Дикая Бара - Страница 4
Пражская тетка болела уже много лет. С той поры как у нее умер муж, она все время писала родственникам, что живет только на лекарствах и, если бы врач так хорошо не знал ее организм, она давно бы уже лежала в сырой земле. Но Элшка неожиданно написала, что у тети другой врач и он рекомендовал ей ежедневно купаться в холодной воде, много ходить, хорошо питаться, сказав, что тогда она сразу же выздоровеет. Тетя послушалась его и теперь здорова, как рысь.
— Гм, такие значит новости... Ну, коль так, стало быть Элшка тут же может уезжать домой.
Все вышло так, как хотела Пепинка. В тот же день конюху пришлось выкатить из сарая коляску и отвезти ее к колеснику, а панна Пепинка, решив ехать за Элшкой сама, вынесла из чулана шляпу, чтобы посмотреть, в каком она состоянии. Да, у панны Пепинки была шляпа, десять лет назад она получила ее в подарок от тети, когда была в Праге. В деревне Пепинку в шляпе никто не видел, но когда она выезжала с братом на храмовый праздник[7] в город, что был неподалеку, помолиться в соборе, то надевала ее, а уж в Прагу должна была взять, чтобы, как она говорила, платком не срамить тетку.
На следующий день коляска была отремонтирована, на третий день Пепинка распорядилась, чтобы ее смазали, подковали коней; на четвертый день, расставаясь с хозяйством, послала за Барой и просила ту присматривать за всем в ее отсутствие; ранним утром на пятый день в коляску погрузили корм для лошадей, еду для кучера и немного для панны Пепинки, корзину яиц, горшок масла и тому подобное в подарок тете, картонку с шляпой, узел с одеждой. Наконец, после долгого прощания, последних распоряжений, помолясь, скрылась в коляске и панна Пепинка, кучер хлестнул лошадей, и они тронулись с богом в путь. Всяк, завидев этот древний экипаж, подобный котлу с крыльями, подвешенному меж четырех колес, еще издали снимал перед ним шапку, хотя панну Пепинку, укутанную в несколько платков, в глубокой коляске, среди разной утвари, в сене, высившемся над нею, не было видно. Но коляску эту крестьяне знали, ее знали еще их отцы, сказывали, что она Жижку[8] помнит.
Никто так не жаждал приезда Элшки, как Бара, никто не думал о ней с такой нежностью, никто не говорил про нее больше, чем она. Когда ей не с кем было поделиться, она обращалась к Лишаю, обещала ему, что как только Элшка вернется, ему опять будет очень хорошо жить, спрашивала, не соскучился ли он тоже. Панна Пепинка и пан священник знали, как Бара любит Элшку, и относились к девушке доброжелательно. Однажды панна Пепинка немного расхворалась, и Бара, ухаживая за больной, была так услужлива, что та, убедившись в верности и добросердечии девушки, стала приглашать ее себе в помощь по дому, когда оказывалось много работы, и в конце концов настолько прониклась к ней доверием, что вручила ей ключи от кладовки, а это у панны Пепинки было высшим знаком расположения. Вот почему, уезжая, она поручила ей присматривать за домом, чем были удивлены все соседки, а жену служки Бара стала раздражать еще больше. Тут же опять пошли разговоры: «Смотрите-ка, таким, как она, сам черт помогает! Как угнездилась в доме священника!»
Они имели в виду Бару. Не прошло предубеждение против бедной девушки. Она же вовсе не задумывалась, любят ли ее или нет, не навязывалась к сверстникам ни на игры, ни на танцы, работала, заботилась о своем старом отце, а дом священника был ее Прагой.
Были в деревне люди, которые говорили и другое: «Нужно отдать ей должное — в ловкости и силе мало равных ей среди парней, а среди девок и вовсе нет. Кто из них сможет играючи нести такие полные ведра? А кто умеет так ухаживать за скотиной, как она? Конь и бык, корова и овца — все ее слушаются, со всеми она справляется. Такая девка в хозяйстве дар божий!» Но попробуй кто-нибудь из парней сказать: «Я бы женился на ней», как мамаши тут же бы закричали: «Нет, нет, сынок, эту в нашу семью не приводи, кто знает, что из этого выйдет, она ведь дикая».
Поэтому ухаживать за Барой всерьез никто не решался, а в шутку — боялся. Бара не позволяла ни командовать собою, ни убаюкивать красивыми словами. Больше всех ненавидела ее жена церковного служки, хотя Бара никогда в жизни ни в чем не перешла ей дорогу, даже наоборот, делала доброе дело, спасая Йозефека от мести мальчишек. Каждый из них, получив в костеле подзатыльник от служки, обязательно хотел вернуть его Йозефеку.
Но жена служки злилась на сына за то, что он мямля, позволяет девчонке заступаться за себя да еще и обожает ее. Злилась, что Бара ходит в дом священника и ее там любят. Она наверняка вытурила бы оттуда Бару, если бы панна Пепинка не была панной Пепинкой, но та никому не позволяла вмешиваться в свои дела, тем более жене служки.
Однажды та с женой учителя насплетничали про панну Пепинку, с тех пор между ними и Пепинкой кошка пробежала, хотя раньше они жили душа в душу.
Много раз панна Пепинка выговаривала пану Влчеку:
— Не надо совать свой длинный нос, куда не просят, — при этом имела в виду его жену. Но в доме священника Влчек всегда держался ягненком, а настоящим волком бывал только у себя дома.
Прошло четыре дня, как Пепинка уехала, Бара не могла дождаться, когда же они наконец вернутся.
— Господи, далеко ли до этой Праги, ваше преподобие? — спросила Бара пана священника, когда, выспавшись после обеда, он был, как обычно, в прекрасном расположении духа.
— Наберись терпения, девочка, не могут они так быстро быть тут. Двадцать миль[9] немалое расстояние. Три дня нужно, чтобы добраться туда, два дня Пепинка пробудет там и три дня на обратный путь — вот и посчитай.
Бара стала считать дни, на четвертый в доме начались приготовления к встрече, и она уже теперь считала часы. Солнце уже садилось, когда в десятый раз она выбежала взглянуть, не едут ли. Отец велел ей собираться домой. И тут наконец вдали показалась коляска.
— Едут! — громко крикнула Бара на весь дом. Пан священник вышел за ворота, служка последовал за ним. Бара с радостью бросилась бы навстречу, но постеснялась и засуетилась, а когда коляска приблизилась к самому дому, на нее напал страх, сердце сильно забилось, перехватило горло, девушку бросало то в жар, то в холод.
Коляска остановилась у ворот. Сначала из нее вывалилась панна Пепинка, а за нею выпрыгнула стройная розовощекая девушка, от которой и пан священник, и служка, и молодежь глаз не могли оторвать. Если бы она не бросилась священнику на шею и не назвала его дядюшкой, никто бы не поверил, что это Элшка.
Бара не спускала с нее глаз. Элшка, выскользнув из объятий дядюшки, подошла к Баре, схватила обе руки и, глядя снизу вверх прямо в глаза, сказала своим ласковым голосом:
— Бара!.. Бара, я по тебе скучала! Как ты тут жила? Лишай еще жив? Бара так разрыдалась, что даже слова в ответ сказать не могла. И лишь немного погодя произнесла со вздохом:
— Ну, наконец-то вы уже здесь, милая Элшка! Пан священник повторил вслед за Барой:
— Ну, наконец-то вы уже здесь. Мы без вас соскучились.
— Меня там хотели оставить еще на день, — говорила панна Пепинка, подавая пану священнику, Баре и служанке разные вещи из коляски, — но я беспокоилась о вас, мой брат, как-то вы тут один. Да и корма лошадям не хватило бы, — добавила она.
Коляску опять закатили в сарай отдыхать, панна Пепинка спрятала шляпу в том же виде, в каком ее взяла, сложила в кладовку все, что привезла, и раздала подарки. Баре достались великолепные ленты для юбки и для волос, а Элшка подарила ей бусы.
Элшка привезла с собой красивые платья, но покорила всех не ими, а тем, что вернулась из Праги, не утратив чистоту своего доброго сердца. Она осталась прежней.
— Ах, Бара, как ты выросла! — первое чему Элшка удивилась, как только ей удалось подругу хорошенько рассмотреть. Бара оказалась на целую голову выше Элшки.
— А вы, Элшка, все такая же добрая, как и были, только стали еще красивее. Не будь это грехом, я бы сказала, что вы похожи на деву Марию в нашем алтаре!