Девятая Парковая Авеню (СИ) - Страница 9

«Я всё понял. И ошибку, с которой ты нависал, и всё остальное тоже. Прости, Ангел. Прости за всё то плохое и несносное, что я тебе делал. Похоже, пришло время расплачиваться за нашу шизофрению. То есть за мою чрезмерную свободу и непокорность. Прости. Ведь я больше не принадлежу тебе. И, что гораздо хуже, я не принадлежу себе».

Ни тебе, ни мне. А кому же? Ответ на этот вопрос я знаю. Знаю великолепно. И безжалостно гоню от себя прочь. Не желаю, не желаю, не желаю знать! НЕТ. Как же это возможно? Когда я успел так сильно привязаться к золотоволосому любителю какао? Ведь никаких объективных причин не было. Мы не перемолвились ни единым сколько-нибудь значимым словом. Наоборот… Сплошные подколы, грубости и полушутливые издевательства.

«А ещё его худосочная рука в твоих волосах. И голос, смирно произносивший «прости». Запамятовал?»

Нет, ничего не забыл. Но этого что, оказалось достаточно?

Разумеется нет — это я и сам понял. Если бы у него было только это, то точно не хватило бы, чтоб завязать меня узлом. А что тогда ещё? А, инфарктный?

«Тебе охота копаться в причинах? Ты педофил. Продолжать?»

Да, продолжать. И шутки у тебя дурацкие.

«Ладно. Глаза… глаза Кирсти. Только не совсем глаза твоего финна. Это были всё-таки ЕГО, больше ни на что не похожие глаза. Но что-то невыразимо прекрасное и притягательное таилось не в одних лишь глазах. Ты неравнодушен к блондинам, верно? А у него шикарные золотые волосы. Пребывают в разительном несходстве с волосами Максимилиана. Может, это от матери? И что насчёт…»

Я резко распахнул собственные глаза, прижатые к побелевшим рукам. Максимилиан! Вот где разгадка. В зелени глаз Кси крылось наследство, маленькое зернышко того безумия, которое жило и сгорало в неистовых чёрных глазах его отца. Его папочки, который ухитрился пробудить во мне животную чувственность. Обнажил яростно рвущееся на волю желание… я не подозревал, что оно найдётся у меня… И выбил из всегда молчаливого рта стоны и крики страсти. Дьявол бы меня побрал, да неужели?.. Я хочу его из-за Макса? Подспудно жду продолжения той сладкой ночки, но уже не прерываемой ничьим выстрелом?

«Думай что хочешь. Я собрал вещи и ушёл к Кси. И вместе со мной ты тоже свалил. Понятно? Ты принадлежишь ему. Прости, конечно… Ангел, я не хотел. И не предполагал, что всё так обернётся. Он чудо как хорош собой. Плоть от плоти Максимилиана. Просто сама нежность, утончённость и крепкие не по возрасту ругательства».

Неправда. Ты паясничаешь, прикрывая цинизмом растущее чувство. Это… не могу я этого допустить. Миокард, что ты натворил?

«Всё — правда. Я утонул в его пьяных глазах. В двух сумасшедших озёрах абсента… и мне нужен там собутыльник. Ты не отвертишься и не отсидишься. Это чувство, заполонившее меня, алкоголикам не снилось. Требуешь от меня серьёзности? Ладно. Это — воплощенное безумие с заранее обеспеченным провалом. Высшая точка самоотречения, на которую способны разум и сердце вместе. Ты и я, впервые, как единое целое. Ты… нет, мы. Мы, которые «я». Мы влюбились по уши. Посуда вымыта, пол подметён, чемодан в прихожей. Могу идти?»

Да вали уже. А мне куда спрятаться? Куда сбежать от всего этого? Ведь он, миленький лапочка, ненавидит меня не просто смертельно. А как-то по-особенному страшно. Если помнит меня, конечно. Я разрушил его жизнь на этом этапе. И я же… я посмел приклеиться к нему сердцем. Я знаю, нечего и стараться — в голове это не уложится ещё долго, слишком долго.

«Не надо изводить себя так. Мозг, вспомни. Тебе тоже сломали жизнь. Причём гораздо раньше, чем ему. И так же, как и он, ты ни в чём не был виноват. Сначала был он, вломившийся в ваш дом, неизвестный подонок. Непритворный педофил, в отличие от тебя. Зарезал родителей, зарезал в тебе ребёнка…»

Нет, это не оправдание. Я не должен уподобляться зверью, надругавшемуся надо мной. Дьявол… я ведь просто выполнял свою работу! Шеппард велел: «Убей». И, как всегда, я пошёл и убил. И это не моя боль. Моя боль осталась в прошлом. Я бросил её в той тёмной ночи, когда, изнемогая от боли, выполз из своей комнаты и увидел в конце коридора окровавленные тела Дайаны и Сэмюэла Инститорисов. Язык не поворачивается назвать их мамой и папой. Иначе слёзы потекут с новой силой.

Как же я умудрился сквозь толщу стольких чёрных лет пронести свою неиспорченность? Остаться ранимым, стыдливым, чувствительным. Как я всё ещё могу плакать? Как смею… Не иначе, миокард, я действительно должен простить тебе все глупости и промахи. Вот хотя бы во имя первозданности собственной души, которую ты сберёг для нас обоих. Ты чудом бываешь… но иногда! Не всё время. И вообще, не слушай меня, я не хвалил тебя.

Ладно, жизнь на проваленном задании ещё не закончилась. И после обеда я обязан прийти в штаб-квартиру к Шепу. Выслушать все его замечания по делу, имевшему место в доме №3 по Девятой Парковой авеню… Проклятье. Как я не хочу к нему идти. Если его всевидящие серые глаза хоть на мгновение заподозрят даже самый слабый намёк на те чувства, что меня сейчас обуревают, то безжалостно пролезет в самое нутро. Вытряхнет всю правду. И тогда мне не жить. Он любит меня, но один чёрт знает, что он скажет на всё, что откроет. Ничего хорошего, это уж точно…

Хочу или не хочу, а собираться надо. С большой-пребольшой неохотой выпускаю из рук блейзер, брызгаю слезами на пол своей спальни, одеваюсь во все чёрное (сегодня у нас траур, миокард, а Шеппард пусть поломает голову), прикрепляю к штанам цепи и выхожу из дома.

Жалко, что моя прекрасная машина не чёрного цвета. Или хотя бы тёмно-фиолетового. Сейчас её краснота раздражает мои глаза и напоминает о реках крови.

*

— Что-то ты неважно выглядишь, — небрежным тоном бросил Шеп, разглядывая тонкие чёрные круги у меня под глазами, — не иначе плохо спал перед заданием. И тебя сильно утомили. Что-то пошло не так?

— Всё так, — безразлично ответил я, беря у него из лапищи стакан виски со льдом. — Я просто… я действительно устал. Пришлось ублажать слишком много народу. Ты что-то ещё хотел мне сказать?

— Да, в общем-то. Ты знал, что у него есть сын?

— В Интернете об этом ничего не написано, да и ты не удосужился просветить, — я пожал плечами с как можно более равнодушным видом. Я врал, в заметках Макса сын был! Но не названный по имени. Но голос, спасибо настороженным нервам, вроде бы меня не выдал. — А что, его сосунок имеет какое-то отношение к делу?

— Да нет, — Шеппард, которого до этого момента как будто что-то тревожило, расслабился. — Его этой ночью, как выяснилось, даже дома не было. Утром привёз какой-то приятель с вечеринки. Он до того упился, его сынок, что был без сознания. И ранение в ключицу успел получить. Перевязку ему сделали хреновую, но домашний врач всё перебинтовал. А ещё, когда очнулся, малец ничего понять не мог. Как в амнезии. Ну и вот… подхожу ближе к теме. Моё начальство решило через сыночка добить Максимилиана и в аду.

— Каким образом? — я закурил с откровенно скучающим видом, хотя сердце забилось так, что чуть не сломало мне позвоночник.

— Никто, кроме таких, как мы и наши оппоненты в правительстве, не знает, какой важной персоной был Максимилиан Санктери. Широкая общественность вообще даже имени его никогда не слышала. Потому сегодняшнее исчезновение Санктери-младшего прошло без сучка и задоринки, абсолютно незамеченным — наша корпорация в этом участия как бы не принимала. Не хотелось ни мешать, ни помогать.

— О чём ты? — кажется, моя затяжка была слишком быстрой и нервозной.

— Правительственные агенты забрали Ксавьера на базу. Ту, где ты провёл двенадцать лет. Заступиться за него уже некому. А на его смазливую мордашку давно уже облизывался начальник твоего бывшего департамента. Бэзил Варман, помнишь его? Ты и не мог забыть. Максу уже много раз предлагали добровольно принести сына в жертву национальной безопасности. Он всё никак не желал… по-моему, по вполне понятным причинам. И огромная власть, которую он держал в своих руках, позволяла ему это. А потому его лучший, как он считал, друг — всё тот же начальник твоего оставшегося в прошлом департамента — очень хитро и расчётливо прибегнул к помощи нашей конторы, чтобы убрать единственное препятствие на пути Ксавьера в его постель. Убрать так, что и комар носа не подточит. Никто, абсолютно никто, кроме сторон, ещё только позавчера подписывавших злополучный контракт, не знал об этой договорённости. И всё… теперь уже всё. Наш заказчик Варман, сам, своими руками (об этом пункта в договоре не было) получил долгожданную добычу. Теперь он будет таким же учителем для Кси, каким был для тебя. А зная, каким монстром был Макс, я боюсь, что Ксавьер станет нашим врагом номер один… ну, со временем, после того, как его сломают, а затем — обучат. Мне мнится, что это случится очень скоро. И что вы на своих заданиях столкнётесь лицом к лицу. Всё, я предупредил. А теперь хотел бы поздравить тебя — ты блестяще справился со сложнейшей зачисткой. Гонорар будет соответствующим.