Диалоги снаружи и внутри - Страница 3

Изменить размер шрифта:

Одиссей

день болтается на привязи

мой и раб и господин

я без умысла и примеси

одиночества один

что мне делать с обалделою

от безделья тетивой

проступившей нитью белою

на судьбе моей кривой

паруса давно распроданы

льдом подернуто весло

день без имени без родины

ах куда нас занесло

крики чаек одичалые

спохватившейся тоски

да в туманах за причалами

безутешные гудки

Пограничная зона

Ты опять позвонишь и, судьбой наполняя слова,

будешь долго молчать, но и я не начну молиться.

И опять в проводах будет страхи баюкать молва

и пунктирной строкой выпадать на пустые страницы.

Столько лет не у дел, выдыхая тоску и хандру,

я ползу вдоль стены миражом золоченого рая,

иногда просыпаясь, чтоб водки хватить поутру

и вчитаться в сюжет нереально родимого края.

А проценты растут, и условия ныне жестче.

У Харона в гостях изобилье кровавой икры.

И когда позвонишь, я из жижи привстану, Отче,

и спасибо скажу за бессчетные эти дары.

«В яме оркестру (теперь это видно) дана…»

в яме оркестру (теперь это видно) дана

мука ключа откровение нотной тетради

выпита жизнь и, похоже, до самого дна

всех этих «ля» и гармонии выдоха ради

кто там во фраке размашисто чертит круги

руки ломая, пытаясь за воздух держаться

в яме оркестру (теперь это видно) шаги —

каждый из тьмы, не должны на игре отражаться

выпали ноты убогой несушке в подол

что с ними делать она не признает и спьяну

ах, дирижер режиссер волонтер валидол

из перехода в метро – погребальную яму

Ностальгия

кажется мне вот немного еще поживу

все переменится, мир станет ярче теплее

белая лошадь под окнами щиплет траву

бродит старик по оставленной богом аллее

тянутся к солнцу скупые следы как мосты

в соде зрачков отражается то, что за взглядом

белая лошадь не прячет своей наготы

и поделом что никто не присутствует рядом

кто-то пророчит искусство мертво впереди

снег за окном и исчезли русалки с фасада

только старик продолжает беззвучно идти

по золотой чешуе монастырского сада

Чайный блюз

Сашеньке

мы сегодня одни тает август варенье горчит

и в подвале у нас поселилась домашняя кошка

J. J. Cale концерт как из прошлого тихо звучит

и по кругу почти ходит старая чайная ложка

терпкий чай ароматом снимает усталость в строке

и блаженствует дух в очищающей неге купаясь

и серебряный бог в окольцованной тайно руке

оживает на миг верхних нот осторожно касаясь

Придорожный миндаль

Пока не зацвел – неприметен миндаль. До поры

и мы для кого-то – подобия черной дыры.

Икона над словом. Дотянешься – мир и покой.

И хочется верить. И страшно от мысли такой.

Но, кажется, канет к закату идущий закат.

Живые снежинки – летим сквозь судьбу наугад.

И солнечным светом ажурная пенится шаль.

И сердце поет. И цветет придорожный миндаль.

«я вижу холм, где память обо мне…»

я вижу холм, где память обо мне

еще не оцифрована в огне

коллекционном

где упав на спину

катает глину личный скарабей

Miles Davis нам играет на трубе

воздушную сшивая паутину

и памятью расплавленный закат

стекает на бумажный циферблат

на свежий холм

и дальше на равнину

куда еще не долетел песок

и жжет трава, сканируя висок

и солнца луч срезает пуповину

Мою колыбель раскачивал ветер

Инесса Ганкина. Беларусь, г. Минск

Ганкина Инесса Ароновна – родилась и всю жизнь прожила в Минске, окончила физико-математический класс, технологический институт по специальности автоматизация, успешно работала системным программистом всю эпоху застоя. Первые тексты появились еще в школе, но прекрасно осознавала внутреннее несовпадение себя с коммунистической идеологией, поэтому писала «в стол».

С начала перестройки «вышла из подполья», подборки выходят в периодических изданиях Республики Беларусь и США. Автор двух поэтических сборников, член Союза белорусских писателей.

В 90-е годы получила образование психолога и культуролога, с удовольствием работаю в гимназии, преподаю гуманитарные предметы.

Очень важная часть моей жизни – путешествия, музеи, театры и другие яркие впечатления. Часто тексты появляются как эмоциональный отклик на встречу с «другими»: страной, человеком, историей, артефактом культуры.

«Винный запах падающих яблок…»

Винный запах падающих яблок,

холм в овраг ныряет торопливо,

хоть спешить нам вовсе не престало,

лопается кожица у сливы.

Как душа таинственна у плода —

косточка или податливая мякоть,

говорят, ленивая свобода

бесконечна, а плакучей ивы

ветви гладят душу или тело,

все равно – смеяться или плакать.

И полны последнего предела

крест и полумесяц, торопливо

убегает пыльная дорога.

Милость выколачивать у Бога —

ах, убогость мелочной науки —

заслужить прощенье у разлуки.

Косточка царапается, в душу

шрамом, зарастающим наружу.

«Не нарушу, не обезоружу», —

бормочу, а голос тише, тише,

а душа, как косточка у вишни,

измельчала, слишком измельчала.

Хорошо, начнем игру сначала.

Винный запах падающих яблок…

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com