Девятая Парковая Авеню (СИ) - Страница 66

— Я не дьявол. Я демон, высший демон, из рода Владыки, — он крепко прижался ко мне всем телом и принялся сосать и вылизывать мои соски с таким увлечением и серьёзностью, словно я был его клиентом и ему полагалось отработать полную ночь. Я коротко вздохнул, достигнув, кажется, предела своего возбуждения и любопытства. — Демон-темптер.

— И как же тебя зовут?

— Асмодей II Александр Мортеаль.

— А покороче никак нельзя?

— Моди.

— Моди… — я бессознательно смаковал имя, растёкшееся во рту на манер тающего мороженого, и довольно смутно ощущал, что мы отрываемся от постели, переворачиваясь в воздухе и…

— Мы в столице Верхнего Ада. В Чёрном Дворце, в моих апартаментах… парим над моим гигантским ложем утех, — Асмодей погладил мои бёдра, неуверенно сжатые по бокам его талии, и с улыбкой склонился над моим лицом. — Кому-то рассказать — не поверят ведь… Не так ли?

В ответ я только вскрикнул, напряжённо свешивая голову вниз, к полу (и его, и мои волосы вопреки силе тяготения распластались в одной плоскости на манер змей Медузы Горгоны), и слегка задохнулся от боли. От неприятного изумления. Зачем… такое насилие? Такое проникновение. Он вошёл в меня без подготовки и предупреждения и сделал это грубо, властно и… Господи! Против воли я широко распахнул глаза, давясь в новом, мгновенно задушенном вскрике:

— Твой член!.. Он так холоден. Почему… — с трудом вырвавшийся шёпот поплыл по видимому и осязаемому воздуху, и свои собственные слова я уже забывал, отдаваясь во власть странных ощущений, граничивших со смертью, потому что этим твёрдым воздухом дышать было нельзя. И я судорожно тянулся к демону, в дыхании которого билась жизнь, и хоть эта проклятая Богом жизнь высасывала из меня душу, я всё равно ею дышал, с восторгом, отчаянием и рвущимися из груди стонами ненормального удовольствия. Ненормального, потому что его было мало — крохотный островок сладости в отравленном Тьмой море насилия. Я топился в нём, я тоже был отравлен… раздавлен и скручен болью. О небо, почему ты позволило всё это?! Мне так больно!.. Больно, но невозможно отказаться от этой боли, не вывернуться, не сбежать… Он во мне, проник в самую глубину тела, пролез в самую душу… в алтарь моего сердца… и хозяйничает там. Не знаю как… Сердце окутано мраком, скрылось за плотной завесой… онемело и больше не бьётся. А тело дрожит, бессильное что-либо сделать, безвольно повисшее в руках высшей тёмной силы, и я просто со стороны смотрю за тем, как неистово он рвёт и сжигает мои белоснежные крылья. И мой флаг, красный в белых полосах. Демон злого чёрного искушения. Демон-темптер. Я уже умер в твоих руках? Я не дышу слишком долго для простого человека, продавшего душу. Не свою. — Почему ты мучаешь меня?

— Потому что… — стеклянная тишина, ударившаяся об его печальную улыбку и разбившаяся на острые осколки, каждый из которых вонзился мне в сердце, — …ты приказал. Своим желанием.

Внезапно иллюзия смерти растаяла, воздух стал вполне обыкновенным, пригодным для дыхания. И я зашёлся криками чистейшего сексуального насилия под давлением его члена, превратившегося изо льда в огонь и мгновенно набравшего температуру расплавленного куска металла. Демон весь… превратился в огонь. А меня обратил в тихо стонущее облако пепла. Сердце, освобождённое и оттаявшее, от бешеного темпа готово каждую секунду разорваться в груди, а тело сгорает и исчезает под пухлыми кроваво-красными губами, выжигающими на коже явственные следы адской страсти их обладателя и заставляющие меня кричать за гранью слышимости, на уровне ультразвука или ещё дальше… Это продолжалось недолго. Просто не могло длиться долго. От резкого скачка температуры тела во мне мог просто-напросто свернуться белок. Да, разогретый сумасшедшим наслаждением от его идеальных, выверенных порочным мастерством и временем движений, я уже страдал от головокружения, мокрый, сладкий и почти удовлетворённый, надежно сжатый и перехваченный его стальными объятьями. Боль сожглась вслед за телом, осталось… да ничего у меня не осталось. Но, отняв боль, тело он всё-таки вернул мне… вместе с кривой извиняющейся улыбкой. Какого демона мы всё ещё трахаемся?! Ты оттягиваешь конец, замедляясь, кладя руки мне на спину… пропарываешь ногтями кровавые дорожки, вскрываешь мне орущую, мокрую от пота кожу… чтоб кровь, защищаясь, устремилась туда, не добралась до нужного места ниже… и не взорвалась раньше времени. А теперь что? Ощущение безопасности и комфорта. Не покидает меня даже сейчас, когда ты повернул нас вниз головой, бережно опуская обратно на постель, выгнул меня, устремляясь обратно к моей груди. Ты будто извиняешься… Гнусно и нарочито сладенько вылизываешь по очереди каждый сосок, отвлекаешь… чтобы твой член как можно незаметнее закончил своё грязное дело. Возмутительно приятный и неприятный натиск в мою задницу. Твоя рука спустилась и стиснула мои яички, дернула истомленный пенис, властно и жестко. Будто делая контрольный выстрел. А-а-а-ах… я приоткрыл рот, не справившись с собой и этим новым злом. Ни один человек не смог бы сделать со мной то, что сотворил всего за несколько минут этот странный демон с разными миндалевидными глазами. В них сейчас явственно засветилась любовь. Страстное, умоляющее, зовущее выражение. И неожиданная гордость. Такая, как будто он мой… отец?!

Я больше не смог. Это последнее признание лишило меня остатков сил на сопротивление. Я коротко дёрнулся, вжимаясь в подставленную ладонь. Я кончил раньше него…

…чтобы затем, не переводя дыхания, задохнуться в одном-единственном всхлипе. Скажи, что ты соврал. Твой взгляд… соврал!!! Умоляю, скажи. Скажи, что мне показалось!

*

— Да, тебе показалось. Что скажешь теперь? — Моди сунул мне в зубы «Мальборо» и поправил подушку под головой.

— Что ты, наверное, врёшь. Но я никогда не смогу это проверить. Отец… — он не вздрогнул, и я разочарованно кольнул его в грудь его же собственным длинным ногтём на указательном пальце. — Как приятно, насытив свою бренную плоть, курить в постели любимые сигареты, лежать на твоей груди, немножко ненавидеть тебя и себя… и не думать о том, что будет потом, — ответив, я глубоко затянулся и выдал ему свою единственную настоящую невинную улыбку — ту, которая появляется сама собой, когда мне действительно хорошо. А мне хорошо… несмотря ни на что. — Устроит такой ответ?

— Ты ещё совсем малыш, — Моди вздохнул и принялся гладить и расправлять мои волосы. — Как же не хочется отпускать тебя обратно на Землю…

— А чего тебе хочется?

— Чтобы ты покинул мир людей и навсегда остался со мной. Ты один раз уже чуть было не пришёл ко мне — в больнице, когда накладывал на себя руки. Я жалел, что тебя прервали, и одновременно радовался, что спас тебя Ксавьер. Разрываться между твоим горем здесь и горем там было невыносимо. Мне чуть башню не снесло, выражаясь цитатами производства твоего миокарда. И сейчас я внутренне умираю. Потому что попробовал тебя и узнал то, что делало из всех твоих любовников инъекционных наркоманов. Быть с тобой вместе… то есть принимать дозу. Погружаться в болезненную эйфорию. А потом — неминуемая ломка. У меня она уже наступила. Ведь я должен опять лишиться. Должен оставить тебя. Выбора у меня, как всегда, нет, — он закрыл глаза.

— Послушай, — я тронул его выгнутую шею, — тебе необязательно смотреть на всё вот так. Разве демону трудно находиться рядом со мной всегда? Ну… незримо, ты же можешь! И забрать душу моего первенца? А после смерти я приду к тебе… только к тебе, никаких накладок с раем, обещаю. Я нагрешу достаточно и воссоединюсь с тобой и с сыном.

— Я не смогу ничего сделать. Душа твоего ребёнка по контракту принадлежит Владыке.

— Тогда перепиши контракт. Или стань этим Владыкой сам.

— Что?! — он подскочил на постели и глянул на меня воспламенившимися глазами. Жуткая чертовщина в них читалась… страх измены, картины причитающегося наказания, вечные муки в позоре и презрении. Я был устрашён, но не подал виду и пожал плечами.

— Скажешь, что это невозможно, да? Свергнуть вашего Владыку. Перехитрить его, обмануть… Не более невозможно, чем мужчине забеременеть. Если ты сделаешь это, Моди… мы, все трое… станем твоей наградой, ведь так? Будем принадлежать тебе в вечности, твои любимые игрушки, лакомые кусочки. Но если не сделаешь, то разлучишь меня с сыном навсегда. Хочешь ли ты этого? Ты ведь меня очень любишь, не так ли? Выдержишь ли ты мою скорбь по утрате? Мои муки, сравнимые с адскими? Отец? Отец…