Дикая охота. Колесо (СИ) - Страница 4

- Поди мышь поймай, Ширра. Видишь же, я делом занята.

- Я что, обычная дворовая кошка, чтоб мышей ловить?! – фыркнула Ширра.

- Да. По крайней мере, когда жрать больше нечего.

Ширра недовольно мотнула пушистым хвостом:

- Ишь ты, непреклонная какая. А между тем, я дом охраняю, от незваных гостей берегу – и никакой благодарности от тебя нет. Только ворчишь, как старуха, да травы свои без устали толчешь. Зачем тебе столько?

- В Вергорию отнесу, местный знахарь платит хорошо за лесные травы. Никто из тамошних жителей не полезет в чащобу ради одного цветка альверки, который и цветет-то лишь в новолуние… А на ней знаешь сколько зелий травники варят?

- Понятия не имею, - кошка потянулась и зевнула, блеснув белоснежными острыми клыками, - Сдалась мне твоя альверка… Ну Ма-а-а-ра-а-а-а, - протяжно взвыл зверек, - Я же знаю, там на печи кринка с молоком! Что тебе стоит налить мне блюдечко? Я же бадью не прошу…

Ведьма вздохнула, отставила ступку и вошла в дом. Довольная кошка проследовала за ней – на наглой морде угадывалась победная ухмылка. Мара подошла к печи, где в самом углу стояла глиняная посуда, а у стены – заветная кринка. Женщина взяла глубокое блюдце и наполнила его молоком. Существенным достоинством Ширры было то, что кошка никогда ничего не брала без спросу. Пока не выпросит – не отстанет, но тайно ничего не возьмет.

Мара поставила блюдце на пол. Кошка с жадностью припала к нему, лакая густое молоко и урча от удовольствия. Ведьма усмехнулась. Хороший зверь, хоть и вредный… А между тем сумерки уже обнимали узорные ветви и спускались все ниже к земле. Высоко в небе показались бледные, едва заметные звезды – ничего, к ночи разгорятся. Скоро и лунный серп разрежет черный шелк ночного неба. Вот тогда и наступит время охоты.

Женщина расплела тяжелую косу, встряхнув копной густых черных волос. Взяв деревянный гребень, Мара опустилась в кресло и принялась расчесывать мягкие пряди. Кошка, вдоволь напившись молока, вспрыгнула на колени ведьмы и свернулась теплым клубочком.

- Ты чего развалилась? – беззлобно поинтересовалась Мара, - Я же уйду скоро.

- Но пока же не ушла, - сонно ответила Ширра, прикрыв янтарно-желтые глаза.

Ведьма философски хмыкнула – и то верно. Откинувшись на спинку кресла, она лениво поглаживала мягкую шерсть дремлющей кошки и тихо напевала известную лишь ей одной мелодию. Когда темнота в комнате сгустилась, спрятав под черным плащом очертания и контуры предметов, Мара взглянула на одинокую свечу, стоящую на столе, и сосредоточилась. Мир мгновенно рассыпался мелким крошевом, сотней цветов и оттенков, и в этой круговерти она тут же нашла один: пронзительно-золотой, с алыми отблесками. Женщина легко потянула за эту ниточку энергии, и через несколько секунд фитилек задымился, а вскоре на его кончике заплясал лепесток пламени. Тусклый свет разлился по комнате, разогнав мрак по углам. Скоро уже… Скоро.

Ближе к полуночи ведьма покинула дом, оставив мирно дремлющую кошку в кресле. Та даже не проснулась, когда хозяйка перекладывала ее со своих колен на плетеную поверхность кресла. Теплый ночной воздух ворвался в приоткрытую дверь, заметался легким ветерком по комнате и растворился в аромате сухих трав.

Луна роняла холодный свет на спящий мир. Точнее, просыпающийся… Лес оживал ночью, меняясь, превращаясь в мир тайн и запутанных тропинок. Под босой ногой ведьмы не гнулась трава, не сминались хрупкие лепестки цветов… Ветер мягко колыхал распущенные волосы женщины, серебристые лучи луны вплетались в длинные пряди волшебными нитями. И звезды на небе мерцали драгоценными камнями… В глубине леса тут и там мелькали крохотные сполохи голубоватого сияния – то ли светлячки, то ли болотные огоньки, выбравшиеся из своих трясин. На паутинах сверкала хрустальным бисером роса, где-то в глуши перекрикивались ночные птицы. Время охоты наступило.

Мара остановилась на небольшой полянке, ярко освещенной молодой луной. Женщина замерла, раскинув руки в стороны, и закрыла глаза. Дыхание ее замедлилось, стало спокойным и глубоким. В кронах деревьев поднялся ветер… Не северный, не южный – иной. Ветер пах колдовством и жуткой силой. Он собирался на кончиках пальцев колдуньи, обвивал ее тонкие белые руки и проникал под кожу. Затем – резко, словно по мановению руки – все стихло. Лишь Мара, так и замершая с закрытыми глазами, слышала, как во всех уголках Гарварнского леса просыпаются ночные охотники. Скоро они придут сюда. Волки всегда приходили к ней.

Вскоре на поляне возник из темноты огромный волк. Он не мигая смотрел на ведьму – беззащитную, безоружную. Он мог бы легко перегрызть ей горло, вонзить клыки в мягкую плоть и разорвать колдунью на части. Однако вместо этого волк подошел к Маре и доверчиво ткнулся влажным носом в ладонь женщины. Та потрепала хищника по холке – так, словно они были старыми приятелями. Впрочем, так оно и было.

- Веди стаю, Тень. Ваше время пришло, до утра – лес в вашей власти.

Волк внимательно взглянул на ведьму. Женщина развернулась и неспешно побрела дальше, к восточным болотам. Хищник проводил ее взглядом, а затем поднял морду к луне. Протяжный вой эхом отозвался среди деревьев, проник в самые дальние волчьи логова. Просыпайтесь, братья и сестры. До рассвета – охота…

Луна скользила хрустальным светом по шершавой коре, пестрящей лишайниками и мхами, на изумрудном бархате которых блестела роса. Свежесть, дурманящая разум, наполнила все тело, и ночной лес раскрывался во всем своем великолепии. В синеватом сумраке можно было утонуть, словно в глубоком омуте – и Мара с головой ныряла в этот омут. Ночью все цвета становились гуще, сочнее, ночью все обретало иные очертания и совершенно странные свойства: ветви превращались в тонкие руки, цветы – в упавшие на землю звезды, камни – в силуэты затаившихся неведомых чудищ. А из-под влажных корней, просыпаясь, появлялись крохотные клубочки света, оберегающие темный лес. Ведьма с самого детства любила убегать следом за болотными искрами далеко в чащобы, и сейчас они радостно льнули к ее рукам, поднимаясь из густой травы навстречу давней приятельнице. Если бы у них были имена – она могла бы назвать каждого, самого древнего и только рожденного.

Мара шла следом за веселой сворой болотных огоньков. Те доверчиво подлетали к ней, путались в волосах, садились на плечи. Некоторые из них взвивались высоко вверх и терялись среди звездных искр, другие растворялись в сумраке, а затем вновь возникали из ниоткуда. Отовсюду доносился шепот, слышный лишь ведьме. Женщина слушала голоса диких духов, чьи глаза мерцали в темноте, за густой завесой листвы. Они наблюдали за ней, глядя сквозь ее кожу. В самую ее суть. Тихое постукивание, перешептывания, странный шелест и эти взгляды были вечными спутниками Мары во время ее ночных прогулок. Чем ближе женщина подходила к болотам, тем ощутимее было присутствие чего-то бестелесного, но живого. Древнего. Сильного.

На восточных болотах всегда царил туман. Густая дымка поднималась от темной воды и заросших болотными травами кочек. В туманах резвились огоньки – их эфемерный свет преломлялся, мерцая всеми оттенками синего, голубого, серебряного и бледно-золотого. Они таяли в седых витках призрачной дымки, оставляя после себя едва заметное свечение. Ведьма каждый раз заворожено следила за их колдовским танцем и наслаждалась царящей здесь атмосферой. Она привычно присела на поваленный ствол, поросший мхом. Сквозь гнилую древесину кое-где уже пробивались острые нити травы, нежные звездочки белозоров и тонкие стебли болотных фиалок. Ведьма прикрыла глаза, позволив себе стать частью тумана, почувствовать каждый листок, каждое бьющееся сердце, каждую ветвь. Она была всем лесом.

Женщина вышла из оцепенения, когда туман опустился ниже к земле и стал прозрачней. Стало быть, до рассвета осталось не более двух часов… Мара вгляделась в темноту за узором ветвей и листьев. Человек, если бы ему вздумалось гулять на болотах в этот час, смог увидеть бы лишь перекрестья веток… а если и увидел что-то еще, принял бы все за игру теней и тумана. Мара же смотрела прямо в глаза одному из здешних духов. Люди звали их болотной нечистью, хоть и считали, что живут они лишь в легендах…