Дежавю с того света - Страница 15

– Тридцать тысяч рэ – такова тебе цена, недорого, надо сказать. Твоя подстилка нацепила парик, думала, я слепая, тупая и не узнаю ее на снимках. Сдала она тебя почти даром. Пока ты с ней…

Тоня употребила совершенно непристойное словцо, которое не всякий мужик произнесет, только маргинального склада. Евгений Богданович, не выносивший помоечные выражения, невольно дернулся и сделал замечание жене:

– Не матерись, ты все-таки женщина.

– …тебя фотографировал кто-то третий! – несло ее без остановки. – А устроила фотосессию твоя подстилка. За тобой подсматривали!

– Ну и пусть завидуют.

– Значит, для меня у тебя простатит, импотенция и гангрена обоих яиц, а для сучек – комплект в норме! Дерьмо ты, Женя. Дерьмо, сволочь и неблагодарная свинья! Ты же ничто и никто без меня.

Ему бы упасть на колени и молить о прощении, ведь отнекиваться глупо, когда на полу лежит безобразие, но сегодня в нем возобладал дух противоречия. Этот мятежный дух жаждал вылезти из-под Тонькиной пяты как никогда ранее, и его ответный выпад не отличался миролюбием:

– А ты разденься и посмотри на себя в зеркало, потом честно скажи: захочешь ты то, что увидишь?

Оскорбления Тоня не снесла, с ревом подскочила… Как летела в него хрустальная пепельница, он не заметил, но понял по замаху: в него что-то кинули. Увернуться не успел, в лоб врезался увесистый предмет и едва не снес голову с плеч. Беспутный муж покачнулся, механически схватившись за лоб обеими руками, на пол грохнулась массивная пепельница, разлетевшись на мелкие осколки. То, что из глаз летели искры, – мелочь, как и адская боль, но когда Евгений Богданович увидел залитые кровью ладони, тут уж заорал, будто раненый зверь, впрочем, так оно и было:

– Психопатка! Ты могла меня убить!

– И убью! – цедила рогатая жена. – Убью, если ты…

Вот: «если ты!..» То есть она все-таки давала ему шанс, но он не в том состоянии был, чтобы поклясться, мол, больше не буду лобызать голых баб и трахаться с ними, перебил жену, выкрикнув в запале:

– Да я вообще могу уйти!

– Уйдешь, уйдешь, – желчно пообещала Антонина, не испугавшись крови мужа. – Вперед ногами уйдешь! Можешь катиться, мне ты не нужен. Но! Сначала перепиши все предприятия на моего старшего сына. – Старший у нее от первого брака, второй ребенок совместный, ему нет и шестнадцати. – Сначала верни мне мое, тогда и катись в одних штанах с подтяжками.

– Твое?! – возмущенно взревел он, зажимая рану платком. – А кто работал, поставил дело? Я, а не ты…

– Без меня тебя забили бы те же менты. Я обеспечивала тебе «крышу», деньги на бизнес тоже дала я, так что заткнись. Твоя потаскуха поплатится, когда выясню, кто она, а я это выясню. Боком ей выйдут мои кровные тридцать штук и порнография. Спи, где хочешь, а в моей спальне чтобы духу твоего не было.

Забрав бутылку с рюмкой, Антонина унесла свое растерзанное самолюбие на кухню, перекрыв мужу доступ к холодильнику, значит, он останется без ужина, так как туда по доброй воле не войдет. Евгений Богданович кинулся к зеркалу в прихожей, осмотрел кровоточащую рану и ужаснулся. Будто умелая рука рассекла лоб сбоку саблей, задев и бровь! Пластырь бы… Но домашняя аптечка тоже на кухне, Тонька не зря туда ушла, тем самым отрезала путь и к медицинской помощи. И этому палачу отряда каракатиц он отдал лучшие годы жизни!

В ванной промыл рану, продезинфицировал по краям туалетной водой за неимением йода, подпрыгивал и поскуливал, когда щипало. Приложив чистое полотенце к виску, он вернулся в гостиную и поскользнулся на фотографиях. В сердцах он пинал их ногой, с остервенением цедя сквозь стиснутые зубы:

– Дрянь! Дрянь! Дрянь!..

Он позвонил, София схватила трубку.

– Ага, не спишь, – рассмеялся Артем.

– Как дежурство? – поинтересовалась она, иначе минут десять они будут молчать, ведь по телефону мало чего скажешь. Но когда они вместе…

– Полный застой, – ответил он со стоном. – Скукотища… Заезжал Валентин, следак из прокуратуры, потрепались. Вовчик ему на прощание пожелал покоя и безмятежности, а он замахал руками: «Хочешь, чтобы я без работы остался? Пожелай лучше парочку трупов, а то меня и вас сократят скоро».

София заливисто рассмеялась. Если бы было не смешно, все равно рассмеялась бы, потому что влюблена по уши, счастлива до неприличия… Правда, счастье не совсем полное, тем не менее!

– Я чего звоню… – замялся Артем, но человек он решительный, сразу выпалил: – Давай заканчивать с благотворительностью, я хочу возвращаться домой и видеть тебя каждый день. Мне надоело нянчиться с Ликой, а с тобой видеться урывками.

Наконец-то! А ей как надоело!

– Это предложение? – якобы не поняла София.

– А то!

– Почему по телефону?

– Ну, отказ по трубе легче переносится.

– Не дождешься отказа… Извини, я перезвоню.

Черт возьми, Борька! В самый замечательный миг! Просунул голову в собственный кабинет, который оккупировала она, и подозрительно уставился на жену. Пока еще жену, но уже только по документам.

– Кто звонил? – разъедало его любопытство.

Пасет! Значит, интуиция и у него трудится. Но зачем спрашивать, если можно услышать ложь? София привыкла ему лгать, поэтому, не моргнув глазом, выдала:

– По работе. Завтра с утра на телевидение.

– Почему ночью звонят?

– Потому что в основном ночью совершаются преступления, – рассвирепела София, – а у нас дежурят. Не мешай, я еще поспать должна.

Терпит. И терпением своим раздражает. А суть в том, что она его разлюбила, о Борьке вообще речи не идет. Не может человек, пылая нежным чувством к себе, единственному, любить еще кого-то, но сейчас его жалкая рожица вызывала сострадание – более семи лет просто так не выкинешь. София положила ладони на стол, оттопырила локти в стороны, словно собралась встать, но осталась сидеть, давая себе установку вслух:

– Так, надо сосредоточиться… К черту Борьку, он меня не пожалел бы и не жалел. Артему позвоню позже, когда мой крест уснет, а сейчас…

За столом Марго заметила новые лица, значит, эти господа прибыли недавно. На носу лето, все готовятся покинуть город или уже покинули – кто на воды отправился, кто за границу, кто в поместье, а умалишенные едут в заведомую духоту и скуку, когда жизнь здесь замрет до осени. Ум Марго не мог находиться в спячке, в связи с этим она взяла привычку наблюдать, особенно за незнакомыми людьми, составлять о них мнение задолго до того, как познакомится с ними. Кое-кто заслуживал особого внимания своеобразностью, но Медьери сидел далеко (во главе стола), так что удовлетворить ее любопытство было некому. А уйти, не удовлетворив его сегодня же, было не в характере Марго.

Гости после ужина занялись игрой в карты, разговорами и танцами, хотя не ради одной забавы по вечерам делают визиты. В непринужденной обстановке легко завязать знакомства, пофлиртовать, договориться о сделках или же разбавить скуку, на которую щедра провинция. Марго подплыла к Медьери, не укажешь же прямо пальцем, дескать, кто это такие, откуда они и зачем здесь? Следует постепенно подвести к ним, а повод завязать беседу нашелся.

– Вчера maman мучила нас Бетховеном, а ваша Урсула чудо как хорошо играет. Нет, моя оценка слишком скромна, она превосходно играет!

– Я знаю еще одну женщину, которая превосходно музицирует, – проворковал Медьери, глядя на нее с нежностью.

– Кого? Я, кажется, всех слушала, не нахожу, что кто-то превзошел Урсулу.

– Вы. Ваша манера исполнения, пожалуй, затмит мою сестру.

От комплиментов ее голова не кружилась никогда, напротив, Марго надула губы и с упреком сказала:

– Когда меня необоснованно хвалят, я начинаю подозревать, что на одного друга стало меньше.

– Неужели вы обо мне…

Взаимные любезности Марго тоже не выносила, лучше это прекратить сразу, что она и сделала:

– Нет, нет, нет! Я о вас дурно никогда не думала, покончим с этим. Вижу, у вас много новых лиц…