу у меня пробежала приятная дрожь. Я перепрыгивал с корня на корень и думал: мы вторгаемся на территорию мусорщиков, проникаем на север в развалины округа Ориндж.

В ночь, которую мы выбрали для похода, с океана тянуло туманом, белесые клочья призрачно отсвечивали под ущербной луной. Я ждал в хижине, у самой двери, слушая, как храпит отец. Час назад он заснул под мое чтение и теперь лежал на боку, положив мозолистую руку на вмятину возле уха. Отец у меня хромой и не шибко быстро соображает – это его лошадь покалечила, я тогда был еще маленький. Мама, пока была жива, всегда читала ему перед сном, а когда умерла, он послал меня к Тому учиться. «Будет нам обоим на пользу», – сказал он, по обыкновению, с растяжкой. И похоже, не ошибся.