Девятый чин - Страница 2

– Но здесь иное. – Брусникин допил кофе из крышки термоса. – Да и в сущности – ну что может противопоставить какой-то ангел, пусть даже хранитель и, честно скажем, бесплотный дух, вполне осязаемым инструментам насилия в минуту роковую?

– Балбес ты, Никита, – присоединился к компании оператор. – Хоть и бестолочь, но тупица. Они на дальних подступах действуют.

Наблюдая, как на площадке выставляется свет, Буслаев краем уха прислушивался к резонерству актера.

– Это как вас понимать, Матвей Николаевич? – Никита протянул Буслаеву термос.

– Возьмем конкретный случай. – Оператор наполнил эмалированную кружку с олимпийской символикой, сопровождавшую его во всех съемочных экспедициях с тысяча девятьсот восьмидесятого года.

– Взяли, – не стал возражать Брусникин.

– Пожилой, но сильно пьяный халтурщик, возвращаясь с корпоративной вечеринки до хаты, упал в открытый колодец городской канализации, где запросто мог свернуть себе шею, так?

– Спорный вопрос, – выразил Брусникин протест. – Шея у него, как у буйвола. И мягкое место, как облако в штанах.

– Но теоретически?

– Теоретически мог. – Никите было любопытно, куда клонит мудрый оператор.

Мешков отложил газету:

– Со мной тоже аналогичный конфуз произошел.

– То есть. – Буслаев, как, впрочем, и Никита, сделал вид, что не расслышал Колиной реплики. – Рухни он туда чуть раньше или чуть позже, угодил бы не на плечи слесаря, а на самое распоследнее дно. Точнее, на чугунные трубы, верно? Из чего следует…

– Я тоже на слесаря упал! – перебил его возбужденно Мешков. – Представляете? Довелось мне как-то играть на банкирском празднике жизни…

Далее собеседникам пришлось по двадцатому, наверное, разу выслушать надоевшую всем историю.

– Считаю, они нарочно крышку сняли, – подвел итоги пасынок фортуны. – Подготовились. Кто-то им стукнул, что я с шабашки возвращаюсь.

– Точно, – поддержал его Никита. – И пионерам кто-то стукнул, что ты – заснувший на скамейке Санта-Клаус, когда они с тебя часы «Полет» и бороду сняли. А посох между ног стоймя поставили. И резиновый шарик натянули на рукоятку.

– Самый большой водопад, – из своего угла подал голос Фридман, заполнявший кроссворд на канистре с поддельной кровью.

– Мешков над унитазом после елки, – подсказал Никита.

– А теперь, Коля, сосредоточься, – наконец продолжил свою мысль оператор. – Когда тебя на машине везли, ничего по пути не случилось?

– Чего? – Мешков подозрительно скосился на Матвея Николаевича.

– Ну, мало ли. Может, вы в пробке застряли. Гаишник, может, тормознул за превышение. Напрягись.

– Считаешь, гаишник тоже из ихней шайки? – Мешков задумался. – Вряд ли. Хотя сейчас форму приобрести – раз плюнуть. Да вон хоть у Фридмана.

– Анхель! – громко возликовал образованный директор. – Самый большой водопад! «Ангел» в переводе с испанской речи!

– Ни хрена! – Мешков неожиданно повеселел. – Мы с мигалкой ехали!

– Ну вот, – легко согласился оператор. – А если б вы ехали без мигалки, то приехали бы на пять минут позже, и слесарь бы…

– Точно! – Коля шлепнул себя ладонью по лбу. – И откуда ты все, Буслаич, знаешь?! Без мигалки мы ехали. С мигалкой мы ехали, когда я Хлеб в «Синей птице» играл на даче у премьера. А в этот раз мы задержались у памятника Тельману. «Абсолют» перекипел. Мочевой пузырь у меня, сам знаешь… Хотя новый уролог какие-то импортные пилюли выписал.

Он взялся обшаривать карманы в поисках, видимо, рецепта.

– Что за бредовый разговор?! – возмутился Никита. – При чем тут уролог с мигалкой, вашу мать?!

– Да при том, – серьезно ответил Буслаев, – что если б Коле не приспичило, то слесарь бы еще внизу гайки закручивал, и лежать бы Мешкову на дне колодца с разбитым о какой-нибудь вентиль темечком, понял?

– Что я понял?! – заволновался, вскакивая, Брусникин. – Что вообще из этой ахинеи можно понять?!

– Они на опережении работают. – Матвей Николаевич залпом осушил кружку с остывшим кофе. – Они прямо сейчас что-то такое делают, чтобы мы с тобой завтра на собственные похороны не попали. Вот так, пацан.

Оператор рассеянно погладил едва заметный шрам на лбу.

– Дерьмо! – фыркнул Никита.

– Все на исходную! – Кулагин, дочитав переписанный эпизод, похлопал сценариста по плечу. – Вот это – саспенс! Фридман! Сгоняй за аспирином в аптеку! Только растворимый бери!

– Почему я?! – обиделся директор. – У нас ассистент режиссера есть! Сумарокова!

Но Сумароковой в павильоне как раз и не было. Маша Сумарокова звонила жене Брусникина, Людмиле, предупредить, что восходящая звезда экрана задерживается на съемках. Людмиле Сумарокова звонила часто, и на то имелись у нее свои исключительно женские причины.

Актерская профессия всегда предполагает не только способность перевоплощаться в кого бы то ни было, но и целый ряд иных исключительных навыков в виде глаголов с неударными окончаниями второго лица, неопределенное наклонение которых – глаголов, а не навыков – затверживалось еще в школе на манер детской считалочки: «гнать, держать, дышать, зависеть, слышать, видеть и обидеть, а еще терпеть, вертеть, ненавидеть и смотреть».

Первый глагол обязателен, и вовсе не в смысле термина, применяемого на скачках. «Гнать» – это не значит нестись галопом, рысью или карьером, хотя собственно в карьере сам глагол зачастую играет заметную роль. «Гнать» в актерской среде понятие куда более распространенное. Во-первых, имеется в виду обязательный дар импровизации. Забыл текст автора – «гонишь» свой. Главное, не тормози, выдавая лихорадочное копошение в мозгу за какую-то классическую паузу. Не поймут и не поверят. Во-вторых, глагол сохраняет и чисто жаргонное толкование: врать самым беспардонным, но убедительным образом, мотивируя свое отсутствие на репетиции или же опоздание на спектакль любыми причинами вплоть до стихийных бедствий и глобальных катастроф.

Не «гнать» в этом смысле актер не может, ибо само его благосостояние зависит от разбросанных по всему городу кастингов, проб, съемок, подсъемок и озвучек, поспеть на каковые он просто обязан даже в ущерб высокому служению.

Второй и третий глаголы – «держать» и «дышать» – имеют чисто прикладной характер. Как правило, они требуют тех или иных прямых, а то и косвенных дополнений: «держать удачу за хвост», «дышать конкуренту в затылок». Реже всего – «держать слово». Например, в такой архаической трактовке: «Держал я, брат, слово перед коллегами относительно распределения доходов и ролей. Мне его дали, и я – держал как последний мудозвон. Лучше бы не держал».

Важность в актерской профессии следующих шести глаголов слишком очевидна и комментариев не требует. Но два последних – атрибутивные. Большинство с ними живут и умирают. Труднее всего даже не научиться, нет, а привыкнуть – «ненавидеть» и «смотреть».

Смотреть на успехи своих товарищей по ремеслу, не более одаренных, но более удачливых, и ненавидеть их за это – вот самый тяжкий крест лицедея, от коего был счастливо избавлен молодой и «подающий большие надежды» артист театра «Квадрат» Никита Брусникин. На то существовало три довольно веских причины: внешность, «шестое чувство» и законная супруга во втором браке Людмила.

Сначала о внешности. Брусникин был строен, широкоплеч, имел сильный подбородок и правильной формы нос. Здесь можно сразу перейти к «шестому чувству», а именно – к чувству конъюнктуры. Этот правильный во всех отношениях нос помогал Никите за версту учуять самые выгодные гешефты. Тонкость брусникинского обоняния подтверждалась трехкомнатной квартирой в престижном районе Крылатское, подержанным, но вполне пристойным «Фольксвагеном» и приличными сбережениями про черный день. Хозяйственный Никита, конечно, предполагал наступление такого дня, но предположение это было, скорее, умозрительного характера. А пока даже ночи Брусникина были светлы и радужны, как полотна Фрагонара.

Снимаясь, репетируя, рекламируя и раздавая интервью многочисленным средствам информации ради достижения высшей цели, имя которой «популярность», Никита боролся за нее не менее успешно, чем тяжеловес-профессионал Майк Тайсон на международном ринге. Посильное содействие в этой схватке без твердых правил Брусникину оказывала жена Людмила, работавшая парикмахером в модном салоне на Зубовской площади.