Дезоляция (СИ) - Страница 12

— То же, что и вам.

Девочка в гневе стукнула по голове оболочки. Слегка. Ладонью. Слабость или воля сдержала её? Неясно.

— Ну Мила!

Истерика была предупреждена братом.

— Машка, не ори, — махнул рукой, морщась. — А то опять Нудой станешь.

Ответом стало бурчание. За ним последовало смирение.

— Ладно. Тогда так — скажи, что будет лучше смотреться?

На чучело было нанесено улыбчивое выражение в детском стиле. Всё простыми чертами. Отличались только ширина и длина линий. Самый распространенный вариант. Простой и аутентичный.

— Зная, что такое масленница — всё хорошо так, как оно есть. Я изначально подбирала модель чучела с учётом праздника.

Это явно не было то, чего так желала услышать Мария.

— Ну Ци-и, ну постарайся хоть чуть-чуть, — прозвучала досада. Которая быстро исчезла. — Вот, давай я покажу как и ты повторишь, ладно?

— Если вы хотите.

— Тогда гляди. Видишь улыбку? — палец указкой направился на кривую красную линию. — Добавим ей ещё одну чёрточку. Чтобы она выглядела как английская "Ди".

Миниатюрный дрон-вертолёт подлетел к лицу и сделал сказанное. Лицо чучела приобрело более шутливое выражение. Оно будто смеялось.

— Так быстро, — удивление Марии.

— Я не могу позволить нам задержаться здесь слишком надолго. В этом причина использования дронов. И, следовательно, быстроты.

— Ты прям как бяка чёрствая, — хмыкнув, девочка сложила руки на груди.

Лучше не развивать тему.

— Вы желаете поменять что-то ещё?

— Нет, Ция, теперь твоя очередь.

— Как скажете.

Действуя по подобию Марии, Дезоляция отдала дронам приказ добавить несколько линий глазам. Сверху — брови, снизу — складки кожи. Лицо стало просто радостным. Гостеприимным.

— Вот видишь! Можешь ведь. Сразу лучшк стало!

"Торжество" обрадовало девочку. Не стоит раскрывать ей суть. Не сейчас.

— А теперь давай сама что-нибудь придумай.

— Я могу предложить вам создать эффект кисти. Или же добавить больше деталей. Например, отметить щёки красными кругами вместо палочек.

— Давай попробуем щёки.

Скоро по бокам от рта появился румянец. А Мария всё продолжала запрашивать возможности изменения лица чучела. Всё сводилось к трём факторам: детали, форма, цвет. Неудачные изменения отменялись. Удачные оставались. Одно было неизменным — всякий раз сама Мария выбирала, как поступить и что хорошо. То ли не понимая, то ли увлёкшись. Это неважно. Главное, сестра не расстраивалась. Брат же хмурился. Догадывался о чём-то. Вероятно. Его глаза всякий раз обращались на оболочку, когда из динамиков доносился голос Дезоляции. И на Марию, когда её губы преобразовывали дыхание в слова. Он нашёл что-то примечательное в беседе, но сам об этом не говорил. Не мог выбрать слова?

Так или иначе, преображение чучела было окончено. Рисунок лица остался минималистичным, но стал богаче деталями. Из черточек вырос нос с ноздрями, румянец на щеках приобрёл градиент, в глазах выделились зрачки. Справа от рта родинка.

— А ты всё-таки красиво можешь, — к девочке вернулась тихая весёлость. — И сама.

— Без вас этого бы не получилось.

— И без тебя — тоже.

Юрий привстал. Он осознал происходящее? Может быть. Мальчик так и не высказал того, о чём думал. Вместо этого он посмотрел на оболочку. Вопросительно. Затем его брови сомкнулись

— Ция, давай теперь платье по-твоему сделаем?

Мария не замечала ничего вокруг.

— Я была бы рада, однако нам следует продолжить путь. Совсем скоро солнце зайдёт за горизонт.

— Точно, до темноты же… — печальность. Вздох. — Ну, тогда пошли.

— Пора бы, — согласился мальчик. Поехали, а то… я тут усну с вами.

Любопытно. Юрий неудачно попытался скрыть что-то. Но сестра не заметила. Не слушала?

Гидравлика вновь подняла нижнюю конечность, но её звук внезапно заглушил голос девочки:

— И, Ция… Возьми меня опять на руки.

— Как скажете.

Девочка повисла меж верхних конечностей оболочки с широкой улыбкой на лице. Она тихо подпевала композиции Дезоляции, что не останавливалась ни на секунду. Пока брат лежал на Соломинке. И смотрел на неё.

Дети не обронили больше ни слова…

…В течение двенадцати секунд и пятидесяти семи милисекунд. Новый рекорд.

Заходящее солнце глядело на только-только проснувшуюся жизнь. Темнело, а на земле не было и крупицы сна: люди, выросшие из-под земли, что подснежники, неустанно сновали туда-сюда, поглощённые своими странными делами. И хорошо было бы понаблюдать за ними ещё немного, узнать, чем они занимаются по ночам, но никак. Время зовёт на другой край земли, пустынный и жестокий.

Людям же часы были не указ. Они не собирались спать, боролись с усталостью. Кто проигрывал эту битву, обращался к пробудившимся роботам. Механический бармен без устали выкачивал запасы кофейного порошка и разливал безвкусный, но всё же бодрящий напиток. Кому-то больше нравился чай, и тогда робот растворял в кипятке другой порошок, посветлее. Впрочем, вкус не сильно отличался. Бармен уже не мог его поменять — у всего остального вышел срок годности. Даже у сухого молока.

Нисколько не расстроенный скудным ассортиментом, высокий, уже в возрасте мужчина попивал из объёмной кружки свою порцию. Он был гладко выбрит, с почётной сединой в зачёсанных бурых волосах и с обвисшим вечно хмурым лицом, которое следило за строками на экране уличного терминала. Позади, схватившись за старое шерстяное пальто, стояла взволнованная мать.

— Борис Николаевич, ну сколько ещё?

Она держала себя в руках, но волнение подбивало то и дело оглядываться, поджимать губы.

— ИИ посчитала что-то около пяти-десяти минут, — басовито констатировал Борис. — Детки твои изрядно её задерживают. Небось измучали… — посмеивание, кряхтение, — похлеще того робо-кота. Живой он там, Люда?

Мать посмотрела на него сердито, но только ахнула, будто нерадивый муж выкинул очередную глупость. Что было недалеко от правды — «глупость» выкинул зять.

— Нашёл ты о ком беспокоиться, — шептала Людмила, качая головой. — Дети с военным роботом играются, какой уж кот? Ну скажи мне, какой?

— Робо-кот…

Глоток. Немое порицание застыло на лице Людмилы.

— Самый обычный, да. А за Дезоляцию я ручаюсь. Умная она. Твоего муженька не угробила, и с детьми управится. Он что малый, что взрослый тот ещё умник был. Да…

Скупая улыбка украсила Бориса. Противовесом ей стала разозлившаяся Людмила, что уперла руки в пояс. Но сколь бы не старалась напустить грозности, она больше походила на печальную кошку с мольбой в глазах. Настойчивой, но робкой.

— Кто ж о своём сыне-то так говорит, Борис?

— Я.

Всплеск руками, поворот — встревоженная мать пошла прочь, к лавке, где люди разбирали свой кофе. Цепочке рабочих роботов пришлось остановиться, чтобы пропустить Людмилу. А та и не заметила, как притянула к себе десятки ничего не выражающих взглядов.

Включение роботов стало большой неожиданностью, впрочем, как и то, что городские терминалы оказались в рабочем состоянии. Ещё и инфраструктура целая. Судя по всему, когти врага не добрались не то что до артерий города — даже не поцарапали. И люди, ничем не сдерживаемые, начали осваивать брошенные дома, нисколько не уступающие по комфорту убежищу. Электричество есть, вода тоже. Холодная, но есть. Потому начавший было разворачиваться лагерь быстро свернули. Штаб разместили в школе, оказавшейся близко к главному входу в убежище. Её было видно и оттуда, где стоял Борис. Он развернулся.

Большая, квадратная, с внутренним двором и собственным стадионом. Хорошее место для детей. Лучше ужимистого отсека убежища. И краше. Хорошо…

Вдруг включились уличные фонари. Не все, конечно, но и тех, что не подвели, хватало с запасом. Теперь можно было не бояться споткнуться о случайного робо-инспектора в темноте. Один вон, как раз мимо проезжает. Асфальт проверяет. Попискивает.