Девятая Парковая Авеню (СИ) - Страница 13

— Прости, — я отвёл глаза, не оправившись после его первого робкого поцелуя. В благодарность за спасение? Или я совсем ничего не понимаю? — Мне кажется, все разговоры можно пока отложить. Сейчас нам позарез необходимо выбираться отсюда.

— Я знаю, — он судорожно сделал выдох и зажмурился. Господи, если у него повреждены легкие или другие внутренние органы… — Не бойся, — добавил он, прочитав тревожную мысль, бившуюся в моём новом взгляде. — Я пока не могу ходить, но я ещё живой. Всё будет в порядке. В квалифицированной медицинской помощи я не нуждаюсь. То есть… я не хочу, чтоб меня видели врачи. Понимаешь? Никто… Ты и сам справишься.

Понимаю. Доверие в его последней фразе заставило задуматься о последствиях приема «скупого Морфея». Неужели таблетка подействовала так хорошо? Он правда меня не помнит?

— Не надо дышать с таким облегчением, — в его голосе зазвенел металл. Пока ещё слабо, но… — Скоро ты ответишь мне на пару вопросов. А пока я забуду о кое-каких твоих преступлениях. И десяток раз успею переменить о тебе мнение.

Я чуть не поперхнулся. Насколько же я устал, если совсем не слежу за выражением своих глаз? В них что, сейчас с лёгкостью можно прочитать всё что угодно?!

— Ты сейчас как на ладони, — лёгкая улыбка тронула его запёкшиеся в крови губы. — Но всё так запутанно… килограмм мыслей-эмоций в секунду. И все разные, все очень яркие. Такого я ещё не видел. Я пока не знаю, что и думать о тебе. И прежде чем мы начнём спасаться, ответь на один вопрос. Только на один.

— Какой?

— Что это за человек, столь любимый тобой, которого я тебе назойливо напоминаю? Его образ каждый раз встает в твоей голове и не даёт тебе меня убить, заставляя наоборот… влезать в неприятности и вытаскивать меня из разных передряг.

Вот чёрт. Такой обширной проницательности я не ожидал даже после того, как понял, что он читает мои мысли. Но бллин… бллин, бллин… Я же не могу признаться!

— И не пробуй увильнуть от ответа, — его улыбка стала заметней. — Иначе я никуда с тобой не пойду.

— Ты его не знаешь. Судя по тому, какую дрянную музыку ты любишь, ты вряд ли о нём слышал даже краем уха.

— Допустим. Как его зовут?

— Кирсти Лайт, — всё, имя вырвалось. И как у меня язык смог повернуться…

— Знаменитость? — убийственно-прекрасные глаза прищурились.

— Да. Европейская знаменитость.

— Из Северной Европы, — раненые губки Кси сжались, но зелёные омуты глаз смеялись теперь надо мной в открытую. — Не так ли?

— И всё-то ты помнишь…

— Не ворчи. Встать можешь?

— Да, как ни странно, — я поднялся на дрожащие ноги. Они отказывались слушаться ещё пару секунд, потом примирились. Я с облегчением походил туда-сюда, ощущая, что нестерпимая боль в заднице нехотя притупляется. Да, Бэзил раскромсал мне внутренности своим тупым ржавым гвоздём, но что с того… Главное, не кривиться слишком часто и не показывать, что меня к такому насилию долго и планомерно приучали. Я остановился над телом Ксавьера, подавил вздох боли и присел на корточки. — Можно приступать к операции по твоему спасению?

— Валяй, — он повернулся на бок. — Только сначала оденься.

*

Моя рана практически перестала кровоточить. Хотелось вскрикнуть, когда продевал ноги в штанины, но долгий испытующий взгляд малыша удержал. Я железный, я должен быть железным… ради него. Кажется, моё тело под давлением произошедшего вспомнило давно забытую функцию — умение быстро восстанавливаться. Неделя, от силы две… и я снова смогу сидеть на попе ровно.

Полчаса продержал Кси под прохладным душем, осторожно поворачивая с боку на бок. Пытался водить мочалкой по его телу как можно бережнее и всё равно шипел и ненавидел себя, когда он дёргался и стонал «убери, больно…» Оставил его лежать ничком на толстом полотенце, прокрался в казарменную спальню поискать какую-нибудь одежду. Нашёл рубашку и джинсы. Те самые, в которые одел его утром. Вчерашним утром, потому что уже давно за полночь… чёрт, это было только утром?! А такое ощущение, будто миллион лет прошло. И во мне столько всего переменилось за какие-то несчастные сутки…

— О чём ты задумался? — его тонюсенькие руки крепко обвивают мою шею, голова покоится на плече. Я несу его наружу. Золотые волосы, поддразнивая, щекочут мою растревоженную кожу.

— Что, уже не можешь определить сам? — я крепче сжал его заморенное тело. До чего же ты исхудавший и невесомый, любимый мой. Почти прозрачный…

— Нет, не могу. У тебя ширмочки на глазах, — голос настолько серьёзный и тихий, что я невольно приостанавливаюсь и наклоняю голову, вплотную приближая к нему своё лицо.

— Какие ещё ширмочки?! — с беспокойством смотрю в два неподвижных озера горького абсента. Они блестят.

— Синие такие. Синие-синие… — он вздыхает и глядит на меня в упор. — Я никогда не видел такой небесной синевы, как в твоих глазах. Она кажется мне очень глубокой. Такой как…

— Как что?

— Как космос, скрывающийся за озоновым краем неба. Или глубины океана под спокойной синей гладью. Как… ну… нет, не сердись! Я заглянул в лицо ужасу, от которого, думал, поврежусь рассудком. Он сказал, мне не спастись, он… успел много чего наговорить и сделать, чтобы я почувствовал себя поломанной и выброшенной вещью. А ты пришёл и убил его. И теперь я, переживая посттравматический шок, могу нести любую околесицу. Твои глаза — это целая стихия. Еще одна стихия. И сейчас эта стихия скрылась за плотным туманом. А я хочу увидеть опять. Её.

— Её?

— Да, её, — Кси увидел полное непонимание и добавил, — твою душу.

— Какой ты нахальный…

— Уж какой уродился, — розовато-коралловые губы, всего пару минут назад отмытые мной от крови, на мгновение выпятились в шутливом поцелуе. — А куда ты меня несёшь, если не секрет?

— К зданию администрации.

— Зачем?

— Мстить. За тебя и за себя.

*

Всё оказалось проще, чем в кабинетных дискуссиях и масштабных планах на картах. Я приоткрыл входную дверь и бросил в здание несколько бомбочек собственного приготовления. Шеф-повар взрывного искусства из меня вообще неважный, но это блюдо моему бывшему начальству однозначно должно было понравиться. После этого я нашёл на стоянке свой мотоцикл, аккуратно усадил израненного Кси (он почему-то всё время норовил упасть на левый бок), взобрался сам и мы благополучно укатили с базы.

— И сколько часов мы проедем по пустыне прежде, чем закончится бензин или ты уснёшь? — меланхолично спросил Ксавьер, в очередной раз усаженный мной прямо после очередного неудачного крена влево.

— Минут пятнадцать. А там два часа на вертолёте, обратно в Лос-Анджелес.

— Вертолё-ёт?! Где?! — он начал вертеть головой. Тихо пискнул от боли.

— Сиди спокойно… — я произнёс последнюю фразу срывающимся голосом, поскольку зарылся носом в мягчайший шелк его волос и едва не задохнулся до полусмерти. Чёрт меня возьми… как эти кудрявые локоны пахнут! Свежевымытые, ещё влажные, чуть выпрямленные под собственным весом… тонкий, сладкий и пьяный аромат. Перебираю губами отдельные пряди. Целую… и почти физически ощущаю, как едет моя крыша.

Рукой неосознанно прижимаю его к себе за тонкую талию. Чувствую слабое сопротивление, но сразу подавляю его. Я не садист, просто хочу его ближе, как можно ближе… и теперь Кси очень близко. Мечтаю заползти под его (мою) рубашку и ощутить под пальцами горящую после побоев кожу. Нежно убаюкать его боль… снять прикосновениями, немножко жадными… и поцелуями, немножко горькими. От ненависти, к его (и моим) мучителям. Знаю, сделай я это — ему стало бы легче. Но я лишь крепче сжимаю зубы и чуточку ослабляю объятье. Ксавьер отвечает мне тихим вздохом, который унёс бешеный ветер (мотоцикл едет на скорости под 130 миль/ч), и откидывает голову мне на плечо. Прижавшись щекой к его белоснежному лбу, любуюсь огромными глазами, сейчас весьма напоминающими чёрные изумруды. Замираю от удовольствия. Как жаль, что кратер уже виден, через полторы минуты я вернусь к своему вертолёту и эта идиллия закончится.